Второе дыхание

Даша глядела в окно вагона, и ей казалось, что она спит. Она и правда, очень хотела спать. Но не могла. Какая-то лампочка включилась в её голове и мешала своим ярким светом ей успокоиться. Даша знала, что в Ярославле её встретит тётя Надя, мамина старшая сестра. Но больше всего на свете Дарья хотела видеть Женю, её дочь, свою двоюродную сестру. С Женей у Даши была давнишняя дружба, несмотря на то что Женя была намного старше и уже работала: водила экскурсии по музеям и землям Ярославля и области. Когда Даша позвонила ей и попросилась на время пожить, Женя была безумно рада. А ещё она понимала, что с Дашей что-то произошло — недаром её мать с тётей Леной, Дашкиной мамой, долго разговаривала по телефону и тяжело вздыхала. Женя решила всё выяснить сама. Тем более она знала, что по телефону с Дашей говорить бесполезно. Нужно разговаривать глаза в глаза. Тетя Надя встретила Дашу у вагона. Взглянув на неё, она только ойкнула и прикрыла рот рукой. «Да, тётя Надечка, вот так бывает от неразделённой любви…» — подумала Даша. Говорить она просто не могла и лишь зарылась с поцелуем тётке в шею и крепко обняла. -Что произошло, девочка моя? -Я потом всё расскажу…. Видя, какая Даша уставшая, невыспавшаяся и просто полубольная, тётя Надя молча взяла её за руку и повела по перрону. *** — Я не могла ничего понять, о чём говорила Лена. Она, по-моему, совсем не поняла, почему ты так резко захотела приехать к нам одна, без неё и Лёши. …Хотя ведь собирались втроём. А потом, Даша, ты ведь даже вначале и ехать-то не хотела…. Даше не хотелось рассказывать всю правду тёте Наде. В её голове давно уютно устроилась история о том, что она не поладила с подругами и учителями школы. Что ей нужно поменять школу, а лучше — город, чтобы не встречаться ни с кем и благополучно закончить одиннадцать классов. Эта версия была для мамы, эта же версия, видимо, должна найти сочувствие и у её тётки. Как девочка-подросток могла кому-либо сказать о своей любви к учителю, об их любви! Ей было стыдно и обидно. Её бросили, ею пренебрегли, как старой газетой, оставленной на сиденье в вагоне метро. О её нежность и доверие вытерли ноги. И кто? Человек, которого она в силу своего максимализма боготворила. Она боготворила, а он изучал её как подопытного кролика. Ставил на ней эксперименты. Перед ней постоянно всплывало его лицо при последней их встрече, его взгляд, холодный, ледяной, спокойный, заинтересованный лишь в том, устроит ли она истерику или нет… Но она и сейчас его любила. Он открыл ей дверь в другой мир. С ним она была счастлива, как никогда ещё ни с кем… Она его любила? Нет! Его равнодушный жёсткий взгляд выжег это чувство. Сейчас в её душе одна чернота. Нет, она уже не могла черпать любовь к нему из бездонного колодца своей души. Колодец высох. Она вспомнила, как собирала подснежники на майской поляне в лесу. Она мечтала собирать на этой же поляне летом землянику и кормить его душистыми ягодками… Слёзы лились и высыхали. И опять пробивали себе путь по тем же местам на щеках. Она их не вытирала. Просто смотрела в окно и благодарила Всевышнего, что к ней никто не лезет с разговорами. Сколько дум пронеслось в голове у этой маленькой хрупкой девочки, по сути — ребёнка, за те несколько часов, пока поезд шёл до Ярославля. Какое горе она несла на своих плечиках. Внимательный пассажир-сосед смог бы сразу увидеть отпечаток большой беды на её лице. Но на Дашу никто не обращал внимания. Пассажиры были все заняты своими делами, а Даша думала, думала, и думала, и думала… Отчаяние на её лице сменялось грустью, подавленность — нервозностью. И опять набегали слёзы… Уже подъезжая к Ярославлю, Даша всё же сумела взять себя в руки. И вот сейчас, помогая тёте Наде готовить ужин (а та ещё задумала испечь пироги к её приезду) Даша рассказывала ей свою «историю». Не вдаваясь в подробности, Даша сказала, что поссорилась со своими лучшими подругами, и эта ссора открыла ей на многое глаза. К тому же хотела бы поменять обстановку, чтобы серьёзно взяться за учёбу… Тётя Надя слушала, качала головой, верила и не верила… Женя прибежала, когда был уже накрыт стол, а тётя Надя доставала из духовки свои фирменные пироги с капустой. За готовкой, разговорами их с Дашей о маме, брате, школе и ребятах время прошло незаметно. -Девочки, к столу, к столу, — пригласила тётя Надя. — Женя, представь себе, что произошло с Дашей…. И тётя Надя сочувственно начала пересказывать своей дочери Дашину версию исхода из дома. -А разве из-за этого можно уезжать из дома? –недоверчиво спрашивала сестру Женя. Она молча слушала мать и Дашино бурканье, означавшее «всё правильно». Но как только она переводила взгляд на девочку, та опускала глаза. Даша не могла лгать Жене. -Сегодня ляжешь в моей комнате, — безапелляционно сказала Женя, глядя в упор на Дашу. — Разберёмся. Вот этого-то «разберёмся» Даша и боялась. Но, нет, не боялась. Наверное, ждала… Поздно вечером, когда посуда была перемыта, а тётя Надя пожелала им спокойной ночи, сёстры уединились в комнате. Даша понимала, что несмотря на её усталость, помятый вид и драматизм ситуации, Женя будет ждать, чтобы Даша её всё объяснила. Так оно и случилось. Ведь за этим Даша и ехала к своей любимице Жене. Та её поймёт, успокоит, придаст хоть какой-то уверенности, даст силы, спокойствия. Ведь не рассказала она даже матери свою горькую-горькую правду. Женя молча вопросительно посмотрела на Дашу, и та растворилась в серых понимающих, таких понимающих глазах своей сестры. Рассказывала Даша долго, подробно. Плакала, и смеялась, и опять плакала. Женя ходила на кухню, приносила Даше воды в большой кружке, та выпивала всё залпом. И опять говорила. Короткая летняя ночь была уже на исходе. Птицы начинали свои трели в городских скверах и парках. Две девушки сидели на кровати, обнявшись, накрывшись вместе большим тёплым пледом. Они просто сидели молча. Одна уже не могла больше говорить, а другая тоже не могла говорить, потому что в горле стоял ком и сердце щемило от боли. Обнимая Дашу как можно крепче, Женя хотела забрать у неё хотя бы часть её девчоночьего горя себе. А Даша понемногу успокаивалась, и та лампочка в её голове, которая ей постоянно мешала последнее время спать, наконец-то погасла…