История, которая пишется прямо сейчас (Драбблы по Got7)

«Когда рассеется чувство тоски, Весенний дождик своими каплями окропит моё лицо. Я же сказал, что возвращаюсь домой, к родному очагу. Я уже на обратном пути в свою милую сердцу обитель. Я уже вижу конец этого протяженного туннеля. Вместе с пробивающимися лучами света, Я смогу увидеть и твою лучезарную улыбку. Пожалуйста, никуда не уходи, Я уже скоро буду. Вижу очертания знакомого дома. Когда приоткроется дверь, та самая дверь, ты распахнешь свои объятия и заключишь меня в них. И это уже не будет лишь сном.»*

      Говорят со временем любое счастье меркнет. Становится обыденностью к которой привыкаешь. И то что раньше вызывало бурю эмоций и умиления уже не так сильно трогает душу. Вот только… В случае с Марком Туаном всё совсем иначе. Джинен поклясться готов, что с течением времени только сильнее сходит по старшему с ума. Начиная ровно с того момента, как увидел впервые эту шкодную и наглую мордашку. И челку эту, смотрящую в небо, и глазки озорные, хитрые… Уже тогда сердце впервые затрепетало словно ужаленное, а уж теперь… Стоит этому гангстеру только улыбнуться своей обезоруживающей улыбкой, как сразу петь хочется, при чем не голосом, нет. Сердцем! И улыбка глупая на лицо сама собой лезет, и никаких мыслей в голове не остается… «Люблю. Всё так же сильно, или еще хуже…» — безоглядно, без возможности спастись… Хотя иногда это было трудно- любить. Любовь и погубить может. Джинен знает, как это иногда больно, когда не можешь спастись от своих чувств. Сбежать от них, спрятаться… Когда остается только нести этот крест, без возможности ускользнуть от ноши. Было время когда он желал от неё избавиться… Если бы на свете существовала такая операция с помощью которой можно было бы хирургически точно и стерильно избавиться от своей любви… он бы совершенно точно согласился бы, только чтобы не испытывать больше тех мучений.       И всё же теперь он рад, что любовь так и осталась в сердце, никуда не ушла, не исчезла, всё так же воспламеняет душу и тело, туманит разум. Просыпаться каждое утро рядом, и засыпать… Разговаривать часами о всякой ерунде, спорить по пустякам, а потом жарко мириться… Устраивать наводнения в ванной и пожары на кухне из-за не вовремя разгулявшейся страсти. Любить исступленно и фанатично… не забывая подкалывать и виртуозно выводить из себя. О, как же это упоительно выводить Марка из себя! Слушать возмущенное пыхтение и нарочито игнорировать оскорбленный взгляд, до последнего играть роль простачка, который не понимает что случилось… А потом с готовностью распахивать объятия для разъяренного возлюбленного. И подавлять гнев поцелуями, и страстным шепотом…       Джинен приглаживает, влажные после душа, волосы рукой и тихонько вздыхает. Так легко выпасть из реальности на неопределенный срок- это уже клиника. Как долго он тут стоит, предается воспоминаниям? Пора бы в постель. Марк давно спит, размеренно попискивает носом и подрагивает ресницами. Джинен оглядывается на дверь номера, не забыл ли закрыть? Успокаивается, и наконец, позволяет себе скинуть халат с плеч. Марку нравится чувствовать его тело каждой клеточкой, каждым миллиметром кожи, даже во сне. Или всё же это нравится самому Джинену? Пак предпочитает думать, что это нужно Марку, а не ему… иначе можно и от смущения умереть. — У тебя ноги холодные! — возмущенно ворчит старший, не открывая глаз. И тут же переплетает свои согретые ноги с ледяными паковскими, ворчит что-то про контуженных типов, которые часами в одну точку пялятся посреди номера, отмораживаются и в постель не идут. — Ты видел? — сконфуженно бормочет Пак. — Еще бы! — подтверждает Марк, — Я эту статую минут десять созерцал. — А я думал ты спишь…- уши наливаются теплом, а губы сами собой принимают форму утиного клювика. Марк ожидаемо умиляется и с удовольствием дует в ухо. — Перестань! — начинает отбрыкиваться Пак, — Спать пора! — О каком сне может идти речь, когда в моих руках эти соблазнительные окружности?- Марк игриво прихватывает руками за ягодицы и присасывается горячим ртом к изгибу шеи. Что ж, вполне ожидаемо… Разбудить старшего, это гарантированно напороться на любовные игры. Хотя признаться, Джинен не особо против, тело само откликается на прикосновения, тает в руках, подрагивает. — Не торопись, — уже серьезнее шепчет Марк, — Дай мне вдоволь тобой насладиться. Одеяло летит на пол, и Джинен радуется что всё-таки они не успели включить свет, иначе было бы несравнимо стыднее. Особенно когда Марк нависает над ним и полноправно раздвигает колени. — Ты так дрожишь…- голос старшего обретает узнаваемую хрипотцу, да и блеск в темных глазах говорит о многом. «Сколько раз он обладал мной?» — но всегда словно в первый. Тот же трепет и волнение, то же сладостное ожидание единения. Поцелуи… неторопливые, но горячие, умелые прикосновения тонких пальцев, словно Джинен не человек, а инструмент, который нужно настроить. Только вот всё отлажено давно, каждая струна откликается идеальным звучанием, стоит только слегка коснуться кончиками пальцев. — Громче! — приказывает старший и тело схватывает сладкой судорогой, а из груди рвутся стоны. Но это только начало, Марк тот еще мучитель. Неторопливыми поцелуями продвигается по внутренней стороне бедра. Джинен выгибается всем телом, стараясь получить больше, а потом вообще ловит старшего в кольцо своих ног и рук, и роняет на себя. — Хватит, — просит он, обжигая марковское ухо, — У меня сердечный приступ случится если ты еще хоть секунду помедлишь. Это не пустые слова, глухие удары уже основательно рвут изнутри грудную клетку. Джинен дышит чужим дыханием, потому что Марк вплотную, губами к губам, но не прикасаясь… Вдох- выдох… Выдох- вдох… «Если бы мы оказались под водой, то могли бы обойтись одним баллоном…» — почему-то эта мысль прожигает сознание и растекается по венам теплыми отголосками. — Джинени, поцелуй меня. Конечно, когда угодно, сколько угодно. Законное право на поцелуи давно получено, но они все еще остаются для Марка вожделенной наградой. Тонкие пальцы мягко проходятся по груди. — Расслабься… — Я в порядке. Хватит болтать, поторопись. — Нён, ты сегодня слишком дерзкий.- тихий смешок в самые губы, на который всё естество отчаянно откликается. Джинен еще плотнее жмет к себе старшего. Это действует, Марк перестает посмеиваться и начинает вести себя куда решительней… Пальцы сами собой сжимают и комкают простынь, жалобные стоны рвутся из груди… Тело вздрагивает от мощных толчков… Острые зубы впиваются где-то у плеча, и Джинен не к месту задумывается о том, что завтра там будет красоваться огромная метка. Но всё это то что надо, то что он хотел. Вот так раззадорить старшего, чтобы он в неистовстве забыл обо всем, полностью отдавшись страсти… А после опустошенный и задыхающийся покорно лежал в объятиях, придавив своим телом к постели. — Как ты, хён? — Джинен приглаживает мокрые волосы любимого. Марк только загнанно дышит, и мнет подрагивающими пальцами бедро. — Давай я переложу тебя на кровать, — Джинен старается выскользнуть из-под тела старшего. Но тот удерживает в объятиях. — Мы не закончили, я всё еще ужасно тебя хочу, — страстные слова обжигают щеку, шевелят короткие волоски у виска, — Ты нарвался, Пак Джинен. Нарвался… Только не сейчас, нет, а когда-то давно, так давно что воспоминания уже скорее легендой стали, чем просто памятью. — Помнишь когда ты взял меня в первый раз? — приглушенно шепчет Джинен. Марк кивает и жмется своей мокрой челкой и горбатой переносицей к щеке, дышит отрывисто. — Ты был таким решительным в ту ночь. Готов был на всё… но при этом я всё время чувствовал как на самом деле тебе было страшно. — Страшнее было снова потерять тебя.- Джинен зря использует эту фразу. Марк нервно выдыхает, опаляя щеку. Прошлое никогда не станет чем-то простым. Всегда будет задевать раны, но теперь они хотя бы могут о нём говорить. — Ты был таким странным на следующий день. Джинен тихонько фыркает. Щеки все-таки розовеют. — Вел себя глупо? — Нет. Совсем не глупо, — Марк приподнимается и заглядывает в глаза, одаривает невыразимой теплотой, — Ты был безумно милым. Словно верил что та ночь безвозвратно тебя изменила. — Она и изменила. Превратила затянувшийся кошмар в сладкий сон. Марк вздрагивает ресницами, взгляд делается задумчивым и серьезным. — А сейчас… твой сон… всё так же сладок? — Джинен по глазам видит, как на самом деле для старшего это важно. Как многие и многие вопросы всё еще терзают его сердце, всё еще не дают спокойно жить и радоваться. — Это давно уже не сон, — лицо Марка заметно грустнеет, взгляд потухает. Но Джинен еще не закончил, он легонько тыкается носом и снижает голос, — Это наша реальность, и она куда прекраснее любого сна, мы сами её создали. — Она точно устраивает тебя? — Совершенно точно. Ведь сон это всего лишь иллюзия, и в нем нельзя прожить слишком долго. Джинен проводит по лохматым волосам пальцами, притягивает к себе еще ближе, так что они сталкиваются носами. — Поэтому реальность куда лучше, у меня насчет тебя далекоидущие планы. Эти слова что-то делают с Марком, потому что пронзительные глаза делаются еще серьезнее, внимательнее и в их глубине мелькает что-то уязвимое, подрагивающее, состоящее из влаги. Старший поспешно моргает и отводит глаза в сторону. Губы сами собой складываются в теплую улыбку. — - Далекоидущие планы… Ипотека и куча детей? Эта шуточка явно для чего-то нужна, например, чтобы не растерять последние крупицы самообладания. Джинен тоже вздрагивает губами. — Ипотека нам ни к чему, хён, мы с тобой не бедные, можем позволить себе любой дом. — А дети? — Что? — Ты хочешь детей, Нён? — А ты нет? — Марк соскальзывает с горячего тела Джинена и усаживается в ногах. Растерянная, нахохленная фигурка. Джинен приподнимает голову, чтобы его увидеть. — Хён? Куда только подевалась обжигающая страсть, тут же испарилась, оставив место всепоглощающей нежности. Джинен осторожно садится и протягивает руки к замершему Туану. — Хён, ты не хочешь? Если нет, то всё в порядке, это ничего не изменит между нами… — Я хочу, — тихо откликается Марк, — Всегда хотел, — он почти падает в объятия Джинена, льнет к груди, крепко стискивает руками плечи, — С самого начала, когда встретил тебя, я думал об этом. Только мне страшно, Нён, смогу ли я стать таким же хорошим отцом, каким можешь стать ты. Джинену сразу дышать становится легче. Вот оно что! Всё так просто, Марк боится, волнуется… — Ты станешь самым лучшим папой. Даже не смей сомневаться в этом! — Марк ничего не отвечает, но Джинен чувствует как старший облегченно переводит дыхание.       Но дети это что-то из будущего. Они совершенно точно будут, вот только не сейчас, не сию минуту. Впереди концерты, записи, шоу, дорама вот еще… Им обоим отдохнуть некогда, вздохнуть лишний раз, побыть наедине… — Ты это специально, — с видом выносящего приговор произносит Марк. Обиженно моргает слезящимися глазками и шмыгает носом, — Я тебя десять раз попросил! — Я думал что всё положил, — Джинен всё сильнее потеет от стыда, торопливо перерывая сумку уже в сотый раз, но всё бесполезно. Заветная синенькая коробочка безвозвратно испарилась. — Ты ведь знаешь, что я болею! — начинает возмущаться Марк, — Но всё равно забыл! — Я нечаянно! — обижается Пак. Марк только громко шмыгает носом и смотрит с осуждением. Он с самого утра в дурном расположении духа, вяло реагирует на раздражители и капризничает в машине всю дорогу в аэропорт. Простуда это настоящая катастрофа, она истощает и выматывает, не дает нормально соображать и портит настроение… Не одному Туану, нет… страдают все в радиусе нескольких метров. А когда Марк в особо плохом настроении, то и на километры вокруг. — Она на столе лежала, как ты мог её забыть?! Атмосфера явно накаляется, голос старшего звучит особо басовито и хрипло, а лицо делается хмурым. Джинен чтобы успокоиться медленно переводит дыхание, старается говорить увещевающе: — Я тебе другое куплю. Ты главное не волнуйся. Потерпи, мы уже скоро будем на месте. — Потерпи?! — еще больше возмущается Марк, — Я ничего не вижу от этих ужасных слёз! А из носа у меня всё время течет! И горло болит! — Хён, я знаю, приедем на место, я всё тебе куплю, и лекарства, и всё что захочешь. — Кофе.- лаконично откликается старший. — Хорошо. — И молочный коктейль. — Зачем он тебе? Марк смотрит возмущенно. Красный кончик носа особо сильно выделяется на тонком лице, и влажные глазки тоже, всё это делает его похожим на обиженного мальчишку. — Кофе запивать буду! И вообще ты обещал купить всё что я захочу! — Да, прости, конечно. Марк складывает на груди руки и успокаивается ненадолго. — Марк хён, ты всё дорогу жалуешься.- подает голос Бэм с заднего сидения, — Бери пример с Джебома хёна, он тоже болеет, но сидит тихо. — Так это твой Джебом меня и заразил! — тут же взвивается Марк, — Кто его просил с температурой на тренировки ходить?! — Но ты один заразился, хён. Остальные-то в порядке. — И правда, — вдруг настораживается Пак, — Чего это зараза только к тебе пристала, хён? Марк переводит на любимого мрачный взгляд. — Ты на что это намекаешь, Джинени? — Я с ним не целовался, если вы об этом.- встревает гнусавым голосом Джебом. — Да тебя как бы и не спрашивали, хён, — переключает на него внимание БэмБэм, — Ты сидишь со своим компрессиком, вот и сиди. — Да сижу, сижу, только на меня напраслину не говорите.- он снова шлепает на лоб холодный компресс и расслабленно распластывается в кресле. Бэм поправляет на лидере ремень безопасности и устало вздыхает. Марк громко шмыгает носом и смотрит на Пака долгим взглядом. — Что такое, милый? — Нёни, я тоже хочу компрессик! Джинен только тяжело вздыхает и прикладывает к марковскому лбу циферблат своих наручных часов. Марк сначала удивленно хлопает глазами, а потом надувает губы. — Но ведь холодненько, хён. — Ладно, ладно, — приглушенно откликается старший, — В следующий раз когда у тебя горло заболит, я тебе просто дам сосульку…       Когда они после долгих перелетов оказываются, наконец, дома, Марк сразу падает лицом вниз на их большую двуспальную кровать и замирает неподвижной тушкой. Джинен только вздыхает и принимается снимать с него куртку, толстовку, а потом и джинсы. Марк все еще расслабленно-капризный хоть и простуда уже почти прошла. Иногда Джинену кажется что Туану нравится быть таким, потому что обычно это Джинен ведет себя как избалованный ребенок… видимо хёну иногда хочется чтобы и о нём позаботились… Джинен легонько шлепает по упругой туановской заднице, и не дожидаясь возмущенных воплей, уходит на кухню. Нужно хотя бы сварить рамен, да и в целом навести ревизию, узнать что там вообще из съестного осталось.       Марк приходит, когда на плите уже вовсю шкварчит кастрюля, а на столе расставлены необходимые приборы и закуски в маленьких плошках. Джинен чуть не роняет из руки ложку от неожиданности. Туан иногда ходит бесшумно, без шлепанья босыми ступнями по полу, без громогласного пыхтения… Тонкий и незаметный как призрак он подкрадывается сзади и оплетает за талию своими идеальными руками, прижимается со спины теплым телом. И всё-таки забавно пыхтит в самое ухо. — Чего не лежалось? — фыркает на это Джинен. Принимается снова невозмутимо помешивать лапшу ложкой. Марк впивается своим острым подбородком в плечо, виснет всем телом и еще усерднее пыхтит в ухо. Джинен вздрагивает от расползающихся мурашек, всё тело наполняется трепетом. — Я тебя люблю, знаешь? — голос Марка звучит как-то задумчиво, словно он совсем недавно сделал это открытие. — Знаю, — смущенно откликается Джинен, — Только щекотать мне ухо совсем не обязательно. — И ты меня любишь. — В самом деле? — иронизирует Джинен, но уши и лицо всё же вспыхивают, краснеют стремительно. Марк легонько целует горячее оттопыренное ухо. — Да. Без ума от меня, — тонкие пальцы умело проскальзывают под двойной слой одежды, проезжаются по напряженным мышцам живота. Джинен почти роняет ложку во второй раз и нервно облизывается, прикрывая глаза. Осторожные поцелуи покрывают уши и шею, пальцы ласкающе очерчивают рельеф живота и пупок. — Это нечестно, — тихо шепчет Джинен, — Нечестно иметь такую власть над людьми. Нечестно превращать меня в глину, нечестно так целовать… Марк над этим только бессовестно посмеивается и продолжает целовать. — Не отвлекайся, а то рамен убежит. Руки перемещаются выше, теперь испытывают своими прикосновениями ребра, губы чувственно вбирают мочку. Сложно не отвлекаться, когда тебя так вкрадчиво и сладко соблазняют. Дразнят… Марк якобы случайно задевает пальцами набухшие соски и посасывает мочку уха. Ноги слабнут. Джинен невольно отклоняется назад всё больше опираясь на старшего. — Сдавайся.- просит Туан и совсем прижимает к себе, принимает в объятия. — Рамен…- с придыханием жалуется Джинен. И Марк протянув руку выключает плиту, сдвигает кастрюлю на другую конфорку. Разворачивает Джинена к себе лицом, с невыразимым обожанием смотрит в глаза. Джинен оплетает за шею руками, льнет всем телом, но когда Марк по-хозяйски обхватывает за ягодицы и пытается поднять Пака на руки, тот возмущенно выдыхает: — Только не рядом с продуктами! Марк на это только весело усмехается, а потом все-таки взваливает на себя Джинена и утаскивает в сторону спальни. На плите остается остывать свежеприготовленный рамен…