Пролог
20 октября 2018 г. в 07:49
Снежинки стайками белых мух врываются в Тронный зал Красного замка через разбитое окно, и ветер водит их безумным хороводом вокруг Железного трона.
Железный трон — вот он, возвышается прямо передо мной. Две дюжины кривых ступеней ведут к древнему седалищу королей — огромному, уродливому и опасному. Когда-то давным-давно отсюда управляли Вестеросом Эйгон Завоеватель, Кровавый Ворон, Дейенерис Бурерождённая, Король Солнце, Узурпатор и другие великие государственные деятели из учебников истории, которых я успел позабыть со школьных времён. Блестящие стойки ограждения должны служить препятствием для туристов из Йи-Ти, желающих сделать селфи на легендарном стуле, но туристов здесь сегодня нет. Полторы тысячи квадратных метров тронного зала пусты, галереи пусты, экскурсоводов нет, галдящих школьников нет.
Есть только парочка Никто и некоторое количество мертвецов.
Холодным зимним вечером через тысячу лет после Завоевания Железный трон греет своей худой задницей она — Безликая под оперативным псевдонимом Никто 58.
Пятьдесят Восемь сидит, закинув ногу на ногу: оранжевый огонёк сигареты мерцает на фоне искорёженных старых мечей, а штурмовая винтовка AR-18 чернеет у неё на коленях. Белокурая коса уложена на голове венцом, лёгкая полицейская плитоноска, надетая поверх подбитой мехом курточки, прикрывает грудь и верхнюю часть живота. Моя маленькая фальшивка. Сегодня Пятьдесят Восемь такая же фальшивая, как и в самый первый день нашего с ней знакомства, — от вырвиглазного педикюра на левой ноге до родимого пятна на правом виске.
Моя напарница, моя возлюбленная, моё проклятье. Именно эта девчонка и будет тут главной — бойтесь её, ненавидьте, обожайте, восхищайтесь.
Серый зимний день угасает на глазах, обрамляющие зал колонны растворяются во тьме. Тысячный год от Завоевания Эйгона наступит через каких-то шесть с половиной часов, однако новогоднего салюта, наверное, не будет — вместо него по всей Королевской Гавани звучат самые настоящие выстрелы. «Плам», «пом-пом-пом», «плам-плам» — они хлопают где-то совсем рядом, во дворах и пристройках Красного замка. Если принюхаться получше, помимо пороховых газов и табачного дыма можно также учуять горелую резину, бензин, лапшу быстрого приготовления, едкий запах аммиака и черёмухи. Именно так пахнет современная свобода. Так пахнет операция «Тысячелетие».
Сизая дымовая завеса выплывает из ноздрей Никто 58. Она продолжает невозмутимо покачивать ногой, обутой в высокий ботинок из чёрной кожи. Надоедливая стрельба на мгновение стихает, и я спрашиваю:
— Что же мы с тобой натворили, дорогая? Как пришли к такому финалу?
Пятьдесят Восемь коротко разводит руками, поднимая голубые глаза к потолку. Крупинки снега падают на её ладони в беспалых перчатках, чтобы растаять спустя несколько мгновений.
— Валар дохаэрис, Бык, — отвечает она лаконично, вслепую извлекая из винтовки опорожнённый магазин.
Бык… Да, когда-то у агента Никто 70 тоже было имя.
— Лет эдак двенадцать назад, — продолжает Никто 58, поднимаясь с насеста, — мама привела нас посмотреть Красный замок — меня, сестру и старшего брата. Я, не будь дурой, тут же пролезла под ограждением и побежала на Железный трон, но брат перехватил меня на полпути. Если каждая девочка в Вестеросе захочет сделать так же, сказал он тогда, этот стул быстро сломается. — Она плавно движется вниз по ступеням, на ходу вынимая из подсумка очередной сороказарядный «банан». Театральный жест, короткий щелчок, и рукоять затвора возвращается в переднее положение. Пятьдесят Восемь оглядывается назад, выплёвывает сигарету и говорит обиженным тонким голоском: — Ничего он не сломался, хоть я уже и не маленькая девочка.
У подножия лестницы валяется труп, через который она перешагивает грациозно, словно участница шоу «Топ-модель по-браавосски» в финальном конкурсе. Говорит:
— Лежи, Бродяжка, ты мне не мешаешь.
Никто 58 опускается на колени с негромким стуком, когда пластик наколенников соприкасается с каменным полом, усыпанным золотистыми цилиндриками остывающих гильз. Плавно проводит рукой ото лба до подбородка, и фальшивый образ давно мёртвой женщины исчезает в мгновение ока, уступая место вытянутому бледному лицу с компактной россыпью мелких прыщиков на подбородке. Потом встряхивает головой, и волосы её становятся каштановыми и взъерошенными. Возможно, самый опасный тинейджер из тех, что существуют за пределами комиксов.
— Ты здесь, Многоликий? — спрашивает она у темнеющих сводов тронного зала, складывая ладони свечкой. — Это я, Арья Старк. Теперь злая девочка убила всех, кого хотела убить с детства… и ещё несколько десятков человек специально для Тебя. Я была не самой лучшей Безликой в истории ордена, богохульствовала и пользовалась служебным положением в личных интересах, но Ты тому свидетель — при всех своих недостатках Никто Пятьдесят Восемь честно служила Республике Браавос все эти грёбаные шесть лет. Если мы наконец в расчёте, не мог бы Ты подписать моё прошение об отставке? Благодарю тебя, Многоликий.
Арья Старк. Казалось бы, всего лишь очередное имя. Но от этого имени веет жизнью, потому что оно настоящее. Леди Арья Старк — так её зовут на самом деле. Принцесса Севера, королева драмы.
«В-р-р-р, флоп-флоп-флоп» — тень вертолёта проносится снаружи совсем близко. Где-то за стенами крепости неразборчиво скрежещет мегафон, к чему-то призывая или кого-то уговаривая. «Пом-пом-пом» — говорит одна винтовка за высокими створками дверей тронного зала. «Плам, плам-плам-плам» — отвечают ей другие. Снежинки танцуют на ветру, не обращая на всё это безобразие ровным счётом никакого внимания.
— Похоже, сегодня мы всё-таки умрём, — констатирую будничным тоном.
Незадолго до начала операции мне стукнуло двадцать три, а мелкой стерве скоро должно исполниться девятнадцать, однако в свои невеликие годы мы оба знаем о смерти всё. Солдаты Чёрно-Белого Дома могут забыть за ненадобностью слова любви или школьную программу по истории, но уж в чём в чём, а в смерти и всей такой фигне они разбираются лучше кого бы то ни было.
Арья Старк поднимается на ноги и направляется ко мне — тихая, как тень.
— Да-а, Бык, — отвечает она негромко и протяжно, — мы с тобой непременно умрём. Быть может, даже в один день. — Её левая рука удерживает винтовку за шейку приклада, а пальцы правой заползают в волосы у меня затылке.
Нежная кожа её лба встречается с колючей щетиной на моём подбородке, а губы уверенно шепчут:
— Но это будет не сегодня.