Моё наслаждение

      Настоящее наслаждение я почувствовал на пятый раз.       Четвёртый секс у нас получился немного спонтанным – в Главных сенях прямо на диване. После целого дня, проведённого на великах, мы смотрели очередную серию "Сорвиголовы", лениво обнимались, и всё как-то само собой из простых ласк перетекло в прелюдию, а там стало уже не до походов в спальню. Слава богу ещё, что презик со смазкой оказались под рукой. И Влад впервые решился взять меня со спины, но скорее потому, что диван уж больно был неудобный для других поз, чем из-за собственной прихоти.       Я же тайно радовался, потому что этот любитель всё держать под контролем – в том числе и себя – лишился возможности с внимательностью детектива разглядывать мою малейшую эмоцию и вместо этого занялся настоящим чистым сексом. Конечно, сначала Влад успокаивал меня поцелуями в шею и плечи, но потом вошёл во вкус, искусал мне все мои плечи, схватил за бёдра поудобней и начал конкретно долбить.       Если бы я не кайфовал от самого понимания, что секс со мной способен довести такого мужчину, как Влад, до сорванных предохранителей, то мне, может, и не понравилось бы. Но к счастью, я кайфовал и визжал от этого как сука последняя, а когда Влад смачно шлёпнул мой зад, чуть не кончил, забрызгав диван.       А вот пятый раз... Пятый раз по-настоящему снёс башню именно мне.       Я впервые смог удержать инициативу в своих руках. Мы лежали поздно ночью, сбив одеяло в ноги из-за необычайно тёплой питерской ночи, и просто разговаривали. Ну, эти самые разговоры ни о чём и обо всем на грани полудрёмы, которые в двенадцать ночи кажутся вам обоим крайне важными, но на утро вы даже не можете вспомнить, о чём шла речь.       Мы лежали, повернувшись друг к другу лицами, держались не руками даже, а самыми кончиками пальцев. Я помню, как смеялся над какой-то рассказанной Владом историей из его учёбы в Суворовском училище, смотрел на его лицо, до сих пор казавшееся мне самым красивым на свете, и не мог поверить, что всё это происходит со мной. Обычно люди в такие моменты щипают себя, а мне захотелось проверить реальность немного другим способом.       Влад сначала не понял прикола, когда я прямо на полуслове вдруг подался к нему навстречу и коснулся губами его приоткрытых губ. К его чести, сориентировался он быстро: положил ладонь мне на щёку, захотел было повалить меня на лопатки, но я не дал, опустив обе ладони ему на плечи.       – Позволь мне... – прошептал я и не понимал, чего я боюсь больше: его отказа или согласия.       Я поцеловал его в уголок губ, скулу, подбородок, и Влад согласился. Расслабился телом, окончательно откинувшись на спину. Я сначала задохнулся от открывающихся перспектив, но вовремя понял, что если сейчас ступлю или впаду в ступор, то следующая такая возможность появится у меня ой как не скоро. Поэтому я сразу закинул ногу Владу на бёдра и продолжил целовать лицо и шею. Влад положил мне на бедро руку и оглаживал одним лишь большим пальцем, что однозначно считывалось мной как моральная поддержка. Возможно, он и сам понял, что мне это необходимо: знать, на что я способен.       Руками я оглаживал рельефное тело, широкими движениями задевал грудь и маленькие соски. Толку от их ласки нуль, но просто не хотел обделять вниманием. Когда я перекинулся с поцелуями ниже: к ключицам и покрытой шелковистыми волосками груди, то соски опять не остались обиженными. Рука спустилась по торсу к пупку и блядской дорожке, пальцы задели резинку белья – подразнили, не проникнув под неё.       Я окончательно сел на постели, склонился к Владу для чувственного поцелуя, а сам уже перекидывал ногу через него и упирал ладони по бокам от его головы. Конечно, одним поцелуем мы не ограничились, из-за чего у меня в паху окончательно потяжелело, разум поплыл, отключая стеснение и страх. Осталось лишь желание поклоняться и дарить себя.       Когда мы наконец оторвались друг от друга, я уже без промедления схватился за резинку трусов Влада, после чего расправился и со своими, устроившись меж сильных бёдер.       Я прочертил губами дорожку на груди, лизнул впадину пупка на покрытом кубиками животе, а затем продолжил лёгкими поцелуями спускаться ниже.       – Лёш... – хриплым голосом позвал меня Влад, дёрнувшись.       Но я лишь положил ему руку на напряжённый живот и напомнил:       – Ты разрешил.       Я обхватил пальцами выдающий его со всеми потрохами эрегированный член и сделал пару движений, примеряясь. Не было ни отвращения, ни стыда за то, что я сейчас собирался сделать, поэтому я не видел причин останавливаться. Поцеловал основание ствола, краем сознания не уловив никаких противных запахов, только чистого тела с ноткой мужского геля для душа, которым пользовался Влад. А уж на ощупь член был просто великолепен. Губы и пальцы наслаждались нежной бархатной шкуркой и твёрдостью эрекции – потрясающее сочетание.       На оголившейся головке выступила капля смазки, и я понял, что тянуть больше не стоит. Облизал ствол от основания до уздечки, слизнул солоноватую каплю и погрузил головку в рот.       Влад впервые на моём веку издал что-то, похожее на стон. И это настолько меня воодушевило, что я тут же насадился глубже, сколько хватало места во рту. Порно-то я видел разное, но для горловых подвигов мне ещё было далеко, поэтому я принялся сосать, помогая себе рукой. Хотя пытался – как советовали ни разу не достоверные, но тем не менее изученные источники – собрать побольше слюны, чтобы член легче скользил; втягивать щёки для большего давления; и не забывать про яички. Иногда выпуская член изо рта, я облизывал их и легко засасывал поочерёдно, а заодно и дыхание переводил.       Но одним лишь минетом я ограничиваться не хотел. Да, Влад, судя по издаваемым звукам и рефлекторным движениям таза мне в такт, был в восторге, поэтому надо было ловить момент и седлать моего жеребца, пока тот не опомнился и не подмял под себя.       Я оторвался от него с пошлым чмоком, вытер тыльной стороной руки капельку слюны с его привкусом и сел на бёдра Влада так, чтобы наши стоящие члены соприкоснулись. На тумбе я нашарил смазку и выдавил себе на пальцы. Действовать надо было быстро, потому что едва адекватный Влад вовсю шарил руками по моему телу, так и норовя схватить за пояс покрепче и дёрнуть на себя. Там уже станет неважно, кто сверху, потому что я буду полностью зафиксированным, а двигаться будет Влад. Нет-нет, я хотел всё сам.       Поэтому я сам готовил себя, не пытаясь отыскать удовольствие в этом занятии. Я был достаточно возбуждён, чтобы забить на приятные ощущения во время растяжки. Наоборот, даже в голове что-то прояснилось, ведь я вспомнил про презерватив, прежде чем насадиться на член.       Влад тоже немного успел прийти в себя, пока я возился со своей задницей. И когда я приподнялся над ним, он бережно поддержал меня за ягодицы, разведя половинки в стороны.       Именно тогда я впервые почувствовал это. Настоящее, не придуманное удовольствие от ощущения, что в меня проникает член. Удержать лицо в этот момент у меня не получилось, и Влад имел возможность любоваться моим поплывшим взглядом и приоткрытым в удивлении ртом, а потом слушал стон наслаждения, когда я сделал первое движение вверх и обратно вниз.       Конечно, он помогал мне двигаться. Меня спасала моя хорошая физическая подготовка, а точнее сильные от бега ноги, и с нужного мне ритма я почти не сбивался, но Влад всё равно держал меня за пояс, из-за чего я мог перенести часть веса на него, и можно было немного отпустить себя, сконцентрировавшись на ощущениях твёрдого члена, проезжающегося по простате.       В какой-то момент Влад начал-таки подаваться навстречу, и это для меня стало точкой невозврата – я стонал на каждом его движении тазом, извивался в его руках от прошивающих тело судорог, дрожа бёдрами, и почти не трогал свой член, потому что и так неумолимо приближался к пику. Мы смотрели друг другу в глаза, и мне казалось, что он имеет меня не только телом, но и взглядом.       Я не мог сдержать себя: выгнулся всем телом, откинув голову, и выплеснулся Владу на живот и грудь с протяжным даже уже не стоном, а плачем, потому что всего было так много, что мозг просто не справлялся со шквалом получаемых ощущений. Всё в паху и промежности было как оголённый нерв, и я лишь надеялся, что Влад со мной на одной волне, когда он притянул меня к себе. Он сжал меня в объятиях, развёл мои ноги своими шире и задвигался с бешеной скоростью. Через несколько секунд он засадил мне так глубоко, что у меня искры из глаз посыпались, а уши насладились глухими стонами Влада, с которыми он вздрагивал со мной в руках и у меня в заднице. Мне казалось, что я кончаю второй раз, настолько ярко его оргазм отдавался в каждой клетке моего тела.       Через несколько глубоких вдохов я нашёл в себе силы скатиться с Влада и откинуться на спину, уставившись невидящим взглядом в потолок.       – Прости, я тебя перебил? – вспомнил я, что оборвал его своим поцелуем на полуслове.       – Что? – выдохнул Влад, а потом захохотал так заразительно, что я не мог не засмеяться следом.       Я понял, что не готов даже пальцем шевелить, не то что идти мыться, поэтому подтёрся несколькими влажными салфетками, найденными в тумбочке. Влад был со мной солидарен, тоже ограничился этим минимумом и ласково обнял меня, когда я перелёг к нему на грудь. После крышесносного секса хотелось только ластиться и подставляться под горячие руки Влада, пока не срубит сон.       А Влад как будто читал мои мысли: нежно перебирал мои волосы, гладил по плечу и лопатке, целовал макушку.       – Тебя... – тихонько начал было он, но сделал паузу, собираясь, судя по всему, с духом, после чего продолжил: – Тебя же не напрягает, что ты... принимающий?       Я хмыкнул и залепил без задней мысли:       – Знаешь, у меня в жизни и так достаточно власти.       Рука в волосах застыла, а я в ту же секунду понял, что сморозил, не подумав. Я сел на постели и закрыл себе рот рукой, с ужасом глядя на Влада:       – Прости! Прости, пожалуйста, что я так сказал...       – Ну тихо, тихо, – притянул он меня к себе обратно на грудь, – я не обижаюсь на правду.       – Боже, нет, я вовсе не хотел... – сокрушался я, но меня взяли за подбородок и заткнули поцелуем.       Настоящим, основательным, таким, от которого не осталось подозрений, что Влад на меня хоть каплю обижается. А когда он отстранился, то с выдохом признался:       – Знаешь, иногда меня накрывает. Ну, осознанием того, кто я и с кем я встречаюсь....       – Просто помни, что я человек, – шепнул я зажмурившись и сильнее обнял Влада.       – Конечно, маленький, – чмокнул меня в волосы он, – обещаю, что никогда об этом не забуду.       Конечно, утром неприятного послевкусия от ночного разговора не осталось. Влад не был бы собой, если бы давал повод для беспокойств. Я знал, что он не врёт, когда заботится обо мне. Даже в самом начале нашего общения я не чувствовал, чтобы в его действиях сквозило "регламентом", а сейчас и подавно. В этом был весь Влад.       На пробежке он меня подбадривал и веселил; за завтраком очень неумело скрывал, что радуется за проснувшийся во мне аппетит; в стенах Монплезира показывал настоящие чувства; а за его пределами не давал за них краснеть в обществе многочисленных младших родственников. Мне лишь оставалось надеяться, что я достоин такого подарка судьбы, как Влад.       – Блин, сегодня целый день угрохаем на эти бега, – канючил я, разглядывая смску от мамы.       – Лёш, подскажи, мне как туда надо? В штатском? – хмурился Влад, получивший распоряжение о мероприятии и на свой телефон.       – Конечно в штатском, но обязательно приодеться, – предупредил я его.       – Приодеться? – переспросил Влад.       Я кивнул и опять начал морщиться:       – В костю-у-у-ум, – с тяжелым вздохом протянул я.       – Ну ладно тебе, – попытался подбодрить меня Влад, – всё-таки с родителями время проведешь. Ты же сам вчера бурчал, что соскучился. Да и не может быть на этих бегах так уж уныло. Это же спорт! Азарт, грация, все дела.       – Окей, ты прав, – поднял я руки вверх, сдаваясь под тяжестью аргументов. Тем более, что Влад вообще не мог скрыть своего восторга от намечающейся поездки. – Просто я терпеть не могу все эти выходы в свет, чтоб им пусто было!       Конечно, мне бы хотелось, чтобы папа с мамой приехали в Петергоф, и мы просто провели день на природе без лишних глаз или ушей, и уж тем более без камер. Но, с другой стороны, бега были не худшим вариантом, потому что помимо нас на этом – как всегда – благотворительном мероприятии будет ещё куча каких-нибудь других знаменитостей. Поэтому пусть будут бега.       А потом Влад вышел ко мне в костюме и настроение моё вообще улучшилось. Это что, я на такого красавчика целый день буду любоваться?! Нет, Влад мне, конечно, нравился в любом виде, но сейчас, в этом лаконичном тёмно-синем костюме, белой рубашке с расстёгнутой последней пуговицей и без галстука, он выглядел настоящей моделью с подиума. Так вдохновил меня своим видом, что пришлось бежать в шоурум и искать себе соответствующий наряд.       Виталий Сергеевич был безумно рад меня видеть в своей обители тканей и башмаков, и в этот раз, после того как выслушал запрос, подобрал прямо то что нужно и на мой, главное, вкус. Я красовался перед зеркалом в лёгком песочного цвета костюмчике: брюках с низкой посадкой и узкими штанинами, приталенном пиджаке и белой рубашке в голубую вертикальную полоску под ним.       – Витальсергеич, это то что нужно! Спасибо вам! – поблагодарил я замерщика и побежал к Владу, который уже ждал меня на парковке.       Я ещё больше убедился, что выгляжу как картинка, когда Влад оглядел меня и не смог удержать вздёрнутой в восхищении брови. Меня окатило наконец восторгом от предстоящей поездки: хорошая погода, встреча с родителями, красивые лошади и вкусная еда – на фоне этих плюсов любые другие минусы терялись.       До ипподрома мы домчали буквально за полчаса. Я просматривал на телефоне информацию о мероприятии, чтобы, если что, быть в курсе, но там не было ничего особенного. Кажется, родители просто хотели убить двух зайцев: сходить на бега и провести время со мной, потому как других участников в рассылке я не увидел. Возможно, папа с мамой думали, как и Влад, что на бегах мне понравится.       На парковке Влад без напоминаний вышел из автомобиля первым, оценил обстановку и открыл передо мной дверь. И я хоть и не любил все эти формальности, сейчас, признаться честно, немного кайфанул. От того, как сексуален сосредоточенный Влад, и от того, что от его действий веяло не только формальностью, но и чем-то совершенно точно более личным.       Мама соответствовала собственному имени и сияла ярче всех в толпе других зрителей в шатрах перед входом на трибуны. Отец оторвался от разговора с каким-то очень важно выглядящим дядькой, подал маме руку, и они вместе направились к нам навстречу.       – Привет, сынок, – приобняла меня за плечо мама.       – Мам, пап, привет, – улыбнулся я.       – Ваше Величество, – подал голос Влад, когда родители взглянули на его, – Ваше Высочество.       – Так, Владислав, – поджал губы отец и нервным движением огладил усы, – давайте, вот, без оскорблений.       – Конечно, Николай Петрович, – тут же поправился Влад.       Однако мне почему-то показалось, что отец ещё больше напрягся. И судя по закатанным мамой глазам, показалось не одному мне.       – Боже, Коля, ты невозможен! – фыркнула она и взяла меня под руку, – Алёша, пойдем, на лошадок посмотрим.       – Мам, мне не пять лет, – неуверенно возразил я такому формату общения, но мама уже тянула меня на буксире подальше от наших мужчин.       Мамин СБшник был по званию выше Влада и жестом остановил его, когда тот попытался последовать за нами. Я только с грустным взглядом обернулся на него.       – Мне говорят, ты на курсы кулинарные ходишь, – завела разговор мама.       – Да, шеф очень занимательно ведёт, – подтвердил я и тут же поинтересовался, – и кто же тебе инфу обо мне сливает?       – Да есть источники, – улыбнулась не поворачивая головы мама, – а в целом, как отдыхается? В Оксфорд-то тянет?       – Ой, мам, ну вот что ты начинаешь? У меня всего месяц до учёбы остался, а ты ещё и напоминаешь, – вздохнул я.       – Вы поглядите, какие мы бедные-несчастные, – усмехнулась мама.       Мы действительно пришли в стойла к грациозным лошадям. Не тем, которые сегодня должны были бежать, потому что они уже стояли на позициях, а к тем, которые сюда были привезены для показа и продажи. Если честно, вблизи кони меня немного пугали. Мама никакую животину не боялась, потому что росла с всевозможным скотом на заднем дворе её дома, и уж тем более не боялась лошадей. Она заводила разговор с заводчиками, кормила морковью обнюхивающих её жеребцов с кобылками и гладила их с упоением.       Я же скормил какому-то чёрному коню яблоко чисто за компанию, а потом не знал, обо что бы обслюнявленную ладонь вытереть. Не, я понимаю, кошечки-собачки, но кони же огромные! Один гнедой, вон, стоит глазами своими на меня лупится, к кормлению склоняет. И ведь не откажешь же, а то затопчет, великан злопамятный.       Пришлось взять морковь и подойти к гнедому коню, который задавил меня своим авторитетом, а когда съел морковь, ещё и фыркнул в лицо недовольно, мол, что так долго шёл, двуногий.       – Лёш, иди сюда скорей, – позвала меня мама из другого конца стойла.       Я пошёл на голос и нашёл маму с жеребёнком.       – Смотри, какой хорошенький, – умилялась мама, и я был с ней, к своему удивлению, согласен. Мелкий и правда не пугал меня своими габаритами и вид имел презабавный.       Мама скормила дольку сушёного яблока детёнышу, а тот чуть не бросился её лизать. Она захихикала, пытаясь от любвеобильного жеребёнка ускользнуть, и почесала его, воркуя что-то на мамьем. Я же не смог сдержать улыбки и тоже решил мелкого порадовать. Взял у работника стойла кусок морковки, жеребёнок тут же начал нетерпеливо переступать с, эм, копыта на копыто, когда увидел у меня в руках лакомство. А уж как бережно он эту морковку брал в отличие от своих взрослых сородичей – как будто руку целовал. И правда, хорошенький. Я погладил жеребёнка по бархатной шёрстке на переносице и тот рефлекторно закрыл глаза, дав мне возможность полюбоваться на нереально длинные ресницы.       – Аврора Александровна, сейчас первый забег будет. Пропустите же! – поторопил нас мамин охранник.       – Вова, мне на эти скачки, – отмахнулась мама, но вовремя заметила, как тот нетерпеливо переступает с ноги на ногу, и ухмыльнулась вместе со мной.       Мы переглянулись, поняли, что Вова явно не за наш пропуск переживал, а за свой, но сказать не мог.       – Мы могли бы Влада с собой взять и вернуться, – предложил я, когда мы пошли к трибунам, чтобы подняться в виайпи-ложу.       – Зачем мальчиков дёргать, – примирилась она с участью зрителя, – Владиславу наверняка тоже интересно посмотреть на соревнования. Кстати, у вас всё хорошо?       – М? – не понял я интереса.       Мы сели на наши места, и действительно можно было не переживать за то, что кто-то из охраны или отец подслушают разговор, потому что все буквально прилипли к толстому пуленепробиваемому стеклу.       – Ну, – смутилась мама и прочистила горло, – Вадим мне рассказал, что ты был не в восторге от первого впечатления. А на последнем приёме я заметила, как холоден ты был с Владиславом, вот и спрашиваю.       – Нет, мам, вообще не переживай, – заверил я её, – Влад замечательно справляется со своими обязанностями, а на приёме... Мы просто повздорили до этого утром, и я обиделся. Ну и устроил...       – Ледниковый период, – подсказала мама, – да, это ты умеешь. Но потом-то вы помирились?       – Конечно! Мам, давай соревнование смотреть, – неумело съехал с темы я.       Было довольно интересно. Особенно, когда папа в паузе между забегами показал-таки, за кого нам надо болеть. Каждая лошадь представляла разные благотворительные фонды, и мы, само собой, хотели, чтобы победили наши. Да, отец немного смухлевал, проспонсировав трёх из пятнадцати лошадей. А что? Технически никаких нарушений не было, потому что все три фонда были разными и по разным направлениям.       И папина тактика дала результат. Одна лошадь победила с хорошим отрывом, а главное, с хорошим выигрышем по тотализатору.       – Это, конечно, всё хорошо, но почему нельзя просто жертвовать деньги? – заметил я, когда объявили результаты по последнему забегу.       – А это уже неэффективно, – ответил отец, когда мы шли по коридору из ложи прямо в ресторан при ипподроме. – Сейчас людей по-настоящему можно увлечь только при помощи элемента игры. Геймификация называется. Ну там, "собери крышечки" или "поучаствуй в челлендже", "проголосуй за название новой улицы и получи ачивку".       – Инфантилизм какой-то, – заметил себе под нос я.       – Инфантилизм и есть, – согласился отец, – но это работает со всеми слоями общества, даже с богачами, а значит, ради хорошей цели можно устроить людям праздник. Ну побегали лошадки, косточки поразминали, а мы зато на очередную археологическую экспедицию денег подняли. Стасик в восторге будет!       Кто такой Стасик я не знал, но подозревал, что какой-то археолог из Императорской академии.       – Пап, а почему этим правительство не занимается? – задал я резонный вопрос, – ну в смысле, науку спонсировать.       Папа ухмыльнулся и погладил меня по голове:       – Они, может, и должны, но у них другие задачи обычно превалируют – текущие, срочные, горящие. Насущные, но не менее важные. А все остальные, более деликатные, как-то сами собой перешли под наше крыло. Хорошо ведь получается, ты так не считаешь?       – Что именно? – не совсем уловил я.       – Ну смотри, прямой власти у меня же нет? Нет, – начал рассуждать отец, – но это не мешает мне влиять на развитие моей страны положительно...       – Но дедушка... – возразил было я.       – Ну конечно дедушка, – закатил глаза отец, – Лёш, время у дедушки было другое. Рейтинг семьи поддерживать было не так критично, а сейчас нельзя упускать настроения людей из виду. Так же как и нельзя закрывать глаза на политику – или её отсутствие во многих сферах – Парламента, иначе станет поздно, понимаешь?       – Эм, становиться фактической оппозицией – тоже не вариант, – округлил глаза я.       – Не всё бывает в чёрно-белых тонах, – пожал плечами отец, а у меня аж челюсть вниз поехала. Он заметил это и попытался меня успокоить: – Лёш, вот я, например, искренне верю, что бóльшую часть вопросов в стране нужно решать народным голосованием, правда. Знаешь, почему? Потому что это ставит думских придурков на место. Они внезапно вспоминают, что они просто слуги народа и должны, на минуточку, его волю исполнять, а не гнуть линию своих интересов. Но я им это в открытую сказать не могу – дипломатия, все дела. Однако, никто же не запрещает лично мне, как гражданину свободной демократической страны, высказывать свои взгляды, убеждения и на мнение общественности таким образом влиять?       – Ну... да, – задумчиво согласился я.       – А раз так, то чтобы тебя слушали, нужен что? Авторитет, – терпеливо продолжил объяснять отец, – а чтобы заработать авторитет, надо много-много трудиться на благо общества. У дедушки, если уже мы его вспомнили, вокруг было традиционалистское общество, как ни крути. Людям сказали: Император – надо Императора уважать. А сейчас так не работает. "Император? Да пошёл он в жопу, этот Император!" – вот, что мне порой пишут в реплаях к твитам. И они правы, если быть честным. Надо слово подтверждать делом, и своему статусу в глазах людей соответствовать. И тогда, если для решения какой-то важной общественной проблемы есть два, к примеру, выбора, где один – простой, но ты знаешь, что он заведомо убыточный, а второй – сложный, неочевидный, но точно действенный, то своим авторитетом людей можно убедить принять верное решение. Парламент же всегда будет идти на поводу у сиюминутной выгоды: проверено временем. Слишком много нечистых рук, слишком мало образования, слишком часто хотят якобы угождать только маргинальным слоям общества, наживаясь на них.       Перед нами кто-то открыл дверь в зал ресторана. И я лишь краем глаза заметил светлый интерьер с панорамными окнами, потому что вовсю обдумывал услышанные от папы слова. Мы втроём сели за уже накрытый для нас столик, а охрана заняла другой. Какое-то время мы просто ели, изредка обсуждая принесённые блюда.       – На самом деле, хорошо, что ты завёл обо всём этом разговор, – вернулся к теме отец и переглянулся с мамой, – потому что у нас есть к тебе очень важное дело.       – Кхм, да, – подхватила она, а у меня почему-то пропал аппетит и в животе начал собираться клубок нервов.       – Как ты знаешь, сейчас у Парламента каникулы, но ещё весной они обсуждали один очень важный закон, – пояснил папа.       – Законопроект был составлен либералами, коих в правительстве сейчас лишь половина, и "консервы", – пренебрежительно отозвалась о консерваторах мама, – сделали всё возможное, чтобы за лето о нём все забыли. Но так как ещё весной либералы были настроены серьёзно, они смогли продавить народный референдум на принятие закона. Он состоится в сентябре. Но обсуждения идут уже сейчас! – разволновалась мама. Отец заботливым движением взял её за руку и погладил большим пальцем тыльную сторону ладони.       – Лёш, консерваторы хотят, чтобы закон не приняли, потому что тогда Европа передумает подписывать договор на льготы для торговли с Россией, и эти упыри продолжат держать страну на нефтяной игле – загубят экспорт. Нам нужно, чтобы люди сами решили принять закон, чтобы на мировой арене нас наконец увидели передовой державой с нормальными, современными взглядами на жизнь, – серьёзно сказал отец.       – Что за закон-то? – успел вставить я, пока мама не подхватила.       Родители переглянулись, потупили взгляды, после чего мама улыбнулась тепло, но с тревогой в глазах, и ответила:       – Закон об однополых браках.