Безликие по соседству

от: Никто 70 кому: Чёрно-Белый Дом локация: Королевская Гавань дата: девять недель до операции «Тысячелетие»​

      — Дрю! — Ноготки агента Никто 58 мелькают перед моими глазами, длинные тонкие пальчики щёлкают у самого носа. Лак на её ногтях красный и чёрный, как будто призрак Таргариенов мельтешит впереди. — «Хеньюягон» или «Кескибарос»? — спрашивает она строго, взвешивая в руках два одеяла.       Эндрю Рэдвуд — так звали парня, личность которого я украл для этой операции.       Место, где мы сейчас находимся, — ИКЕА к югу от Королевской Гавани. Подушки гирляндами свешиваются с потолка, наматрасники лежат под ними, справа громоздятся ковры в бабушкином стиле и журнальные столики. Полупустые стеллажи с картонными коробками взмывают в небеса, красные ценники с невиданными скидками призывают купить всё прямо здесь, прямо сейчас. Люди в гражданском перекатывают тележки туда-сюда, люди в жёлтых рубашках снуют сюда-туда, пахнет дешёвой мебелью из квохорской древесины и застоявшимися в горшках растениями. Триумф браавосского социализма.       Одеяло «Кескибарос» стоит двадцать девять девяносто, а «Хеньюягон» — двадцать четыре девяносто, так что выбор в кои-то веки очевиден. Я закатываю глаза.       — Конечно же второе, Гели, — отвечаю.        Аргелла Рэдвуд — так звали девушку, под личиной которой теперь скрывается моя напарница, боевик Никто 58.       Пятьдесят Восемь хмурит брови. «Кескибарос» более тёплое, но мы ведь не собираемся задерживаться тут на всю зиму, да и пять львов в нашем положении лишними не бывают.       Тридцать процентов, сорок процентов, пятьдесят процентов — как и прочие браавосские торговые сети, данный магазин спешит распродать товар перед уходом с вестеросского рынка, и Никто 58 пользуется этим по полной программе. Считается, что выпивая эликсир №6, мы получаем часть воспоминаний и привычек прошлого хозяина лица. Если это действительно так, то эта Аргелла Рэдвуд, должно быть, была злостным шопоголиком. С другой стороны, если ты школьный учитель, а твоя напарница — неудачливая актриса, вам приходится внимательно отслеживать распродажи и прочие акции для патентованной нищеты.       Для протокола: агент Никто 70 не намекает на необходимость увеличения бюджета операции.       — Приходите ещё, — автоматически говорит нам девушка за кассовым аппаратом, видимо забывая о том, что магазин прекратит своё существование через пару дней.       А может, мы с Пятьдесят Восемь сами умрём раньше. Один Многоликий знает, кто из этих браавосцев протянет дольше в тылу врага — ИКЕА или агенты Чёрно-Белого Дома.       Утром буднего дня автомобилей на парковке мало, так что отыскать на ней тёмно-синюю «Вольво» не составляет труда. Они закупались в браавосских магазинах и ездили на браавосской машине — быть может, эти Рэдвуды были не такими уж и плохими людьми до того, как ими стали боевики Никто 58 и Никто 70?       Низкое солнце светит в глаза, облетевшие листья всех оттенков жёлтого негромко шуршат, когда южный ветерок гоняет их по парковке. Второй осенний месяц близится к концу. Над Браавосом уже наверняка нависли туманы и заморосили серые дожди, но на широте Королевской Гавани сегодня почти по-летнему тепло и сухо.       — И всё-таки зима уже близко, — внезапно произносит Никто 58, перегружая накупленное барахло из тележки в машину.       Кажется, она родилась где-то на Севере. И это, пожалуй, всё, что мне о ней известно на данный момент.       Обратный путь по Дороге Роз должен занять минут двадцать, если, конечно, Пятьдесят Восемь не выкинет какой-нибудь фокус. Королевский лес будто расступается перед тобой на каждом повороте — оранжевый и красный, с зелёными вкраплениями хвойных. Воздух здесь такой, какой бывает только осенью — в нём витают возвращающие тебя в детство ароматы гниющих листьев и тыквы. Нигде в мире нет такой осени, как в Штормовых землях, уж я-то знаю точно. Вообще, это довольно странное чувство — спустя много лет возвратиться Никем на родину, которую вынужден был покинуть в прошлой жизни.       Пятьдесят Восемь сидит, закинув ноги на переднюю панель, и разглядывает трещинку в верхнем углу лобового стекла. В руках она вращает оскаленную тыкву с недобрыми треугольными прорезями глаз. Послезавтра наступит первое число — День Неведомого. День мёртвых, праздник тлена, холода и смерти. Всего того, к чему Безликие имеют самое непосредственное отношение.       — Ради Многоликого, пристегнись, пожалуйста, — говорю. — Негоже тратить деньги из браавосской казны на штрафы в Вестеросе.       Никто 58 фыркает, но мою просьбу исполняет. Она умеет быть дисциплинированной, когда захочет.       — Вот тут сверни с дороги направо. — Никто 58 указывает рукой в желаемом направлении.       Я уже начинаю догадываться, чего она хочет, когда Пятьдесят Восемь подтверждает мои худшие опасения:       — Загляну в армейский гипермаркет, авось там отыщется что-нибудь интересненькое на халяву.       Едва заметная под слоем опавшей листвы колея углубляется в лес метров на пятьсот, прежде чем упереться в шлагбаум. Я останавливаю машину перед ним.       — Воровка, — напутствую её, а она демонстрирует мне язык.       Тепло нового дня ещё не выгнало из лесных низин синий ночной туман, и розовые кеды Никто 58 ступают по влажному ковру из кленовых листьев мягко, словно обуты на ноги призрака. Одиночные выстрелы раздаются где-то вдали, в облетающих жёлтых кронах над головой перекаркивается шайка ворон, ритмичный стук проходящего поезда доносится со стороны железной дороги, идущей параллельно шоссе.       Часовой из оцепления спит у дерева, рядом стоит деревянный ящик. Щёки у часового розовые, на висящей мешком форме виднеются разводы пота. Карманы оттопырены — вероятно, набиты хлебом. Срок службы — не более трёх месяцев. Опасности не представляет.       Руки Пятьдесят Восемь работают столь же бесшумно, как и ноги. Крышка ящика открывается, внутри виднеются оливковые металлические корпуса противопехотных мин M18A1. Пятьдесят Восемь беззвучно свистит, радуясь находке. Цап! — пальчики вытаскивают наружу одну мину, а с ней и подрывную машинку. Цап! — и детонатор с тридцатью метрами детонирующего шнура тоже украден. Полный комплект, как положено.       Для протокола: данный хулиганский акт является личной инициативой агента Никто 58. Её поступка я не одобряю и ответственности за его возможные последствия не несу.       Стрельба на полигоне становится более интенсивной — в дело вступают пулемёты. Пятьдесят Восемь тем временем крадётся в обратном направлении. Красные и чёрные когти свободной руки мелькают в воздухе, а потом — цап! — штык-нож L1A4 в мгновение ока извлекается прямо из ножен у часового на поясе. Солдат спит в ожидании обеда, и никакие внезапные служители Многоликого не могут нарушить его распорядка дня. Никто 58 возвращается к машине с трофеями, дожидается новой серии выстрелов и аккуратно захлопывает дверь.       — Приличная Безликая, а ведёшь себя как мелкая щипачка из летнийского гетто, — говорю.       Пятьдесят Восемь тычет штыком в мой пах, улыбаясь одновременно ласково и жутко, и предупреждает:       — Напишешь об этом в рапорте — отрежу яички.       Для протокола: в данный момент тестикулы агента Никто 70 всё ещё на месте.       — Пригодится в хозяйстве, — поясняет она, когда мы трогаемся с места. И невозмутимо заворачивает противопехотную мину M18A1 с принадлежностями в одеяло Хеньюягон.       Иногда она ведёт себя глупо и безответственно, как маленький ребёнок — просто уму непостижимо. И почему её назначили старшей в нашей паре?       По мере приближения к столице машин становится всё больше, равно как и билбордов, с каждого из которых на нас сурово взирают могучая лысина и рыжие бакенбарды Лидера Нации. Выборы даже ближе, чем зима. Тайвин Ланнистер идёт на новый пятилетний срок, и вряд ли кто-то сможет ему помешать — ты можешь проголосовать либо за Лидера Нации, либо против Лидера Нации. Очевидно, что в Вестеросе бремя выбора не висит на электорате столь же тяжким грузом, как в Браавосе.       — Я из секты свидетелей агитации за Станниса Баратеона, — говорит Никто 58, подравнивая оскал тыквы штык-ножом L1A4. — Прямо у Красного Замка висел целых двадцать две минуты, даже сфоткать успела.       Баратеон очень зол. Он обещает вывести своих сторонников на улицы в следующие выходные, хотя, если так пойдёт и дальше, выйдут не только они. «Всё хорошо и будет ещё лучше», — уверяет своих рабов телевизор, но в это, конечно, мало кто верит. В Дорне и на Севере вновь поднимают головы сепаратисты, лесные братья Берика Дондарриона ведут партизанскую войну в Дорнийских марках, спор за нефтегазовые месторождения в юго-западной части Студёного моря грозит перерасти в открытый вооружённый конфликт между Вестеросом и Браавосом.       Государство трещит по швам, и Многоликий желает, чтобы оно порвалось уже в этом году. А мы — снятое с предохранителя оружие в Его руках.       Я поворачиваю голову направо, и наши с Пятьдесят Восемь взгляды на мгновение встречаются. В её холодных фальшивых глазах горит пламя мести. Имя Лидера Нации наверняка занимает почётное место в её списке смертников — в этом я уверен на сто процентов.       Очертания Королевской Гавани проступают впереди сквозь дымку и полуголые ветви деревьев, из старой магнитолы через помехи льётся музыка из опенинга «Если наступит завтра». Одиннадцать лет спустя Мальчик-у-которого-больше-нет-имени вновь возвращается на родину.       Всё почти как в детстве — только я стал Никем.