Провал века

      Лорен не помнит, когда спала нормально, а не просыпалась каждые пять минут в надежде на то, что вернулся. Она кричит до хрипа и немой истерики каждую кошмарную ночь, но всё ещё убеждает себя саму — брат не мог с ней так поступить. В реальности же оказывается, что он в любой момент готов был бросить семью, променяв на свои-чужие идеалы, чтобы бороться за процветание общества мутантов под безумным руководством Ривы Пейдж. Лорен отказывается верить, ведь Энди (её Энди) никогда не поступил бы так. Маркос смотрит на девушку издалека и понять не может, как это хрупкое создание ещё не потеряло веру в брата, (а брата ли???).       — Жить без него нереально, — они с Маркосом постоянно пересекаются на крыше, укрываясь от своего горя под слоями чужого, — это становится нелепой традицией. Мужчина понимает её больше, чем все остальные вместе взятые.       Лорен не желает слышать то, что и он, и Лорна с остальными мутантами, которые внезапно перебросились на другую сторону, уже больше не вернутся, — (конечно, они же вас предали, идиотка).       — «Война назревает, — постоянно твердят взрослые, — и что бы ни случилось, как бы ни был дорог нам какой-либо человек из «Адского Пламени», нужно бороться».       Стракер-старшая замечает, как от бессилия сжимает кулаки Маркос, а сама хрипит что-то отдалённо похожее на, мол: «Я, пожалуй, пойду». Лорен задыхается в жестокой реальности, которая преследует на каждом шагу, (и, господи, как же ей не хватает этого нежного «сестренка», хотя они перестали быть семьёй давно, — Энди тогда по глупости признался ей в чувствах, а сама девушка не посмела оттолкнуть). Её провожают сочувствующими взглядами, но никто не идёт следом, оставляя Лорен наедине с собственными демонами. Ген Икс заставляет всех повзрослеть вне времени, и они с братом не становятся феноменальным исключением.       — Лорен? — порой ей кажется, что Энди совсем рядом, примерно на расстоянии вытянутой руки, дотянись и хватай, но это лишь обманка её больного воображения.       Она чувствует всё, что чувствует брат и называет это «проклятием Фенриса», заглушая свою боль бесконечными миссиями по спасению и изнуряющими тренировками. Энди знает, как мучается сестра, но не рискует появляться ей на глаза, — зная характер Лорен, ему после такого не жить. Частички Фенриса, отделённые друг от друга, задыхаются в пустоте и отчаянии друг друга.       «Сколько вы продержитесь?» — мини-лотерея от судьбы, которая всеми возможными способами издевается над Стракерами.       Лорен понимает, что это полное фиаско; бесспорный проигрыш, когда на запястье отображается некое подобие родственной души; соулмейта. Она видит на запястье искрящееся «Эндрю», понимая, что всё, что было до этого — безобидные цветочки. Их нерушимая связь, кажется, одобряется самой судьбой, да только что с этого толку теперь.       — Всё хорошо, Лор? Верно? — Блинк первая замечает странное поведение блондинки. — Ты ведь знаешь, что можешь доверять мне? Приходи в любое время, я выслушаю.       Разрушительной связью отзывается теперь имя брата, а запястье всегда перевязано чем-то, не хватало ещё, чтобы остальные узнали. Без него она загибается, без неё он сходит с ума. Проклятие (дар?) Фенриса переплетается со связью соулмейтов и спать становится невозможно. Она расходится по швам, теряя себя, и то, за что борется, — без Энди ничего не мило. Лорен сбегает из штаба на третью ночь после случившегося и ходит по тихому, опустошённому городу, успокаивая себя, что это нормально (нет, мать твою, он же твой брат!). Ветер завывает подобно её сердцу, когда Лорен натыкается на столько же потерянного в ночной тишине Энди. Фенрис довольно завывает и тянется к потерянной половине.        — Я скучал, Лорен, — шепчет Энди, хватая сестру за руку, и их Фенрис активируется, довольный воссоединением. — Довольно странно, что при сложившихся обстоятельствах именно ты стала моей родственной душой, — он говорит это так, словно смирился с этим фактом давным-давно. — Вам не стоит вставать у нас на пути.       — Энди, остановись, мы разрушим всё до основания, — вскрикивает Стракер-старшая, одёргивая руку, и сама уже жалеет, что вышла в эту ночь из штаба — не видеть его месяцами проще, чем видеть и понимать, что тот, кого она любит, больше не желает иметь с ней ничего общего. — Довольно странно, что ты ушёл от нас, променяв на это. И, чёрт побери, что ты сделал со своими волосами?!       Лорен вновь смотрит на своё запястье, которое искрится разрядами тока (только не сейчас, как же не вовремя) и не верит, что Вселенная может быть так жестока к ней, к ним, к их семье. У неё на запястье ярким фейерверком отпечатывается родное-неродное «Эндрю», а верить в это не особо хочется, — единогласное табу. Энди не сразу понимает, что делает, когда целует разъярившуюся сестру, — Фенрис больше не желает разделяться на две разные половины, что зависят друг от друга.       — Не стоило этого делать, — шокировано шепчет Лорен, отступая всё дальше и дальше, ведь теперь их разделяет бездна. Разве можно после такого считать его братом — в свои же убеждения верить не хочется, ибо знает она, что не брат он ей уже долгое время.       Фенрис вновь завывает внутри и обрывает часть себя от другой положенной части. Лорен не хочет уходить, но всё дальше и дальше отдаляется от Энди, считая, что так будет лучше.

Лучше не становится.