***
И снова тянутся безрадостные дни. Марк где-то там за своей закрытой дверью или вообще не пойми где, бродит до ночи и возвращается в общежитие какими-то своими окольными путями, потому что ни разу не пойман. Ни фанатами, ни папарацци. Либо шифруется умело, либо давно научился растворяться в воздухе. Джинен не в духе. Он совсем изводится от неизвестности и всевозможных ревностных подозрений, но так и не решается хоть что-то предъявить. Потому что прав нет. Давно утеряны, еще до пресловутого Вана или даже раньше… Можно иногда лишь подойти, поговорить, расспросить ненароком. Но разве это поможет? Из Марка слова не вытянешь, а если он захочет соврать, так и глазом не моргнет. Джинен мучается, но закрытая дверь в спальню хёна все еще остается нерушимой преградой. Пак начинает ненавидеть себя за врожденную деликатность. И все чаще мысленно называет себя трусом. — Я скоро перееду.- говорит Марк и внутри будто что-то обрывается. — Что? — переспрашивает Пак и понимает, что стоило бы сразу насторожиться, ведь в последнее время хён просто так к нему не заходит. Только если по важному делу или чтобы сообщить такие вот новости… В его голове уже картинка оживает с летящим в Лос-Анджелес самолетом. А еще он представляет пустое общежитие где за закрытой дверью уже не просто тихо, а совершенно пусто. Грудь словно тисками сдавливает и Джинен с трудом глотает воздух. А Марк похоже понимает все, в лицо не смотрит, опускает взгляд под ноги, заметно сутулится. — Квартира почти готова, осталось только собрать вещи и переехать. Это было нелегкое решение, но компания пошла мне навстречу. — Зачем? — бездумно выдыхает Пак, — Это из-за Вана? Из-за него? Ты больше не можешь его видеть, я прав? Марк все-таки поднимает свой жгучий взор, слишком долго смотрит прямо в глаза. Джинен старается дышать ровнее, не поддаваться охватившему ужасу перед предстоящей разлукой. — Это не из-за Вана.- только и говорит Марк. — Тогда из-за кого? — Сложно объяснить…- взгляд прямо в душу. Пронзительный и слишком откровенный. Все он может объяснить, только почему-то решает этого не делать. Пак еще сильнее терзается догадками. Если не из-за Вана, то почему? — Значит…- шепчет Пак, — Ты скоро нас покинешь? Когда? — губы не слушаются, и фраза выходит какой-то кривой и неровной, с оборванными краями. — Совсем скоро, — снова этот взгляд, слишком проникновенный, словно таящий в себе что-то, что-то неуловимое, невысказанное. Джинен все-таки его не выдерживает, почему-то виновато отводит глаза. Сердце еще быстрее колотится, впору задуматься о возможной тахикардии или о чем похуже. Марк же внимательно его рассматривает. И опущенную голову, и торчащие красные ушки… с трудом давит в себе желание прикоснуться к этим тепленьким и мягким кромочкам. Грусть Пака видна невооруженным глазом и он все-таки договаривает, чтобы его успокоить: — Это недалеко, Нёни. Джинен сразу вскидывается, еще сильнее розовеет и в глазах мелькает немой вопрос. — Этажом ниже. Ты всегда сможешь прийти в гости. Если, конечно, захочешь. Сразу становится легче дышать. Летящий самолет испаряется из мыслей, а расплывчатая картинка предполагаемой квартиры становится более оформившейся. И все равно это другое! Не тоже самое что рядом, хоть и за закрытой дверью. Все равно в зоне недосягаемости, хоть и в гости приглашен вроде бы… Джинен понимает что не пойдет. Просто не сможет, постесняется или перетрусит. Потому что одно дело торчать под дверью хёна, а другое дело прийти не скрываясь. Не хватит у него на это смелости. — Спасибо, — упавшим голосом шепчет он, — Спасибо, хён, за приглашение. Марк же снова вглядывается долгим взглядом, судя по всему убеждается в том что Пака ждать не стоит- точно не придет. Сам тоже словно потухает, ссутуливается еще больше. — Ладно, пойду, — голос звучит слишком хрипло, — Еще увидимся. — Конечно.- кивает Пак, стараясь не смотреть в глаза. Марк вздрагивает ресницами, явно собираясь еще что-то сказать. Но передумывает. Кивает Джинену в ответ и покидает комнату, снова бухнув многострадальным замком. Джинен же надолго замирает на месте, мысли как проворные мотыльки мечутся в голове.***
Все-таки этот разговор не приносит облегчения. Джинен уже заранее паникует и придумывает предлоги, под которыми он бы все-таки мог заявиться к Марку. И понятно не в одиночестве, нет, это совсем страшно! Нужно взять кого-то с собой… Но как назло Туан никого больше не зовет к себе, Пак узнает об этом путем осторожных расспросов и совсем падает духом. По какой-то глупой иронии, терзаясь всеми этими противоречиями, он совсем отгораживается от Марка, забуряется в свою нору и почти не высовывает из неё носа. Туан же по сути делает нечто схожее, почти совсем не покидает спальню, а в остальное время исчезает из общежития. В последние дни перед переездом его вообще не застать дома. Это случается за два дня до отъезда хёна. Югём как назло ломает переключатель душа в их общей ванной и Паку приходится отправиться в другую. На самом деле он этого не любит (мыться на чужой территории), но тут уж выбирать не приходится, завтра важное выступление прямо с утра и обе ванные комнаты будут под завязку забиты родными одногруппниками, спешащими привести себя в порядок. А значит нужно урвать свои десять минут душа именно сейчас, когда почти все мемберы уже укладываются спать. Он сразу понимает что душ занят, когда открывает дверь в ванную. Да и тонкий силуэт за полупрозрачной стенкой не оставляет сомнений. Там Марк! Это однозначно понятно, у кого еще в группе такая фигура? Джинен застывает на пороге соляным столбом, растерянно комкает в руках прихваченное полотенце. Уйти? Прямо сейчас, пока до хёна, не дай бог, не дошло, что кто-то посмел за ним подглядывать. Но глаза сами собой жадно проезжаются по еле различимым очертаниям, ловят знакомые изгибы, прослеживают линии. Джинен безудержно краснеет и прижимает истерзанное полотенце к губам. Уйти! Лучший вариант. И сделать это нужно как можно скорее. Джинен толкает плечом дверь и выскакивает в коридор. Отдышаться! Привести скачущие мысли в порядок. В общежитии уже темно и даже тихо, что редкость. Судя по всему даже неугомонные макнэ улеглись. Джинен слушает шум воды. Хён такой беззаботный, даже дверь не закрыл. Совсем не думает об одногруппниках, о их эмоциональном состоянии… «А может быть он кого-то ждал?» — в голове невольно всплывает образ Вана с самоуверенной улыбкой на лице, но Пак усиленно мотает головой. Марк не идиот вновь привечать того кто однажды уже предал. Джинен снова прячет лицо в полотенце. С чего он должен кого-то ждать? Может быть просто забыл закрыться. С него станется… Джинен снова мотает головой, отгоняя образ теперь уже сияющего всей мордахой макнэ. Марк никогда не был педофилом. Наивные детеныши его не прельщают. «Вместо того чтобы гадать, шел бы лучше спать.» — советует он сам себе, но все же остается на месте. Журчание воды успокаивает и одновременно будоражит. Джинен думает о том что скоро Марка будет уже не застать в общежитии. Он будет ходить в свою ванную, у себя в квартире. И спать тоже будет там… Джинен больше не услышит этого хриплого голоса в родных стенах. Не услышит смех или любимые бешеные крики, когда старший играет в компьютерные игры. Он не застанет Марка в одной длинной футболке и босиком рано утром на кухне. Не кому будет ломать замок на его двери, только чтобы поговорить… Здесь станет слишком пусто и тихо… потому что исчезнет самый главный хён. Хён его сердца… Джинен вздрагивает, когда на полотенце падает капля. И тут же еще одна. Он начинает усиленно моргать и только тогда осознает что это его слезы. Они скатываются по щекам и падают на полотенце. Так все плохо? Настолько? «Это всего лишь другая квартира. Он не уедет за тридевять земель!» Нет. Но… Так ли уж легко будет теперь его увидеть? Сотни километров, или всего один этаж, это не играет роли. Марк отдалится еще сильнее, расстояние до его сердца увеличится на немыслимые мили и мили… Уже сейчас приблизится почти невозможно, а тогда станет совсем… Джинен трется лицом о махровую ткань, избавляясь от непрошеных слез. — Трус…- в полголоса обвиняет он себя. У него было столько времени чтобы поговорить с Марком. Чтобы вновь распахнуть закрывшуюся дверь в его сердце! Изменить что-то. Но… Он даже не смог просто постучать… Дверь спальни столько месяцев сдерживала его, а по сути дело было не в ней, а в собственной трусости. Просто удобно было обвинять простую деревяшку. Столько времени… столько возможностей… А теперь хён уйдет и количество дверей вырастет. Джинен понимает что не готов к этому. Не готов так легко отпустить хёна. Не готов вновь безропотно принять действительность и отступить. «Когда еще я смогу приблизится к нему настолько?» — скорее всего никогда. Это точно. Марк совершенно точно отвлечется, забудет о Паке, встретит кого-то, кто будет лучше Вана… лучше Джинена… — Нет! — он сам себе зажимает рот и замирает. Как давно он вообще здесь стоит? Кажется что вечность, но шум воды все еще не смолк, значит хён моется. Джинен только сейчас осознает, что во всем общежитии только они с хёном бодрствуют в столь поздний час. Разве не идеальный момент? Сердце снова начинает бешено трепыхаться. Завтра с утра запись, потом интервью… Вечером еще одна запись… Джинен волнуется еще больше. По всему видать что это последняя возможность… Больше её не будет! Завтра им не удастся поговорить, а послезавтра Марка уже здесь не будет! И новая дверь вырастет на пути. Куда более надежная чем предыдущая… Джинен отчаянно хватает ртом воздух. Либо оставаться трусом и дальше, либо… Он делает еще один отчаянный вдох и прикрывает глаза. Шагать в неизвестность всегда страшно, но иногда это единственный выход. Джинен устал так легко принимать все неизбежное… Марк шарахается от Джинена, когда тот вламывается к нему в душевую кабинку. В джинсах и рубашке, прямо под потоки воды. Это настолько немыслимо, что старший по-настоящему теряется и только растерянно моргает, упершись лопатками в кафельную скользкую стенку. Джинен бешеноглазый и тяжелодышащий, воровато скользит взглядом по обнаженному телу хёна, черные волосы намокают стремительно, облепляют лоб, рубашка пропитывается и становится уже не светло-голубой, а насыщенно-синей. — Хён, — хрипит Джинен, — Ответь мне, хён, от кого ты сбегаешь? Ты сказал что это не из-за Вана. Так из-за кого? Марку сразу становится легче. Вот оно… До этого тугодума наконец дошло. — Ну и место ты выбрал для разговора…- Марк хочет еще что-то добавить, что-то ироничное и нежное, но Джинена уже кидает к нему, впечатывает в грудную клетку. Туан успевает только снова опереться о стенку, и принимает в руки тугое тело, обтянутое мокрой насквозь одеждой. Голову сносит напрочь. Джинен за плечи цепляется и дышит со всхлипами. Марк закрывает глаза, и обхватывает руками мокрую и взъерошенную голову. Его запах, жар тела… — Тише, — шепчет он в самые губы, чтобы хоть немного успокоить отчаянно взбудораженного Пака. Потому что нельзя так дышать, можно и сердечный приступ заработать… Кому-то из них… — Не уходи, — отрывисто просит Джинен, — Не уходи, пожалуйста, даже если это из-за меня! Я знаю что из-за меня. Ведь так? Я прав? Но Марк затыкает отчаянным поцелуем, выбивает из головы все мысли, мгновенно превращая Пака в желе. В нечто податливое и безвольное… Джинен тонет в переизбытке чувств. Ноги сами собой подкашиваются и от падения удерживают только руки хёна. Губы Марка… его язык, который так мучительно сладко проезжается по зубам и нёбу… Джинен задыхается… Почувствовав что Пак в руках ощутимо слабеет, Марк отпускает его горячий рот и дает отдышаться, принимается за мокрые щеки и шею. Решительно рвет тесный ворот рубашки и ловит губами скачущую сиреневую жилку. Джинен тихонько стонет, а потом тянет на себя, так что Марк невольно поскальзывается и впечатывается в любимое тело со всей силы. Слава богу, прозрачная стенка выдерживает, только прогибается под мощной тушкой Пака. Марк снова находит желанные губы, притягивает Джинена к себе за пояс брюк. По хорошему бы прямо сейчас содрать влажную ткань с этого соблазнительного тела, но не хочется травмировать и без того переволновавшегося Пака. Не каждый день он так в кабинки душевые запрыгивает. Ох, не каждый… — Конечно, это из-за тебя, — шепчет Марк, — Из-за кого же еще? Видеть каждый день, терзаться… Это выше моих сил… Я так тоскую по тебе… — А подойти, а сказать? — в хриплом голосе Пака отчетливо проскальзывает негодование. Он зло набрасывается с новыми поцелуями, почти кусает, наказывает. Марк безропотно принимает наказание, мягко поглаживает напряженную спину- утешает. Джинен устает быстро и тяжело дыша замирает, прижавшись мокрой челкой ко лбу хёна. Маленький и дрожащий. Марк сталкивается с его жалобным взглядом совсем близко и внутри все обрывается. Вот он настоящий Джинен. С чего Марк решил что его мальчик навеки его проклял? С чего взял что Джинену уже давно глубоко плевать на все? Вот же он, тот самый… подрагивающий в руках, готовый простить все что угодно, принять каким угодно… Безумно страдающий без своего хёна. — Прости меня за все, — скрипуче просит Марк и сам дрожит как осиновый лист. То ли от зашкаливающего волнения, то ли от пробравшегося в кабинку холода. Черные глаза Пака озаряются какими-то яркими всполохами изнутри, по лицу проходит тень, но он все равно тянет Марка к себе, и только глухо и отрывисто роняет: — Заткнись, пожалуйста, хён. И остается только послушаться… Снова эти поцелуи, что выматывают душу, снова лихорадочные прикосновения сквозь мокрую ткань… Марк в очередной раз впечатывает Джинена в хлипкую стенку кабинки и набрасывается на его шею, на обнажившиеся тонкие ключицы… Джинен в пустую ловит рукой воздух, а потом все же цепляется за хёна, сжимает твердые плечи. Стенка за спиной угрожающе прогибается. — Люблю…- с придыханием признается Марк и лезет куда-то под рубашку, проскальзывает прохладными и мокрыми руками по коже. Джинен содрогается, то ли с непривычки, то ли от чрезмерно натянутых нервов. А Марк пуще ткань тянет, норовит еще пару пуговиц оторвать. Джинен нервно хватает ртом воздух и неосторожно еще сильнее вжимается в стенку. Раздается жуткий хруст и Пак ухает в пустоту. Успевает только заметить испуганные глаза хёна и больно прикладывается пятой точкой об пол. — Что у вас тут происходит? — конечно, именно в этот момент лидер и обязан появиться. Вот такой вот встрепанный со сна, и ошарашенно таращащий глаза на изувеченную кабинку и голого взбаламученного хёна. Пак, лежащий на полу, похоже не сильно бросается в глаза на фоне всего остального. Марк поспешно руку протягивает, но Джинен уже сам поднимается, покряхтывая и отряхиваясь от воды. — Вы что вместе купались? — все еще не может врубиться Джебом. Марк только досадливо на него зыркает, а потом вновь обращает взор на Пака, но тот уже к выходу прихрамывает, ярко полыхая ушами и оставляя за собой мокрые следы. — Вот принесла же тебя нелегкая! — зло рыкает Туан на лидера. Джебом только растерянно глазами хлопает, и старается не смотреть на белое и гибкое тело хёна. БэмБэм на кровати вскакивает, когда в комнату заходит совершенно мокрый и недовольный Пак. В одежде… правда в скособоченной и пожеванной. Хмуро мимо шлепает мокрыми насквозь носками. Шлёп, шлёп, шлёп… БэмБэм все вопросы на всякий случай проглатывает, потому что судя по всему Джинен не намерен откровенничать или объясняться. Поэтому Пак без преград достигает своей спасительной комнаты и с грохотом задвигает за собой дверь. Бэм снова закутывается в одеяло и ложится, предвидя что теперь остаток ночи ему придется провести в мучительных догадках и предположениях. Но ошибается, потому что на этом все не заканчивается… Буквально через мгновение после Пака в комнате появляется старший хён. И тоже весь мокрый… Но закутанный в одно лишь полотенце, которое старательно придерживает на бедрах. — Что у вас там случилось? — все-таки решается спросить его Конпимук. — Второй душ сломали, — поспешно отмахивается Марк и тоже скрывается в комнате Пака, еще громче захлопнув за собой дверь. БэмБэм решает что ему сегодня точно не удастся заснуть. — Дурацкие хёны.- сквозь сон бормочет Югём. И БэмБэм мысленно с ним соглашается.