***
На следующий день совет продолжили, но пришла на него едва ли десятая часть вчерашних эльфов, да и те молчали. Эдрахиль подготовил длинную речь, общий смысл которой сводился к тому, что пригласить толпу смертных в скрытый город рискованно, но можно помочь им добраться до Бретиля и отправить туда зерно, овощи и домашнюю птицу. Сразу нашлись добровольцы, чтобы помочь доставить людей и продукты, а потом помочь им освоиться на новом месте. И что им мешало сразу до этого додуматься? — Ничего-то ты не понимаешь, — ухмыльнулся Келегорм, по нарготрондскому обычаю резко остановившись для беседы посреди улицы, так что никогда не отстававший Тьелпе едва на него не налетел. — Это делается специально, чтобы ни одна творческая идея не потерялась, поэтому в первый день все высказывают, что в голову приходит, не собираясь ничего из этого воплощать, а на второй уже — серьезно обсуждают и принимают решения. Очень даже удобно. — Ну да. Значит ли это, что если мне понадобится сковать меч, то я должен буду перед этим нарисовать эскизы для тарелок с дырками или ложек и вилок с лентами вместо ручек? — Ну, если для того, чтобы выковать меч, тебе потребуется созывать совет, то наверное. А тебе-то понравилось, Тьелпе? Племянник зыркнул на Охотника, как на предателя. Что они хотят от него услышать? Оба дня он сидел в уголке, рассматривая брошки, кольца, сережки и ожерелья местных эльфов, в надежде найти непривычные узоры, свойственные только Нарготронду. Сейчас он как раз прикидывал, какие из найденных элементов применимы к оружию, а какие — к домашней утвари. И что можно украсить ими в подарок королю Финроду, или, может быть, дяде… Но только не отцу — этот в любой вещице, сделанной не им, Куруфинвэ-младшим, найдет сотню изъянов, и давать повод для новых придирок Тьелпе не решался. Последние четыре сотни лет. А может, и вовсе никогда. — Так что же, понравилось тебе? Мне показалось, что ты оценишь такой творческий подход. Издевается? Или действительно так думает? — Внутренние вопросы Нарготронда — не моего ума дело, — попробовал выкрутиться Тьелпе. — Кто бы сомневался, — Куруфин возвел очи горе, — как всегда, ничего по существу. И в кого ты такой скользкий? И бесцветный, как варёное тесто. — Отец будто бы в шутку ущипнул его за бледную щёку. — Будто и не мой сын вовсе. Прозвучало почти весело, но Тьелпе вздрогнул, как от пощечины. Что можно на такое сказать? — Да, очень творческий, — ответил за него дядя Келегорм. Он не смотрел ни на брата, ни на племянника, поправляя тяжёлый платиновый гребень в виде стрелы, которым были скреплены тяжелые, толстые, как у зверя, пряди его жемчужных волос. — Наша маленькая пёстрая сорока. Маленький пучеглазый Финдарато. Тот же бессмысленный щебет и та же бессмысленная любовь к драгоценностям. Тьелпе побледнел. Словно прямо за ворот, на грудь, выплеснули кувшин ледяной воды. Что же это такое? Как только дядя может? Неужели он не понимает, не видит, как добр ко всем Финрод, как он мудр, как он… Сын Куруфина беспомощно поглядел на отца и сразу опустил глаза; неужели и отец того же мнения? — Ну почему же бессмысленная? — сказал Куруфин. — Он не зря вывез из Амана столько драгоценных камней; ты же помнишь, Тьелпэ? Пока мой отец, — странно было, что Куруфин сказал «мой отец», будто Келегорма не было рядом, — старался вызнать у Валар хоть что-то про младших детей Илуватара, этот золотистый павлин — прости меня, Турко, он слишком красив для сороки! — уже догадался, что нужно будет чем-то купить любовь эдайн. Как видишь, вполне успешно. Люди его очень, очень любят. Они вообще любят таких. У них множество песен про вождей, которые раздают золото, кольца и браслеты. У них это считается доблестью. — Куруфин взял сына за руку. — За твой перстень можно купить с десяток аданских витязей. Только не делай таких приобретений, прошу тебя, сынок! Отец рассмеялся, видимо, ожидая столь же шутливого ответа. Но у Тьелпэ язык словно примёрз ко рту. От попыток выдавить из себя что-то остроумное и при этом не слишком дерзкое, его спас выскользнувший из-за угла Финрод. «Мне показалось, что вы заблудились!», — сказал он, подхватывая обоих кузенов под руки и увлекая их в сторону высоченного фонтана, являющего собой гибрид сапога и Тельпериона, — «Пойдемте, я покажу вам основные ориентиры!» Едва поспевая за родственниками, Тьелпе думал, что если еще когда-нибудь окажется на совете, то точно первым составит своё мнение по любому вопросу и сумеет его отстоять.Пролог
19 октября 2018 г. в 09:10
Больше всего феанорингов впечатлили в Нарготронде не кажущиеся бесконечными мраморные и известняковые пещеры, перетекающие друг в друга по спирали и соединенные таким количеством переходов, что полностью план города едва ли представляли себе даже его создатели, не оружейные склады, увитые цветами настолько, что их в пору было принять за садовые теплицы, не привычка горожан большую часть дня болтаться по городу без толку, затевая околофилософские споры со случайными прохожими, а манера, в которой государь Финдарато Инголдо проводил советы.
Это действо больше напоминало детский праздник, чем дело государственной важности. Все желающие, включая едва научившихся ходить детей, гномов, эдайн и совсем редкие малоразумные формы жизни, захватив с собой ароматные набитые травами подушки, собирались в необъятном тронном зале, где им раздавали цукаты и горячее вино, и, развалившись где придется, высказывали своё ценное мнение, которое вызывало тем больше поддержки, чем более нелепым оно было. Создавалось впечатление, что нарготрондцы намеренно стараются перещеголять друг друга в глупости, обсуждая совсем не забавные вопросы, такие, как помощь беженцам из Дортониона.
— Может, нам стоит отдать эти пещеры беженцам, а самим переселиться на равнину? — предложил Финрод, улыбаясь больше своим кузенам, чем подданным, как будто предлагая поддержать игру.
Куруфин аж подпрыгнул от изумления, но подданных такой поворот дела ничуть не удивил.
— Можно было бы одолжить у Кирдана корабли и переправить их всех в Валинор, — ведь проклятие Мандоса не распространяется на эдайн… — задумчиво добавил Эдрахиль.
— А если придумать какие-нибудь чары или зелье, чтобы они все стали маленькими, размером с ладошку! — выкрикнула откуда-то с задних рядов юная эллет, сидящая на руках своей матери. — Их бы можно было расселить в ивовых корзинах, как кукол!
— На что они вообще похожи? — обеспокоенно и громко спросила очень худая женщина в тёмно-зелёном потёртом платье. Она беспрерывно крутила на руке свадебный браслет и оглядывалась блеклыми, испуганными глазами, будто искала отсутствующего мужа. — У них же везде волосы? Шерсть? Говорят, волосы у них везде; пусть сбреют их.
— Да, можно поговорить и об этом, — кивнул Финрод.
Где-то сзади послышались перешёптывания: «а как же бедный Айканаро, если у неё…», «…а они вообще умеют разговаривать?».
Эльф с серебристыми волосами, с узким, почти некрасивым лицом, коснулся руки Финрода.
— Ф-ф-финдарато, в этом есть смысл; эти эдайн, наверно, почти не говорят на нашем языке, особенно женщины и дети. — Куруфин ожидал, что тот сейчас предложит быстро преподать беженцам основы квенья, и даже, пожалуй, спросит по этому поводу совета у него, Куруфина, зная, что сын Феанора изучил множество наречий разных племён. Но тот заявил: — Мне кажется, стоит усыпить их, и я мог бы проводить с ними беседы на к-к-квенья во сне. Ведь когда спящий младенец слышит свою мать, он быстро усваивает новые слова… Есть такое особое зелье…
Финрод продолжал кивать, писец записывал всё новые и новые идеи, а Куруфину, поначалу с трудом сдерживавшему раздражение, всё больше и больше казалось, что они с братом не добрались до Нарготронда, а забрели ненароком в завесу Мелиан и теперь всё происходящее мерещится им под влиянием чужих чар.
— Тьелко, ты понимаешь, что здесь происходит? — шепнул он брату.
— Кажется, да, — кивнул Келегорм, и озорной огонек зажегся в его глазах: — Хуан, конечно, пока не может высказаться, но я уверен, что он хочет предложить в качестве помощи послать им несколько мешков свиных косточек! — выкрикнул он.
Финрод просиял и помахал ему рукой — ты, дескать, быстро здесь освоишься!