Заклятье забвения

Влажный морской ветер ворвался во внутренний двор летней резиденции Блэков и прошелся по плечам высокой черноволосой женщины, укрытым темной шалью из натурального кашемира. Она поежилась и жестом, который переполняла врожденная грация, поправила дорогую ткань, внутри надеясь, что разбушевавшаяся погода утихомирится. Будто бы аккомпанируя сегодняшнему траурному мероприятию, еще вчера ясное погожее небо заволокло угрюмыми тучами, похожими на вымазанную в краске сладкую вату. Эти тучи грозились вот-вот обрушить на землю нешуточный ливень. Несмотря на ветер, было тепло, поэтому по статной и поистине величественной фигуре Друэллы Блэк спадало легкое платье из черного шелка, что держалось на бретелях и как бы невзначай подчеркивало узкую талию. Ее муж, уважаемый человек аристократического общества, в который раз посмотрел на часы и пустил в воздух струю дыма от зажатой между двумя пальцами сигары. Сигнуса Блэка, представительного мужчину сорока с лишним лет, за всю жизнь заставляли ждать только два раза: во время его первой деловой сделки и в родильном отделении клиники Святого Мунго, в котором Друэлла производила на свет его будущее. Этого самого будущего сейчас, на самом-то деле, уже и не было: от него в сердце осталась жить лишь печаль и рана, зияющая, кровоточащая, неизлечимая. Вечная. А что на самом деле эта самая… вечность? Она тянется, будто бы густой мед, и не отпускает до последнего. У нее привкус холодного одиночества и запах потерянности. У нее нет имени. А у сестры было – Андромеда. Для нее время соизволило остановиться. И даже пять месяцев спустя… Маленькая, будто бы недавно оперившийся воробей, девчонка смотрела на внутренний двор дома своей семьи с непониманием загнанного в угол зверька. Ее тощую, будто бы детскую фигурку скрывало до жути неудобное черное платьице, сплошь покрытое замысловатыми узорами, которые были похожи на переплетающихся между собой змей. Точно такие же змеи были собраны из ее пепельно-серых волос, потерявших свой цвет от горя. Они обнимали маленькую головку и небольшими волнами спадали вниз, к хрупкой шее и выступающим ключицам. Фриде Блэк было шестнадцать и, прячась ото всех глаз на балконе своей комнаты, она не знала, как будет жить дальше после того, что случилось этим долгим летом. А может быть, это игра не на шутку расстроенного сознания? Может быть?.. Может быть, стерва-судьба наконец угомонит свой нрав и сложит полномочия? На плече у девчонки сидела карликовая игуана по имени Лета, подарок лучшего друга - Ореста. Ее чешуйки переливались всеми цветами радуги, а сама ящерица довольно урчала после сытного обеда из комаров. Издали Фрида увидела, как на дорогу, ведущую прямиком к дому, въехала огромная черная машина. Друэлла тут же всполошилась, переглянулась с резко выдохнувшим мужем, и, придерживая темную шаль, быстро спустилась по ступеням навстречу прибывшим гостям. Из машины к ней вышла такая же высокая и тонкая девушка, за спиной которой развивались смолисто-чёрные волосы, с двух сторон подобранные изящными заколками. Ее муж - Родольфус Лестрейндж, недавно был обвинён в причастии ко многим преступлениям Пожирателей смерти и теперь скрывался неизвестно где. Розыск Рода сильно ударил по имиджу не только Лестрейнджей, но и Блэков, так что мать и отец теперь всеми силами пытались обелить своё имя. Одной из таких попыток было заявление того, что Андромеда погибла в стычке с пожирателями, защищая какую-то маглу - это было до того абсурдно, что у Фриды случился всплеск стихийной магии, когда она увидела статью в Пророке. Девчонка на балконе вздохнула и отвернулась как раз на том моменте, когда ее семья начала дружно обмениваться любезностями и глупыми сожалениями, не замечая, как начало рокотать небо. Или, может, это сестра пыталась напомнить о своей кончине? Забавно получается. Той ночью она сама могла умереть. Такая тонкая грань… Будто линия наточенного карандаша, проведённая никем другим, кроме как злодейским роком. Но любой человек тянется к жизни. Вот и Фрида тянулась, почти каждый день своего существования сбегая из кошмарных сновидений, в которых мифические чудовища раздирали ее сестру и лучших друзей на куски, а потом принимались за нее саму. За ее чернеющую душонку, в которой, казалось, никогда больше не будет места ни для чего светлого после этого лета: жаркого, невыносимо долгого… Страшного. Спертый воздух с отчетливым запахом моря рассекла блеснувшая, словно острие кинжала, молния. Девчонка невольно поежилась, а потом глубоко вдохнула и устремила взгляд сейчас синих глаз в темное, свинцово-серое небо. По нему неряшливыми клочьями были разбросаны тучи. Блэк все ждала, пока начнется тот самый, нешуточный ливень, который обязательно разрушит планы ее омерзительно-идеальных родителей, но он все никак не наступал, а приближение траурной процессии было практически осязаемым. С балкона второго этажа открывался изумительный вид на огромный сад, по которому лабиринтами переплетались мощеные дорожки. Вдоль них раскидывалось буйство самых разнообразных диковинных растений, среди которых можно было разглядеть резные лавочки, покачивающиеся качели, фонтаны и статуи, изобилие которых, на самом деле, поражало. Дверь еле слышно скрипнула, но девчонка даже не шелохнулась. Лета тут же спрыгнула с ее плеча и юркнула под кровать. Прикрыть глаза. Выдохнуть. Вновь сделать вид, что все нормально. — Я уже спускаюсь. Небо вновь пророкотало свою угрожающую песню. Фрида едва удержалась от того, чтобы поежиться, но вовремя сжала в кулаках край тюля и взяла себя в руки, чтобы ни в коем случае не показать то, что действительно пожирало изнутри. Это самое «то» вшивые аристократы звали эмоциями и искореняли с самых первых лет ребенка на земле. Мол, так правильнее. На самом деле так проще обмануть окружающих и самого себя. — Нет. Ты остаешься дома. Фрида подняла голову. - Мам? Прекрасная женщина сорока с лишним лет стояла на пороге комнаты дочери и ледяным взглядом карих глаз осматривала сложившую обстановку. Ее высокая статная фигура была скрыта платьем ниже колен, что так хорошо сочеталось с матовой кожей и туфлями на высоком каблуке. Ее тронутое несколькими первыми морщинками лицо обрамляли локоны волос, которые витыми змейками укрывали пологие плечи и подчеркивали накрашенные темной тушью глаза. Мать выглядела как модель, прямиком сошедшая с обложки модного журнала, и от нее веяло той самой светской помпезностью, что заставляла людей оглядываться вслед. Но Фрида не любила оглядываться. — Милая, тебе не стоит появляться на похоронах, — одними губами проговорила женщина, стараясь вместить в эти слова как можно больше нежности и сочувствия. Она сделала еще два шага по направлению к дочери, изящно сложив будто бы не живые руки в тугой замок внизу живота. Вот бы можно было исчезнуть. Щелкнуть пальцами и оказаться на самом забытом на свете острове, чтобы ни одна сила не смогла найти и заставить вернуться. Чтобы не слушать мамин голос, который заставляет что-то омерзительное шевелиться внутри и лихорадочно напоминать самому себе кто ты есть на самом деле. Ты не марионетка. — Нет… — Фриде захотелось выпрыгнуть с кресла и вцепиться в эту мраморную статую матери, в которой никогда не было жизни. — Нет, ты не можешь! Она… — девчонка подлетела со своего места, пытаясь оказаться у выхода. — Она была моей сестрой! Андромеда улыбается. В глазах ее разливается густой мед. Фрида стоит чуть поодаль с колдоаппаратом в руках. Тед Саламандер, возлюбленный Меды, одной рукой придерживает ее за талию, а другой подводит к фестралу, которого, впрочем, ни одна из сестер Блэк не видит. Андромеда проводит рукой по воздуху, изящно, как это может только аристократка, и ее рука замирает, видимо нащупав животное. Тед радостно смеется, и в этот момент колдоапарат в руках Фриды щелкает. Счастье проноситься по солнечной поляне. Через несколько дней после этого снимка, после ловушки нунду, Блэк достанет снимок и не поверит своим глазам. Фестрал будет смотреть своими белыми глазами без зрачков прямо на нее, а улыбки Меды и Теда уже не будут такими яркими. Но тогда она видела лишь солнечный день... — …И моей дочерью. Милая, послушай... — взмолилась Друэлла. Цепкие руки женщины, будто бы клешни ее любимых омаров, с удивительно-быстрой реакцией вцепились в предплечье дочери, останавливая. — Да что я тебе сделала?! Больно. Только эта боль уже не похожа на ту, детскую, когда ты упала с лошади и разодрала коленку. Это серьезней. Это уже хронически. Если бы только Фрида могла заметить, как задрожали руки Друэллы, когда дочь сорвалась на озлобленный крик. — Сделала?! — ни один мускул не шевельнулся на лице матери, но Фрида поняла — она вспыхнула, как черкнувшая о терку спичка. — Ты умудрилась вылететь из трех школ. Мы с отцом терпели все это, закрывали глаза, мы заботились о тебе! Но потом ты сорвала помолвку с Блэками. Ты и твоя сестра сбежали на другой конец света чтобы подвергнуть свои жизни опасности. Андромеда, моя любимая Меда, не пережила этих решений! Нормальное общество отворачивается от нас... А что на самом деле это нормальное общество? Кучка снобов, расхваливающих картины великих, и, о увы, неизвестных им авторов? Солнечный луч черкает по гладкой поверхности стола и падает на лицо молодого паренька, который сжимает в одной руке кисть, а в другой небольшой холст, на котором с каждым новым движением появляются очертания причудливой картинки. С граммофона в углу мастерской доносятся приятно-хриплые мотивы джаза, и кажется, что они наполнены очарованием сегодняшнего зимнего утра. Медово-яблочный аромат блуждает по помещению и щекочет фигурку маленькой девчушки, которая небрежно крутится вокруг своей оси, создавая иллюзию танца позади художника. — Фри, я уже жалею, что начал рисовать эти яблоки, — с подтруниванием в голосе заявляет юноша, немного оборачиваясь. Солнечный луч скользит по его не на шутку растрепанным ярко-рыжим волосам, минует картину, которая, на самом деле, заслуживает намного больше внимания, благодаря стараниям мастера и его врожденному таланту. — Не жалуйся, Орест, — Фрида фыркает и ненадолго останавливается, чтобы собрать в пучок непослушные волны волос. — Себя я дам нарисовать только голой и выпившей… — И как я только воспитала такую дочь?.. И как вообще мне удалось родиться? — Ты хоть понимаешь, что натворила? Да, я только что заставила тебя впервые за это лето обратить на меня внимание. Тебя что-то не устраивает? — Нарцисса, я к тебе обращаюсь. Нет. Нет, меня зовут Фрида. — Она была моей сестрой, — громкий шепот или тихий крик. — Ты не можешь меня запереть… — Ты позоришь нашу семью. Взгляд Фриды метнулся в сторону матери. Эта холодная, слишком красивая для сорока лет женщина, похожая на изваяние, никогда не относилась к ней так, как к своим первенцам. — Мне плевать на твою семью, ма, — Фрида просто развела тонкими ручонками. Друэлла вцепилась своим колким взглядом в лицо дочери, будто бы кошка. Ее губы вдруг поплыли от жестокого безжалостного оскала. Она некрасиво обнажила белоснежные зубы. Миссис Блэк покачала головой. — Мы поговорим об этом завтра, Нарцисса. — Я Фрида!. — Нет, ты Нарцисса и будешь Нарциссой, потому что это твое имя с рождения, — вкрадчиво проговорила Афина, вплотную подходя к дочери. — И пока ты живешь в этом доме, ты будешь подчиняться и вести себя, как подобает! — Я не твоя вещь, и не собираюсь слушать женщину, для которой репутация дороже собственных детей! — Фрида закричала. Недавно черкнувшая о терку спичка превратилась в огромный факел. Этим жарким долгим летом факела были повсюду. Факел был и в руке шестнадцатилетней девчонки, которая ночью пробиралась через заросли джунглей. Он оставил на ее руки вечный след, в форме полумесяца. Или, может, его оставил не факел, а само лето?  — На самом деле он умерла из-за тебя, — тихо прошептала Фрида, взглянув матери прямо в глаза. Огромный факел раскололся. Огонь теперь был повсюду. Резкий взмах руки рассек воздух, будто бы хлыст. Девчонка тот час же упала на пол, хватаясь за правую сторону лица и рассеченную губу, из которой шла кровь. Друэлла холодно взглянула на свое шестнадцатилетнее чадо сверху вниз и развернулась, чтобы уйти. — Каминная сеть заблокирована, вокруг дома дежурит охрана. Надумаешь сбежать — будь готова быть закопанной в землю. Жаль, что Фрида не видела, как по щекам ее некогда любимой матери побежали слезы.

***

От громкой музыки тряслись стены и потолки со старинными люстрами. Казалось, что-то вот-вот взорвется, и красивые мозаиковые окна разлетятся вдребезги вместе со старинными сервантами, наполненными антикварной посудой. Музыка сегодня вовсе была и не похожа на музыку: скорее на громкий отчаянный вопль синеглазой девчонки, которая вовсю скакала на темном кожаном диване с почти пустой бутылкой огневиски из запасов отца. Она небрежно махнула рукой — и вот коллекционная ваза с белыми лилиями разлетелась на маленькие осколочки, которые обиженно затарабанили по идеально начищенным поверхностям дубовых столов. — Ненавижу вас всех! — громко воскликнула Фрида и сделала музыку еще громче, надеясь, что ее барабанные перепонки лопнут, и больше не придется слушать нудных проповедей осточертевших за шестнадцать лет жизни родителей. Опустевшая одним большим глотком бутылка отправилась прямиком в портрет какого-то очередного великого предка в золоченой раме и Блэк, лихо усмехаясь, показала ему средний палец. В голове гулял ветер, а тощую, загорелую за тяжелое лето фигурку, скрытую всего лишь длинной футболкой с добрым динозавром Пити из мультиков, обдавало теплом распаленного камина. Поленья весело потрескивали, пытаясь согреть своим жаром охладевшую душу, в которой пока не было места для чего-то, кроме жгучей ненависти и тупого сожаления. В стреловидные окна лился тускловатый свет вечернего неба и мягко скользил по дорогой обстановке особняка, которую вот уже несколько часов упорно разрушала младшая представительница семейства. Вслед за вазой и бутылкой отправился дорогущий сервиз из китайского фарфора, за ним — мамино любимое зеркало, которое едва само не раздавило девчонку, и еще множество каких-то непомерно-важных безделушек, в которых их дом буквально утопал. Подпевая солисту культового джазового исполнителя 40-х, Фрида поднялась по массивным, таким же белоснежным как и весь особняк, ступеням, не включая света прошла по длинному коридору и оказалась у огромной, украшенной резьбой двери с табличкой «Мистер Блэк». Ей и пары секунд хватило, чтобы вытащить из волос свою единственную, никогда не снимаемую заколку с синей птичкой, и впихнуть ее в замочную скважину, которой Клементин дорожил больше, чем своей женой. Внутри было темно, холодно и до омерзения богато. Лампы, похожие на маленьких, но от этого вовсе не добрых драконов, зловеще переливались под последними лучами солнца. Они лишь чудом врывались в кабинет через приоткрытую темно-зеленую гардину. В детстве Фрида боялась даже проходить мимо этого места — настолько зловещим ей казался тусклый, отливающий зеленым свет, который напоминал девочке глубину болота из страшных сказок. Сейчас же она преспокойно провела кончиками пальцев по отполированной столешнице из темного дерева, дотронулась до стопки редких книг в дорогих переплетах и уселась в отцовское кресло, что всегда напоминало ей трон злобного короля. На самом деле оказалось мягко и удобно. Хриплым мотивам джаза уже не удавалось заглушать назойливые голоса в голове, поэтому Фрида потянулась к первому ящичку стола и достала оттуда сверток с сигарами, которые подарил отцу какой-то вычурный друг-политик. Друг был не очень, а вот сигары оказались что надо: Блэк затянулась, а потом с наслаждением выдохнула, абстрагируясь и уходя ото всех проблем, что задалбывали все это невероятно долгое лето. На столе стояла колдофотография невысокой русоволосой волшебницы в шляпе выпускницы, и девчонке тут же захотелось выпить еще с десяток коллекционных напитков своей дражайшей семейки, лишь бы заглушить ту боль, что вновь пронзила хрупкое тельце. Фрида порывисто крутанулась на стуле и распахнула гардину. В комнату полился живой, невероятно прекрасный закат. Это лето было последней искоркой веселья, что утонула в запретах родителей и скорби… Первые лучи начали скользить по макушкам деревьев, кустов, травинок и цветов, стали застенчиво заглядывать в окна и придавать необычайную нежно-розовую окраску облакам. Нежное дыхание моря окатило своей теплотой округу, ласково прошлось по золоченому песку и обрушилось на маленькую девчонку со всей своей силой озарения. Фрида резко вскочила с кресла, несолидно крутанувшись на месте. Ее все еще приятно покачивало от выпитого, в голове было невероятно пусто, и что-то внутри, наверное, интуиция, наставляло на какой-то непонятный путь. Настало время уходить из этой гнилой дыры. Но сперва она подошла к зеркалу и с усилием сощурилась. Тускло-серые волосы Блэк медленно превратились в ярко-желтые, и теперь едва прикрывали уши, глаза стали светло-голубыми, как лазурь. От рождения Фрида была метаморфомагом, и это было еще одной причиной для ненависти со стороны матери, мол, чистота ее крови под сомнением из-за этой заразы. Интересно, как на этот раз родители отреагируют на побег? Снова Круциатус, или их Темный Лорд придумает что-то по-изощреннее? Она быстро впрыгнула в рваные джинсы, бесформенную толстовку и зашнуровала кроссовки. Схватила огромный дорожный рюкзак, а потом бросила обратно на пол. Взяла сумку поменьше и сунула внутрь остатки своих денежных сбережений и Лету. — Надеюсь, ты не против полетать? Кому нужна каминная сеть и тем более парадный вход, если под кроватью припрятана метла? Следовало открыть окно. Фрида изо всей силы потянула ручку, но та лишь с издевкой скрипнула. Схватила палочку, воскликнула «Бомбардо» и упала ниц из-за отрикошетившего заклинания. В защитных чарах маменька была профи. Будь Блэк менее упрямой, никогда бы в жизни не обратила внимания на пуфик с металлическими ножками. А так, девушка выудила из-под кровати припрятанную метлу (мать терпеть не могла ее занятия квиддичем) и вместе с тяжеленным пуфиком отошла на середину комнаты. У нее было несколько секунд на вылет, потом верная папина охрана откроет огонь. Фридом выдохнула. Ее имя означало свободу, а за свободу нужно бороться. И хоть от волнения коленки тряслись как ненормальные, она изо всей силы бросила пуфик в окно, и то с хрустом разлетелось на мелкие осколки. Схватила метлу, а потом оттолкнулась от подоконника и скользнула прямиком в августовскую ночь. Та сразу же осела на коже приятной прохладой, подмигнула тысячами звезд, попыталась укутать в своих объятиях. Высоко в небо выстрелил ослепительный луч — Блэк чудом увернулась от заклинания, едва не слетев вниз. Второе пришлось по метле, и Фрида закрутилась в воздухе, словно юла. Несколько секунд безмолвного ужаса были потрачены на попытку выровнять метлу, и когда девушка уже начала прощаться с жизнью, ее метла крутанулась последний раз и взмыла вверх, словно ястреб, увидевший добычу. Блэк тут же стошнило прямо на какой-то величественный кустарник. Было до жути высоко. Внизу мелькали деревья и кусты. Еще бы чуть-чуть — и Фрида свалилась бы вниз, чтобы превратиться в занимательный коврик для маменькиной спальни. Отлетев на безопасное расстояние, девушка оглянулась. Очертания Блэквуда — дома, который так и не стал родным, нерадушно фыркнули и скрылись из виду под действием родового защитного заклинания…

***

Уже подлетая к окраине города, Фрида заметила — что-то было не так с метлой. Она постепенно сбавила скорость, пролетая над какими-то насаждениями, но ее Нимбус все равно недовольно зафыркал. Вдруг из хвоста посыпались искры — девушка вновь посмотрела вниз, заприметив парочку более-менее густых кустиков. Ее метла сделала сальто, и Блэк потеряла контроль. — Чтоб тебя! — Фрида в последний момент схватила соскользнувшие с плеча ручки сумки, в которой жалобно взвизгнула Лета. — Прости, подруга. Метла в который раз за вечер крутанулась, и девушка с приглушенным визгом рухнула на землю и кубарем прокатилась по безжизненной траве. Такие мягкие с виду заросли оказались кучкой лысеющих кустарников, полных колючек. Ее любимая новенькая метла содрогнулась в последних конвульсиях и упала на землю, расколовшись пополам, как спелый арбуз. Блэк выругалась и отряхнулась. Лета выскочила из сумки и испуганно влезла девушке на плечо, сверкая ярко-красными чешуйками недовольства. Фрида была уверена, при первом удобном случае эта милая игуана втройне отомстит ей за неудачный полет. Но сейчас нужно было действовать. Поэтому девушка вынырнула из лесу и со спешкой направилась к окраине небольшого Британского городка. Улица была слабо освещена, без каких-либо магазинов и пестрых вывесок — просто хмурая, пустынная дорога с несколькими многоэтажками. Сейчас здесь практически не было людей. Те, что были — куда-то отчаянно спешили, не замечая яркое пятно по имени Фридом на своем пути. На их лицах были ничего не выражающие маски. — Где я могу… — Фрида запнулась, так как мужчина с издевкой окинул ее взглядом и пошел себе дальше. Девчонка скорчила недовольную рожицу и поплелась по безлюдной улице. Навстречу ей вынырнул еще один мужчина, лысый, словно яйцо. — Где я могу найти таксофон? — Там, — мужчина ткнул рукой на какое-то здание и кольнул девушку странным взглядом. Фрида незамедлительно последовала туда, услышав вслед: «И что за молодежь пошла…» Оказавшись у таксофона, Блэк вкинула внутрь свою последнюю магловскую монету. Та задорно звякнула. Сейчас девушка знала лишь один номер, по которому можно позвонить в такое время. Нажимая комбинацию из шести цифр, Фрида раз за разом ошибалась и перенабирала номер трясущимися пальцами. — Соммерхолдер! — после наконец закончившейся череды гудков воскликнула девушка. — Алло, Орест! — Фрида, ты? — удивление. — Забери меня отсюда! — Где ты? — Я не знаю… Постой! — Фрида прищурилась чтобы увидеть надпись. — Остановка называется «Хантингтон сквер». — Стой там и никуда не уходи. Я скоро буду. Вдох. Выдох. До этого трепещущее сердце наконец замедлило свой отчаянный стук. Оказавшись на улице, она смогла нормально вдохнуть. Воздух стал еще прохладнее, а тучи наконец-то выпустили свой груз, и по асфальту стали барабанить капли дождя. Фрида достала сигарету, незаметно наложила на нее водостойкие чары, подкурила и на ватных ногах зашагала вниз по улице. С Орестом она познакомилась во время учебы в Кастелобрушу*. Он был неприметен, худощав и скрытен. Единственное, что выделяло юношу из толпы, были его клубничные волосы и веснушки, полностью покрывавшие лицо и плечи. А еще дружба с Тедом Саламандером. Он был старше Ореста на два года, и когда Фрида перевелась в Кастелобрушу на своем пятом курсе, уже успел закончить школу. Тем не менее Тед остался в Бразилии, чтобы присоединиться к группе исследователей лесов Амазонки под руководством своего отца - Ньюта. Старый мистер Саламандер хотел написать первую в истории книгу о хищных и неуловимых нунду*. Фрида тогда только сбежала с помолвки с Сириусом и знала, что если вернется в школу - родители тут же найдут ее и заберут. К тому же с ней была Андромеда, за годы жизни с родителями в Британии не привыкшая к побегам и скитаниям, так что решение пришло само собой - девушки отправились в исследование, где Мёда встретила свою настоящую любовь, а Фрида - небывалые приключения. Они выслеживали семейку нунду около месяца, но потом что-то пошло не так, животные скрылись в ночи, а через некоторое время напали на их группу, убив добрую половину исследователей своим ядовитым дыханием. Фрида до сих пор ощущала его смертоносность, чувствовала как мурашки колют кожу, словно тысяча игл. На этом лето закончилось. Сестры закончились. Из-за поворота выскочило огромное нечто, что светило фарами на прохожих, словно прожекторами. В первые секунды Фрида подумала, что это огромный и страшный нунду несется на нее из темноты. Потом сощурилась и подошла к нарушившему тишину предместья мотоциклисту, выкинув окурок прямо на землю. — Что стряслось, синичка? Тебе не рады дома? — низковатый юноша соскочил со своего байка и лучисто улыбнулся. На нем были светлые джинсы и простая клетчатая рубашка слишком большого размера. — Еще как! — Фрида влетела в раскрытые объятия лучшего друга. — Как же я рада тебя видеть, Орест! Мне не разрешили быть на похоронах. Я психанула, разнесла их чертов дом и сбежала! — Узнаю Фридом. Юноша абсолютно без стеснения скользнул по ее лицу, к глазам. Девушка словила этот взгляд, буквально вцепилась в него, улыбаясь. Так смотрят друг на друга люди, прошедшие вместе через огонь и воду. — Я тоже скучал. После той ночи остатки исследовательской группы худо-бедно добрались до ближайшей деревни, где Фриду уже дожидался отец. Он, а точнее его охрана, сгребла Фриду в охапку, и уже через пару минут она была в хмурой, неродной Англии, запертая на все замки в родовом поместье. С дядей Ньютом ее родители разругались в пух и прах. Жаль, что дедушка — Тесеус, был уже мертв — ему единственному удавалось помирить две разные половинки своей большой семьи. Орест же отправился в Англию на обычном магловском самолете. У его отца не было времени хлопотать про портал, а ждать общего рейса Соммерхолдер не мог, ведь боялся пропустить похороны лучших друзей. Впрочем, погребение Арчи и Макса, к которому ее семья готовилась целый месяц, проходило на родовом кладбище, поэтому у Ореста в любом случае не получилось бы прийти. — Я знаю, кто еще хочет скорее тебя увидеть, — Саламандер улыбнулась, и в следующий момент из кармана ее толстовки выползла Лета. Игуана тут же вцепилась в юношу и приняла бледно-розовый цвет, радостно встречая своего второго кормильца. — У тебя есть какой-то план? — Не знаю. Послезавтра меня сунут в новую школу, Хогвартс. — Я слышал, крутое место. — Надеюсь. Фразу «Я боюсь» Фрида не добавила — за последний месяц она и так часто писала ее в своих посланиях Оресту. — И? — Не вижу смысла бежать сейчас, — Саламандер устало скривила губы. — Родители находят меня постоянно. — Такую, как ты, и я бы находил постоянно. Когда Орест улыбался, на его лице появлялись удивительно прекрасные ямочки, будто бы всходило солнце. Фрида вдруг вспомнила, как той ночью они, вскарабкавшись на дерево, сидели в укрытии. Соммерхолдер, сидя в порванной окровавленной рубашке, не давал ей смотреть вниз — на погибающих членов группы, и улыбался сквозь слезы. Она вспомнила витавший в воздухе страх. Буквально почувствовала ужас, сковавший тело, когда не увидела среди живых братьев. Плотнее закуталась в кофту, встряхнула головой и неуверенно переступила с ноги на ногу. — Я хочу поехать в эту школу. — Серьезно? — Почему нет? — Я даже не могу припомнить, когда ты в последний раз делала то, что угодно родителям. — Да! Там я спокойно дождусь пока мне исполниться семнадцать и смогу свалить куда угодно! Весь мир перед нами, Орест! — воскликнула Фрида, раскинув руки в стороны. Прохожие с интересом обернулись на нее, желая узнать причину шума. — Ты права. Можем уехать вместе. — Шутишь? — в порыве эмоций Саламандер хрипло засмеялась и толкнула друга в плечо. — Здесь меня ничего не держит, — Орест потупил взгляд. — У отца новая жена, скоро будет ребенок. Я им ни к чему. А с Моникой мы расстались. Фрида почувствовала неожиданную, тупую радость. Нет, она не радовалась несчастьям друга. Просто было приятно слышать, что не только ты такой… одинокий. — Как же так? — девчонка растерялась. — Это долгая история. Предлагаю провести последние часы свободы с весельем. — Что ты имеешь ввиду? — Вечеринку, — Соммерхолдер снял с подставки байк, а потом уселся, по хозяйски сжав руль. — Ты ведь их любишь? — Только если по пути расскажешь про Монику, — Саламандер легко запрыгнула на сидение и обвила руками Ореста, словно коала. — Хитрожопая синица. Фрида улыбнулась и прикрыла глаза. Урывать у судьбы крупицs счастья было ее любимым занятием…