Вуньо

      Когда слышишь хруст собственной шеи…       Когда клинок легко проходит под ребрами, будто булавка, пронзающая большую стрекозу…       Когда Бездна за спиной разевает смрадную черную пасть…       Падай.       Падай уже, глупый мальчишка.       Умри наконец.       Люди говорят, что в короткий миг до смерти вся жизнь проносится перед глазами. Что ж, если так — видел он ее, эту пресловутую жизнь, целых три раза, не нашел ничего интересного. Немного грустно и немного смешно. Разве что больно и обидно по-детски — очень.       А мальчишка внутри так и не умер. Упрямый дурак.       Совсем как брат-небрат.       Бросал жизнь на стол перестуком костяных колдовских рун. И, переворачивая, читал каждую, по-волчьи щеря зубы. Все шире и шире.       Будто Фенрир, огромный волк, который, как верили когда-то смертные, убил однажды Одина.       Первая руна — Хагалаз. Град, убивающий урожай. Перемены. С нее-то все и началось.       Ничего не было хорошо уже давно. Тор, спесивый самовлюбленный дурак, и он, его вечная тень за плечом. Так ему казалось, в те частые минуты обиды и ревности, когда он только и мог, что сжимать зубы от злости. Но ведь так не всегда было.       И был другой Тор. Добродушный, пусть и неуклюжий, как медведь. Со смехом громким и чистым. Такой, с которым они верили — все девять миров обойдут, дай им только время подрасти.       И был он, тоже совсем иной. Ему рыжим родиться следовало, не черным. Был он — рыже-озорной, хитрый, верткий, будто лис, скорый на шутки и проказы.       Давным-давно.       Время им дали, и они подросли.       И, наверное, вернулось бы все это, рано или поздно. Ошибки не были непоправимыми. Или все-таки были? Кто разберет теперь. Сволочь-время неумолимо, не повернет назад ни за что. Норны никогда не переплетают нити заново.       Вырос Тор, и блеск его подвигов ослепил ему глаза. Вырос и он, вытравив из души лисью рыжину змеиной зеленью.       И точкой невозврата…       «Кто я?!»       …стал Йотунхейм.       И ложится между ним и теми, кого он считал семьей, на стол руна Ансуз, руна силы сказанных слов. Тогда он умер в первый раз.       Упал.       Глупый порыв глупого мальчишки, обозленного змееныша-волчонка, пытавшегося доказать, что он не хуже светозарного братца.       Думал, падал в Бездну. Навстречу смерти.       А упал в безумие.       Третья руна крестом перечеркивает кость. Имя третьей — Гебо.       Дар.       Жертва.       Безумие требовало жертв.       У безумия была фиолетовая кожа. У безумия было убедительное оружие: боль. Безумие дало ему армию взамен на Тессеракт.       Плевал он на этот куб.       Армия — это крик. И он кричал.       Кричал: «На колени!» — надеясь, что его заметят. Кричал, провоцируя. Он, тот, кто всегда кривился, видя грубую силу брата, сам пер напролом.       Шипел.       Жалил.       Убивал.       И к Хель ему не сдался трон Мидгарда. Ему… ему просто нравилось. Ему нравилось, что его принимали всерьёз. Ему нравилось, что от него уже не могли отмахнуться. Пока Тор все не испортил.       И ведь почти поверил ему. Почти поддался на его слова, внезапно по-взрослому серьезные, как он сам. Но все еще шутовски нелепые.       Почти сдался глухой тоске и одной-единственной мысли. Мама…       Но безумие взяло свое.       Руна Беркана треснула посередине. Беркана — женская руна.       Беркана означает мать.       Тор не приходил к нему ни разу. За весь проклятый год.       Не приходил, не слушал едкие насмешки, не смотрел, как безумие плескалось в его глазах, как губы изгибались в усмешках.       Ухмылки — лезвия по венам, по нервам, стянувшимися кельтскими узлами. Резали не хуже лучшей стали цвергов. Только кокон лжи, сплетенный с таким искусством, они разрезать оказались неспособны. Он лгал сам себе. Говорил: мне все равно.       Лгал.       И осколок, впившийся в босую ногу, говорил сам за себя. Безумие вместе со страшной вестью накрыло его с головой и отступило, отпустило. Оставило наедине с резкой острой болью.       Мама… Великое древо, мама... Как же без тебя?..       А Тор пришел и сказал: мне нужна твоя помощь.       И он умер во второй раз.       Дальше — марево то ли трех, то ли четырех лет, полное внезапной победы и горького ликования. Пустота в груди, нахмуренные брови: это все? И эта та власть, к которой он так стремился?       И это — все то, чего он так желал?       Но над всеми рунами господствует Феху. Рагнарёк.       Огонь, отпечатавшийся на сетчатке глаз.       Он кричал как-то Тору в злом запале: «У меня нет дома!» Что ж. Теперь точно нет.       Асгард полыхал огнем.       Асгард, вечный, нерушимый, великий, золотой — горел. Рушился под мечом Сурта.       И вместе с миром рушилось что-то в нем самом.       Не осталось больше ничего. Ничего от того, чем он еще дорожил. Только память.       Она, и еще: «Будь ты здесь, я бы тебя даже обнял».       Я здесь.       Я все еще здесь, ты видишь?       Я вернулся, хоть ты и не ждал!       Потому что ты не ждал.       Предпоследняя руна — пустая с обеих сторон, и смех змеиным горьким шипением вырывается из горла. Руна Один.       Рок. Судьба. Карма. Невозможность лично контролировать собственную жизнь. Ответственность, тенью следующая за любыми поступками. Плохими. Хорошими.       Непрощение в его чистом незамутненном виде.       «Ты был рожден, чтобы умереть!»       И мальчишка срывается вниз с моста.       И глупец хрипит, харкая кровью, на серых камнях Свартальвхейма.       И тот, кто уже не способен понять, кто же он все-таки такой, сжимает в протянутой руке Тессеракт.       Я всё ещё здесь.       Последняя. Только она осталась. Он успеет ее перевернуть, должен успеть!       Хель, обожди, не тяни костлявые пальцы! Клянусь, в этот раз мне тебя точно не обмануть! Поверь же мне хотя бы ты, хотя бы сейчас! Дай отсрочку!       Я здесь.       Посмотри же, я здесь! Я не сбежал!       Но дышать уже невозможно, и шея хрустит, ломаясь.       Падай. Падай во тьму, бездомный не-принц. Там тебе самое место. Пусть тьма примет тебя в свои объятья.       Исходится в безмолвном, запертом крике брат. Большой, теплый, такой почти незнакомый и такой родной. Не надо кричать, ты слышишь? Не нужно.       Ты же остался жив.       И последняя руна переворачивается сама собой под дружный хохот норн.       Альгиз. Перевернутая.       Бессмысленное самопожертвование.