"Две параллельно пересекающиеся"

Не то, что бы им было неловко после произошедшего, просто странно — не понятно, как вести себя дальше и кто они теперь в рамках человеческих отношений друг для друга. Отношений — альфа-омега. Хотя, это более чем очевидно. Чимин не видит смысла стесняться и продолжать бегать от себя. Что бы он там не говорил, желание было прекрасно осознанным. И, возможно, очень даже взвешенным с какой-то стороны. Но разница в возрасте убивала все, что могло возникнуть между ними в будущем. Да и не было его попросту для этой пары. И, совсем не исключено, что Юнги думает о том же самом в несколько раз чаще, чем его омега. Только никому об этом знать совершенно не обязательно. И, совсем не исключено, что Чимин думает о том же самом весь свой обеденный перерыв после разбора недельных завалов на работе. Раньше некогда было просто. А еще он думает, что, пока его любимый Тигренок зажимает в крепких объятьях игрушку во сне, его на каждом углу дома зажимает Юнги. И, совсем не исключено, что никого из них это абсолютно точно не волнует. Он отгрызает колпачок от очередной ручки, усиленно гоняя мысли по теме следующего номера, но эти твари так и норовят разбежаться и потолпиться вокруг кое-чего намного более интересного, чем скучные статейки журнала для глупеньких молодых омежек. Что вообще волнует людей в этом возрасте? Как не пытайся вспомнить, но это было так давно, что участок мозга, хранящий память о подобном, уже давным-давно покрылся паутиной и плесенью. Мини-Хэллоуин в одном отдельно взятом человеке. На плечо тем временем опускается чья-то легкая рука, разминая затекший плечевой пояс от постоянной сидячей работы за компьютером. Паку очаровательно и ярко улыбается его коллега по работе, их главный бухгалтер и самый завидный жених во всем деловом районе, альфа-холостяк, Пак Чанёль. — Чимин, побереги себя, от тебя за версту напряженностью веет. Всем нравится Чанёль, и Чимин совсем даже не собирается причислять себя к исключениям. Потому что, как и многие, не раз облизывал его взглядом. А особенно его шикарную каштановую шевелюру с теплым оттенком солнечной желтизны где-то по вискам и у макушки, ладную фигуру уверенного в себе человека, яркую улыбку и соблазнительные губы. Вот ведь же чертова мечта эстета. — Хён? Ты почему не в своем отделе? Чимин осматривается через обзорное окно на собственных подчиненных, выискивая следы лишней заинтересованности. И не находит. Потому что всем уже настолько приелись эти кошки-мышки, которые вот уже восемь лет мозолят глаза, что уже никто даже не обращает на этого своего драгоценного внимания. — Да вот, хотел пригласить тебя на ужин, — подозревающий прищур — и Чанёль поднимает руки, якобы капитулируя. — Как друзья. Ни больше, ни меньше. Как друг и близкий коллега, он просто идеален, но в плане отношений — слишком ветреный и непостоянный. Много лет опасного флирта, несколько совместных ночей и искры во взгляде сделали из них заклятых друзей — вроде и враждуют, но в любой момент готовы прийти на помощь. — Когда? Чимин облизывает губы, прикидывая, в какое время можно будет оставить Тэхена с Джином, чтобы немного развеяться. Пусть даже и с Чанёлем. Он не самый плохой вариант. — Соблазняешь меня, Пак? — альфа наклоняется ближе, почти вплотную, зажимая несопротивляющееся тело между собой и спинкой мягкого кожаного кресла. Волосы откинуты назад одним движением, а соблазнительная смуглая кожа выставляется на показ, будто приглашая и поощряя к действиям. — Ни в коем случае, Пак. Они дышат одним воздухом, еще секунда, одна или две, и губы соприкоснуться. Потому что хочется, потому что давно никого не было, потому что… он все еще хочет убежать от себя, возможно, это стало бы намного более лучшим выбором для него. Возможно, это стало бы единственным правильным решением за долгое время. Так, возможно, следовало бы поступить. Но он только упирается в широкую грудь напротив, чтобы оттолкнуть. А чувства внутри все отчетливее твердят о том, что… так и нужно… ты прав. — Не могу. Прости, хён, Тэ оставить не с кем… Есть. — Да и дел так много в последнее время… Совсем ничего ведь нет. — За новой нянькой надо почаще следить… И Юнги это не понравится, точно? — Джин занят вечно… Он обнюхивает тебя каждый гребанный раз. Боишься гнева своего альфы? Маленький трус. — Еще раз прости, хён. Чимин делает виноватое лицо, а Чанёль делает дурачка из себя вот уже в который раз. Он улыбается и отступает. Другой альфа, да? Тогда зачем врешь? Да его запах вокруг тебя уже, как кокон. Ты не видишь? — Да без проблем. В другой раз, да? — Да, хён, в другой раз. Точно. Они натянуто смеются. И Чанёль, по приходе в собственный кабинет, больше не может скрыть свою дрожащую от негодования, злобы и растерянности маску на лице. Она слетает также быстро, как и трусики с любой омеги в его постели, разбиваясь вдребезги о холодную, но тщательно скрываемую отстраненность Чимина. Его заботливый и мило-застенчивый секретарь Бэкхен запирает кабинет и отменяет все оставшиеся встречи босса на этот день. Когда слышит, как с диким грохотом и звоном разбитых статуэток переворачивается стол, он отменяет и свою вылазку на чаепитие в соседний отдел, заходя в самый эпицентр взрывающегося вулкана. Его Биг Босс еще ни разу не отказывался от утешения в виде одного скромного служащего секретариата. *** Юнги просто в бешенстве. Песни не пишутся, мелодии не приходят, ноты того и гляди по сторонам разбегутся от него и не найдешь. В школе к нему подходить никто не рискует уже неделю. И правильно делают. Да еще и этот Мистер-сраный-Пак-Чимин, который еще за неделю предупредил его о том, что очень будет рад, если Юнги у них переночует и присмотрит за Тэ-Тэ. Но его самого, черт возьми, не будет, из-за, чтоб ему провалиться, этого недобитого начальника и корпоратива в честь Его Дряхлого Величества и его дня вылупления. Он заскакивает в квартиру, чтобы собрать некоторые вещи для ночевки и выбросить пустые бутылки из-под алкоголя за Намджуном. Пару недель назад они с Джином пережили не самое лучшее расставание, и с тех пор в его уютном уголке обитает средоточие мрака и опустошенности. Оно почти не говорит, только пьет и изредка ест. Иногда подвывает, но только по ночам и исключительно в самые темные часы перед рассветом. Что-то втирать ему о том, что жизнь на этом не заканчивается, — бесполезно. Поэтому Юнги просто пинает его, чтобы проверить на предмет нахождения в туше жизни, уверяется в живучести, как у таракана или верблюда, и тихо сваливает, потому что знает точно, когда его кузену нужно побыть одному, а когда стоит беспокоиться и тревожить его. Тэхен спокойно ожидает его на лавочке в раздевалке садика, уже заранее зная, когда ждать прихода хёна. Вокруг него крутится маленький и надоедливо-приставучий Чонгук, прося внимания. — Я не буду с тобой играть. — Хён, — на глаза маленького ребенка наворачиваются слезы, — почему, хён? Тэхен по-настоящему взросло вздыхает, подкатывая глаза — у Юнги научился. — Ты маленький и глупый. Чонгук неверяще пятится назад, а потом падает на пухлую попу, которая очень смягчает падение. Крупные градины соленой влаги замирают по кромке век, заставляя быстро-быстро моргать. Смоляные волосы растрепаны, а кофточка задралась, оголяя круглый детский животик. — Хён, почему?.. Хён? Первые всхлипы, затем и яркий вой, и воспитательница уже бежит, чтобы успокаивать и наказывать виновных. Но Юнги быстрее, он будто почуял, что запахло жаренным, поэтому пора забирать поскорее мелкого, пока не пришлось выслушивать о том, что детей нельзя воспитывать такими жестокими. Да-да, понял-принял. Не отец, но так и быть, соизволю засунуть ваше мнение вам же в задницу. — Мелкий, ты зачем этого пузатика обидел? — спрашивает Юнги уже по дороге домой. В одой руке маленькая детская ручка, а в другой пакет с вещами на ночь, на плечах неизменная кожанка. Колоритная они парочка, ничего не скажешь. Тэхен не отвечает, только поджимает губы и косо смотрит. Говорить точно не будет, что-то личное, значит. И Юнги его прекрасно понимает. У всех есть то, что всегда нужно оставлять только при себе. *** Они долго играют, смотрят телевизор, копаются в интернете, гуляют, обедают, ужинают. В общем, проводят свой обычный день, только без Чимина, который обычно присоединяется к ним чуть позже вечером. Юнги впервые укладывает Тэхена один, тот ложиться без разговоров, что-то читает по чужим глазам и ничего не спрашивает. Черт возьми, этот ребенок внутри намного старше и мудрее, чем кажется на первый взгляд. Юнги волнуется. Десять, одиннадцать, двенадцать. А Чимина все нет и нет. И ему бы лечь спать, но… почему только он думает о том, какие отношения их связывают? Первый час, второй. Альфа выпивает десятую чашку зеленого чая, и его уже определенно точно воротит от всего вокруг. Три. Половина четвертого. Юнги слышит, как скрипит железная калитка, как тихо приоткрывается дверь и чертыхания пьяного человека, который тщетно пытается без лишних звуков раздеться и разуться. — Ох, Юнги, — Чимин пьяно улыбается, упираясь спиной о стену позади, — почему не спишь? А Юнги лишь ближе подходит, чтобы удостовериться в том, что ему не почудилось. Прекрасный запах персиков его идеального омеги мешается с терпким запахом алкоголя. И двух… нет, трех посторонних людей. И это не мимолетные цепляющиеся ароматы, это полноценный запах настоящего и полного соития. Со всеми вытекающими и не по одному и не по два раза. Чимин переспал с тремя разными людьми за одну ночь и даже не попытался это скрыть. — Юнги. — Прощайте, Чимин-шши. И одно маленькое хрупкое сердце влюбленного человека разбивается с громким треском твердого стекла. А дыра в груди кровоточит.