Let me help you.

После школы, в обычный дождливый день декабря(что свойственно для Америки), маленькая блондиночка, Бетти Купер, накупив то, что могло поднять настроение любому болеющему или тому, кто просто себя плохо чувствует, решается на отчаянный поступок: посетить Южную часть города. Данная мысль пришла ей в голову ещё после того ужасного случая на балу. Забыть бы этот день, чёрт возьми, да не выходит. Девушка, посмотрев ещё раз на содержимое пакета, выходит из магазина, запихивая кошелёк в карман своего пальто бежевого оттенка. Пакет вышел не столь и большим. По большей части там то, что так сильно любит Джагхед Джонс, который не являлся в школу уже несколько дней. Блондинка уже начала думать, что он находится при смерти, но Тони, с которой Купер удалось поговорить, убедила её в том, что с ним всё нормально. Идиот Джонс, как выразилась Топаз, боится всех ослепить своими фонарями и невероятной красотой, если вы, конечно, понимаете, о чём идёт речь. Бетти страшно было и представить, что стряслось с его лицом, ибо крови было много. Арчи уже вызывали к директору, проведя с ним беседу. Кажется, прилежный мальчик пал в глазах старших, а, в особенности, тренера по футболу. Ох, как отец его был недоволен! Да и это, признаться, не заботило рыжеволосого мальчика. Бетти больше не разговаривала с ним так открыто и старалась держаться подальше. От всей компании, возомнившей себя отличными телохранителями, в целом. Ей нужно время. Время на то, чтобы всё ещё раз обдумать. Время, чтобы сделать для себя некоторые выводы. Просто время. – Забудь, Арчикинс, – тут же встревала Вероника. – Она предпочла компанию грязных людишек. Нужно быть выше этого. Что же ты, не помнишь, как она плакалась в твоё плечико, что об неё постоянно вытирают ноги? А теперь что? Теперь сама же и вытерла! И он отступал. Девушка, прибыв в желаемое место, осматривается вокруг: многочисленные трейлеры, местами, палатки, костры и старая, видимо, выброшенная мебель. Казалось, что ты попал не на Южную часть города, а на какую-нибудь свалку-барахолку, либо на место пристанища туристов, что отправились в поход. Нужно найти более знакомый трейлер. Купер идёт вперёд по вытоптанной тропинке, пытаясь обнаружить заветный дом на колёсах. Ноги скользят от грязи, которая, по всему видимому, смешалась с мусором. Неприятно. И зарождается в этот момент мысль: лишь бы не упасть... А жители этой части города так смотрят на тебя, будто ты только что совершил кражу или убийство и спокойно разгуливаешь по улицам затхлого района. Но на «северян» тут всегда косятся, мол, что это элите здесь понадобилось. Здесь, на свалке. Там, где живут отбросы общества. Бетти старается как можно меньше думать об этом, а потому устремляет взгляд в сторону домиков. Вот же он! Тот самый. И совсем не изменился, разве что краска полопалась, осыпавшись вниз, а металлические ступеньки с перилами покрылись ржавчиной. Столько воспоминаний от одного маленького трейлера! Блондинка нервно проглатывает невидимый ком, что быстро подступил к горлу, и делает шаг вперёд, поднявшись на первую ступень.       «Так волнительно, а ведь, когда-то, я ходила сюда почти каждый день, прыгая по ступенькам туда-сюда, вперёд-назад, ожидая Джагхеда, – улыбается своим мыслям Купер, поднимаясь на ещё одну ступень. – Он всегда так долго собирался, как девчонка, ей богу! То не мог носок найти, то куда-то куртку запихал, то пятое и десятое». Девушка обвивает пальцами железные перила, закусив губу, делает ещё один шаг вверх. Воспоминания детства заполняют её голову, унося куда-то прочь, подальше от реальности. Вспомнила она и то, как они с Джагом лазали по деревьям, представляя, будто дерево – огромный корабль, а они – пираты, но добрые, что, словно Питер Пен, забирают деньги у богатых и отдают их бедным. Так желала сама Бетти, и Джонс с ней полностью соглашался, принимая на себя роль капитана.       – Ты очень хороший капитан! – замечала Бетти, хлопая друга по плечу, в конце она ещё постоянно добавляла это пиратское «ар!». – С тобой наш корабль точно не пойдёт ко дну.       – Нет, дурёха, на корабле всё зависит не только от капитана. Один человек не может управлять огромным кораблём, ему нужна помощь, команда. То, без чего не обходится ни один капитан, понимаешь? Ты – то, без чего мне не обойтись. То, без чего не обойтись. Забавно, но глупая детская фраза засела так глубоко в сердце, что и вылезать оттуда не хочет. Бетти частенько вспоминала её. Всё думала, сказал ли он это из-за игры, или она и правда была нужна ему? Вспомнился ей и тот заветный вечер кино, который стал некой традицией совершенно случайно. Всё началось с обычной ночёвки у Бетти дома, с мультиков по вечерам каждые выходные и горы еды, которые съедали до того, как начинался просмотр. На самом деле, смотреть с Джагхедом какие-нибудь фильмы – было ужасно весёлым занятием: всегда он знал, кого убьют, кто в кого влюбится, пятое и десятое. И, стоило его спросить: «Ты смотрел этот фильм раньше?», как он тут же отвечал: «Нет, не смотрел. Я полагаюсь на логику. А большинство фильмов – совокупность чего-то старого. Классика жанра». Бетти всегда поражалась складом ума парнишки, особенно, его способностью открыто высказывать свои мысли. Он думал намного шире, глубже, рассматривал ту или иную вещь с разных ракурсов. И точно так же, с разных ракурсов, искал подход к решению каких-либо проблем. Можно сказать, он больше думал, чем делал, и, пожалуй, это было весьма верным решением. В его голове столько мыслей, что, кажется, под своей шапкой-короной он скрывает некий вакуум. Вакуум знаний. Размышления прерываются. Пора бы навестить старого друга, бедолагу. Девушка поворачивается лицом к двери, набирая полной грудью воздух. Медленно, размеренно выдыхает его через рот и, собравшись с силами, стучит в дверь. Тишина. Купер слегка хмурится, уже начав думать о том, что стучала недостаточно громко, потому повторила действие. Тихо. «Быть может, его нет дома? А куда же он пойдёт, раз так?» - снова стучит. Дверь внезапно приоткрывается, что вызвало бурю эмоций у блондинки. Открыл! Надо же! Из-за двери показывается голова, будто смолью пропитанная, и два глаза, немного пугливых, растерянных и, кажется, сонных, смотрят на девушку.       – Бетти? – хрипло спрашивает молодой человек, открывая дверь чуть шире, высовываясь уже наполовину. Белая майка неопрятно свисает с его худощавых, будто вешалки, плеч – совсем износилась, какие-то дрянные брюки, что, по-видимому, тоже совсем уже потеряли прежнее качество, да и вообще, кажется, достались от отца, а то ещё от кого. Смотришь на паренька, и некая жалость по отношении к нему обхватывает тебя со спины, воет над ухом. Весь он был какой-то желчный. Оно и неудивительно. Ему сильно досталось. Раны так быстро не пройдут.       – Привет, Джаг! – Купер широко улыбается, не стараясь подавить радостное чувство при встрече с молодым человеком. Джонс растерян. Давненько к нему не заглядывали гости, разве что Тони, да и та, редкостно. Темноволосый отступает от двери, показывая тем самым, что блондинка может войти, это она, собственно, и делает.       – Прости, у меня не прибрано, – переминаясь с ноги на ногу, Джагхед пытается остановить свой взгляд на чём-нибудь, лишь бы не на незваной гостье. – Чаю? Хотя, вообще-то, у меня только кофе. Элизабет пожимает плечами, продолжая улыбаться. Она не очень-то любит разглядывать помещения, ибо считает это не особо приличным, особенно в присутствии хозяина, однако девушка заметила, что ни черта здесь не поменялось. Всё тот же раскладной диван, всё тот же маленький журнальный столик, старое кресло, сиденье которого промялось настолько, что кажется, будто ты сейчас утонешь в нём. Кухонный гарнитур всё тот же. Обеденный стол. Ничего не изменилось. О, ну, разве что, новый магнитик на холодильнике, рассмотреть который не удалось. Девушка садится за стол, прикусывая губу. Джонс медленно поплёлся к плите, медленно разжёг её, медленно поставил чайник на газ. Всё медленно. Некуда торопиться. Так же медленно он поворачивается лицом к гостье, облокачиваясь на кухонный гарнитур. Тишина. Сказать нечего. Слышится лишь лёгкое шипение включённого газа, довольно странные, но такие же лёгкие звуки, исходящие от чайника, будто внутри взрываются маленькие бомбочки или хлопушки.       – Выглядишь ужасно, – выдаёт Купер, наконец, переведя взгляд на паренька, а тот лишь усмехается, запуская тонкие пальцы в густые волосы. – Ты, наверное, думаешь, зачем я пришла? – и Бетти понимает, что угадала ход его мыслей по одному лишь взгляду, а потому осторожно положила пакет с необходимыми продуктами на стол. – Я подумала, что тебя это немного подбодрит.       – Не нужно было, – Джонс смущается, отводя взгляд в сторону, но и не просит забрать подарочки назад. И, выдержав некую паузу, выплёвывает, будто боится, «спасибо».       – Перестань. Это моя вина, что тебя побили. Арчи с ума сошёл! – блондинка тяжело вздыхает, расстегивая пальто. – Я пыталась с ним поговорить, чтобы он пришёл и извинился перед тобой, но тщетно. – У него есть основания для того, чтобы коим-то образом проявлять агрессию в мою сторону, так что я не в обиде. Извинения не нужны. Джаг говорит быстро, не раздумывая, будто это очевидные вещи. Вещи, которые Элизабет не понимала. Тишина снова наступала. Неловко. Лишь свист кипящего чайника прервал тишину, разрезав её в клочья. Кипяток размеренно разливался по кружкам, и аромат кофе распространился повсюду. Такой приятный, бодрящий, терпкий. Чайная ложечка поочередно бьётся о борта кружки то в одну, то в другую сторону, размешивая сахар. Сливки разбавляют тёмный напиток, волнистыми линиями растекаются. Печенье и конфеты, что принесла мисс Купер, дополняют картину, а разговор, завязавшийся совершенно случайно, греет душу не меньше, чем кофе. Впервые за долгое время так хорошо. Обоим. – Джагхед Джонс, чёрт тебя подери, не вертись, ясно? Как я обработаю твои раны, если ты постоянно крутишься? – ругается Купер, хмурясь. Бетти настояла на том, что просто обязана помочь ему с этим непростым делом – обработать ссадины и некоторые синяки, ибо Джонс признался, что все его болячки всегда лечила Тони, будто старшая сестра. – А чего я? – возражал темноволосый, лишь сильнее начиная вертеться. – Щиплет вообще-то! – Если не обработать, будет ещё хуже. Да и кто сказал, что будет легко? Ты что, думал, что я буду с тебя пылинки сдувать? Не угадал! Сиди смирно. Смирно, кому говорю! Бетти аккуратно провела ватным диском, смоченным перекисью водорода, которая, и правда, неприятно щипала, по самым проблемным местам, в частности, лицу. Она действовала предельно внимательно, стараясь не причинять боль аутсайдеру, прикусывая от волнения губу, и Джонс на секунду подумал о том, какая же она милая, когда делает так. Щёки его румянцем покрылись, сердце бешено заколотилось. «Ну и дурак! О чём ты только думаешь?» Блондинка откладывает вещи в сторону и приподнимается, обхватывая руками лицо молодого человека – слабо, но нежно. Горячие губы касаются лба, оставляя свой след. Привкус перекиси, вязкий, горьковатый, немного жгучий, попадает вовнутрь. Девушка, будто пытается вылечить все ранки парнишки, оставляет поцелуи над бровью, в районе скулы, где красовался фиолетово-синий синяк, и между парочкой родинок-созвездий, на щеке. Бетти отпрянула, чувствуя лёгкую дрожь, исходящую от Джонса, и разглядывая бледное, но до ужаса удивлённое, лицо парня.       – Ой, – девушка краснеет, низко опуская голову вниз. Настолько строго поставила перед собой цель – заботиться о Джагхеде, что даже не обратила внимания на свои действия. – Прости, просто, когда у меня были какие-нибудь болячки, Полли всегда целовала их, будто забирала себе всю боль, – объясняется. Джагхед нервно сглатывает, поймав себя на мысли, что ему понравилось, пусть и вышло неожиданно. Это было приятно. – И всё же, что бы ты делал, если бы не такие люди, как я или Тони? Уверена, что в одиночку ты бы не справился! Одиночество, Джагги, – это плохо. Человеку нужен человек. «Ничего. Я люблю быть один. Либо я убедил себя в том, что мне хорошо быть одному». Но ты никогда не был один. Никогда. Ты так сильно вдолбил себе мысль о том, что все вокруг – моральные уроды, которые не способны понять тебя, что полностью перестал замечать тех, кому ты был нужен по-настоящему. Ты просто внушил себе. Ты никогда не был один. Ты считаешь началом своих бед тот момент, когда, по приходу домой, ты застал отца в нетрезвом состоянии, который, для ещё большего букета, избил тебя, да так сильно, что до сих пор забыть не можешь. Старые раны часто дают о себе знать, верно? И в ту ночь ты бежал из дома. И ноги твои привели тебя к той самой маленькой калитке по пояс. И ночевал ты в той до жути розовой комнате, потому что не могли тебя бросить на произвол, глухой ночью, когда сгущались тучи, а дождь лил, как из ведра. Бетти так заботилась о тебе, что тебе и вспоминать об этом, по правде сказать, стыдно. Неудобно вышло. Ты ведь не маленький, чтобы вокруг твоей личности лелеять, но всё равно было приятно, согласись. Напоили тебя тёплым какао, укутав в не менее тёплый, махровый плед. Спал ты крепко. И видел, на удивление, хорошие сны. Был ты один? А помнишь, когда отец твой решил, в кои-то веки, взяться за ум и устроился на работу? Да, она была простенькой. Но ведь он выбрался из запоя, ради тебя, ради семьи. Ты был так рад, что не всё потеряно, что всё ещё может встать на круги своя. Надежда на то, что мама с сестрой могут вернуться, вновь загорелась в твоём сердце. Всё может быть хорошо. Всё будет хорошо. Он стал чаще проводить с тобой время, играть в какие-нибудь глупые игры или читать книги. И часто ты смеялся над тем, что не всегда у него получалось выговаривать некоторые слова, которые тебе казались до жути простыми. А тот день, когда отец подарил тебе на тринадцать лет щенка? Белого, кучерявого, с кремовым оттенком. Глазами-бусинками и таким маленьким, холодным носиком. Маленький комочек шерсти, что полностью помещался в твоих ладошках. Трусливый, беспомощный, но, как ты сразу же понял, ужасно добрый и нежный. И ты обещал заботиться о нём до самой кончины. Ты тратил все свои карманные сбережения на необходимые для питомца принадлежности, купал его каждые выходные, а после пытался догнать его, бегая по всему дому, когда тот не хотел вытираться пушистым полотенцем. Возможно, он считал это какой-то мукой – весь процесс помывки, потому и старался как можно скорее удрать. Вот так у тебя появился новый друг. Друг, с которым ты выбирался на прогулку после школы, спал в обнимку, делился едой в тайне от папы. Но как только всё пошло по наклонной, ты тут же испугался, поджал хвост и убежал. Но, послушай, никто не винит тебя в том, что твой отец – слабохарактерный, ибо, чуть что, тут же берётся за бутылку, будто это поможет, будто это спрячет его от ответственности. Никто не винит тебя в том, что мама ушла от вас. Никто и ни в чём не винит тебя, Джагги. Ты не виноват. Есть то, что, однажды полюбив, ты продолжаешь любить вечно. И, если ты пытаешься их отпустить, они просто, сделав круг, возвращаются к тебе. Они становятся твоей частью. Или разрушают тебя. Нужно понять и принять тот факт, что невозможно угодить всем и всегда. Желания других людей важны, но и свои собственные тоже. Боль уходит. Иногда она уходит мгновенно, иногда днями, неделями, месяцами, годами. Чтобы она прошла, иногда достаточно всего лишь беззаботного момента. Иногда кажется что, чтобы избавиться от нее, потребуется вся жизнь. Но я надеюсь, что твоя боль ослабнет как можно скорее. Чёрт! Ты виноват лишь в том, Джонс, что загнал себя в такое, удобное для тебя, положение. Тебе проще сказать, что ты не нуждаешься ни в поддержке, ни в заботе, ни в любви. Но ты нуждаешься. Все нуждаются. Ты виноват лишь в том, что закрылся от всего мира, оправдывая себя тем, что ты привык находиться в одиночестве. Продолжать злиться - это как будто постоянно сдирать корку с поверхности раны, так как ты думаешь, что если будешь держать ее открытой, у тебя не появится шрам. Это мысль о том, что однажды тот, кто обидел тебя, наложит тебе швы, с такой невероятной точностью, что ты никогда не узнаешь, что однажды здесь был порез. Правда о гневе заключается в том, что он является ничем иным, кроме отказа исцелиться, потому что тебе страшно. Потому что ты боишься того, кем ты станешь, когда твои раны затянутся, и тебе придется продолжать жить в своей новой, незнакомой коже. Ты хочешь свою старую кожу обратно. Что с тобой, Джаг? Не замечаешь ты, как слёзы ручьями бегут по твоим щекам. Тебе больно? Больно от осознания того, каким идиотом ты был? Ты и не отрицаешь этого. Ты боишься. Боишься остаться один. По-настоящему, а не так, как ты себе представлял. Так, как ты выдумал. Блондинка сглатывает невидимый ком, притягивая парня к себе, заключив его в свои объятия. Они помогают. Объятия. В самую трудную минуту – необходимо чувствовать себя в безопасности. Необходимо находится с кем-то рядом. С кем-то, кто сможет поддержать тебя. С кем-то, кто может сказать о своей любви без слов. Может ли она разжечь пламя в твоей плоти? Может. Да и, признай, она уже давно сделала это. Давно растопила тот лёд в твоём сердце. Давно прогнала зимнюю стужу. Единственная, кто всё время, несмотря на бесконечные унижения с твоей стороны, держалась за тебя руками и ногами. Всё ещё держалась. И ты точно выяснил для себя, что безумно восхищаешься людьми, которые могли ожесточиться после всего, через что они прошли, но, тем не менее, всё равно выбрали любовь. В этом есть сила.