Противостояние Марса

Старая школьная тетрадь в простой зеленой обложке. Она выглядела неловко, неуместно на письменном столе в офисе, ютилась среди разложенных в стопки документов. Чистая прибыль была раздавлена на них печатью, чтобы не сбежала, и деньги текли рекой из чернил. Всё было схвачено, кроме эха. Потертая бумага в клетку без разлинованных полей зашуршала, узнав знакомые руки. Тетрадь была теплой оттого, что лежала на солнечном пятне с краю стола. Она хранила подростковый почерк, угловатый и неразборчивый. Строчки спешили, не успевая вбирать в себя мысли. Тетрадь захлебывалась в них, находивших спасение на бумаге, которая впитывала всё вместе с графитом... все краски, все чувства, ожидания, надежды... ... как давно это было. Как... искренне. Отчаянно и безнадежно. А что осталось? Чистота? Среди грязи? Среди лопнувших прогнившими волдырями лампочек, погашенного света, штукатурки, перемолотой на жерновах, ржавых и пятнистых, как окровавленный леопард, металлоконструкций, поеденных молью мыслей... ... строительного мусора с места возведения некоего счастья. Но если счастье строили из "этого", то возникал вопрос: а счастьем ли оно было? Оставалось лишь вздохнуть и холодно, сдержанно улыбнуться себе семнадцатилетнему, перечитывая этот немой крик... Я стою на вокзале. Пролетают без крыльев вагоны С небольшой остановкой, чтоб вылизать с луж свет луны. Дождь, как саван, накрыл симбиоз горизонта с перроном. В вечной тьме - пустота, где теряются блеклые сны. Жду тебя столько лет, а приходит лишь тьма на свиданье, Но не ей все цветы-оригами из сложенных слов. Вдаль летят поезда мимо залов пустых ожиданий И забытых надежд, с рельсов быстро смывается кровь. По бездомной мечте, что попала судьбе под колеса, Только небо заплачет, но это не слезы, а дождь. Милосердие в том, чтоб оставить ответ без вопроса. Я бежал бы к тебе, если б знал, что ты ТАК меня ждешь, Босиком по стеклу, по углям, по дождливой палитре, Сквозь туман, сквозь огонь, мимо бездн и цветущих садов, Мимо худшего, лучшего, пеплом развеяв ошибки. Кто ты? Где ты? Зачем ты мне? Просто, наверно, любовь... Ты не здесь. Ты - нигде... или где-то, а я на вокзале. Мне на картах судьба нагадала - найду тебя здесь. Только небо в агонии всё кровоточит слезами. Сколько лет я в дожде этом верю, что ты в мире - есть. Мне, порвав щеку в кровь, даст пощечину северный ветер, И не больно уже - я привык. Вместо солнца теперь Лишь огрызок луны битой фарой прерывисто светит. Знаешь, незачем свет, если рядом нет тени твоей. Но я в центре дождя не хочу отступать и не буду, Наблюдая движение звезд, поездов и комет. Мне б дождаться тебя прежде, чем серый поезд прибудет, Тот, где жесткие полки и пункт назначенья "Тот свет" Рыжая бровь слегка приподнялась, пропуская на высокий лоб бизнесмена глубокую складку морщины. Он взял ластик из настольного органайзера, стер часть предпоследней строчки и вписал в тетрадь всё тем же почерком, который ничуть не изменился с годами, за исключением силы нажима на скрипнувший карандаш. И тебя я найду прежде, чем серый поезд прибудет, Тот, где жесткие полки и пункт назначенья "Тот свет" Вот так. Бизнесмен убрал свои детские воспоминания в ящик стола и закрыл на ключ. Острый взгляд зеленых глаз упал на дорогие часы с крупным циферблатом и ремешком из натуральной кожи. Минуты, секунды и даты были посажены на этот поводок, что не мешало им двигаться вперед. Не останавливаться, даже когда время приходило. И ответы судорожно искали свои вопросы. Наверное, боялись, что найдут. А он - не боялся. Лишь легким, по-кошачьи мягким движением подхватил трость, стоявшую рядом с его кожаным креслом, и направился к выходу. Шаги были плавными, но быстрыми, почти бесшумными, приглушенными глубоким ворсом ковра. Он действительно чем-то напоминал дикую кошку, несмотря на кричащую расцветку делового костюма. У него даже были тигровые полоски на розовом воротнике пиджака, отворотах брюк, карманах и заплатках на локтях. Броский сиреневый галстук, в свою очередь, пестрил пятнами ягуара, повторявшими точно такой же хищный рисунок на застежках кожаных ботинок. В солнечном пятне, ярко растекавшемся по кабинету, длинные рыжие волосы, аккуратно собранные в хвост, казались живым огнем, перекинутым через плечо, сплетенным из красных жил и свежей крови. Средних лет, невысокий, но статный, с прямой царственной осанкой, волевым подбородком и надменным, высокомерным взглядом из-под саркастичных ресниц, он, несомненно, привык руководить. Не склонял головы ни перед кем. А судя по дорогой одежде и трости аристократа, искусно сделанной из кости и металла, у него было достаточно денег, чтобы купить все что угодно. Кроме любви.