Innocence & Corruption

— Милая, у тебя что, волшебная пизда? — серьезно спросил Чаглар, наблюдая за ее растерянным и смущённый лицом.— С моей стороны это была бы благотворительность. На выход и зови следующую, Дениз. Мужчина достал небольшой металлический поднос и встал из-за стола. Дениз неотрывно наблюдала за ним, глотая воздух ртом от возмущения, пока он вел себя так, словно она и впрямь послушалась его и вышла за дверь. Поднос звякнул о поверхность журнального столика и Чаглар сел на софу, шумно втягивая воздух носом. Не замечая ее. Она присмотрелась к предметам на подносе: миниатюрная полупрозрачная хрустальная шкатулка, небольшая золотая соломинка и тончайшее золоченое лезвие. Мужчина выложил предметы с правой стороны от подноса в ряд и высыпал содержимое шкатулки отточенным движением. Образовался стройный ряд кристального порошка, который он принялся разравнивать лезвием. — Ты из наркош?! — взвизгнула Дениз, глупо скривив губы. — Il n'en est rien! Ни за что! — запротестовал Чаглар, поднимая на нее глаза. Терпеливо и снисходительно он пояснил: — Синтетический кокс. Совершенное творение нашего века. Никакого привыкания, исключительное наслаждение. Знаешь, кто такой Сид Барретт? — Не знаю. Дениз враждебно сщурила глаза и Чаглар с улыбкой задетого человека кивнул, наклоняясь над подносом и поочередно втягивая порошок в каждую ноздрю через соломинку от Bulgari, оставляя после себя лишь несколько одиноких крошек. Дениз опасливо сделала шаг назад, не зная, чего ожидать. Заклинатель зрителей, критиков и кинофестивалей лишь на мгновение прикрыл глаза, морща нос. Откинувшись на спинку софы, широко расставив ноги и сщурив взгляд на забитый пластинками стеллаж, он выглядел… богически невъебенно и самоуверенно. Она же — блекло и загнанно. Чаглар вновь заговорил, скользя взглядом по корешкам пластинок: — Когда Сид Барретт впервые попробовал ЛСД, он просидел двенадцать часов пялясь на апельсин, сливу и спичечную коробку перед собой. Можешь себе представить? Для него слива была Венерой, апельсин — Юпитером, а коробка спичек — космическим кораблем. Он бороздил космические просторы, пока все присутствующие крутили пальцем у виска. Кто-то не выдержал и сожрал сливу. Он был в ярости, — помолчав, Чаглар добавил: — Сид Барретт основал Пинк Флойд и был автором большинства текстов, пока его не двинули из группы — психоделия вышла из крайних границ. На человека с по-настоящему развитым воображением, на человека талантливого, по-настоящему талантливого и выдающегося, наркотики действуют иначе, стирают все мыслимые границы, которых у них и без этого безбожно мало. Сейчас же, сейчас… ах, милая Дениз, — Чаглар свел прямые брови, задумчиво сжав губы и вдруг встрепенулся: — A propos, почему ты все ещё здесь? Дениз с неотступной надеждой взглянула ему в глаза, но он непонимающе закачал головой и протянул на турецкий манер «э-э?», прибавив к этому жест ладонью. — Мне нужна работа. Очень, — упрямо заявила она, делая шаг к нему и неловко прижимая одежду к юному телу. — К сожалению, я не вижу, что тебе нужна работа, — размеренно проговорил он. — Убери уже это тряпье. Дениз опустила тряпки и агрессивно швырнула их в его сторону. Они безвольно приземлились рядом с ним бесформенной кучкой и Чаглар с улыбкой сдвинул их с мягкой белоснежной поверхности на пол, не прерывая зрительный контакт. Ботинок крокодиловой кожи придавил ее одежду к полу. Взгляд Чаглара сполз с изумленных, гневно сузившихся зрачков на хорошенькие соски, которые весьма приветливо просились в рот. — Тащи свой зад сюда, — Чаглар пренебрежительно похлопал на место рядом с собой. — Поговорим о твоих карьерных перспективах. Можешь похозяйничать в баре, régalez-vous, — он кивнул в сторону монолитной стены и Дениз с трудом различила стыки «умного» шкафчика. — Çok merci, — проскрежетала Дениз, широко улыбнувшись напыщенному индюку и озадаченно спросила: — Как это открывается? — Попробуй «сим-сим, откройся», — хмыкнул Чаглар, зависнув на просвете меж упругих незагорелых бедер. Девушка безуспешно исследовала стену на наличие подобия ручки. — Чтоб тебя, — в отчаянии прошептала Дениз, чувствуя на себе индюшачий взгляд. Чаглар издал смешок и провел рукой по щетине, не без удовольствия промурлыкав: — До чего же ты забавная. — Чертова хуйня! — она со злостью стукнула по серой поверхности и вслед за цифровой рябью шкафчик открылся. — Вот это да… почти как телек дома. Что это было? — Очередная поверхность для ебаной рекламы, — отмахнулся Чаглар. — Сколько тебе лет? — Восемнадцать, — Дениз наклонилась к нижней полке, разглядывая ряды загадочных для нее бутылок и по-быстрому выхватила первую попавшуюся, лишь бы долго не стоять к нему спиной. — Это многое объясняет, — снисходительно ответил он. — Как давно ты в Большом Лос-Анджелесе? — Четыре дня, — она поставила бутылку перед ним и он раздраженно прицокнул, поигрывая мыском ботинка. Ни бокалов, ни льда, ни культуры, ни понимания, ничего. Tabula rasa* с отчаянным желанием покорить вершину и с безграничной уверенностью в собственной избранности. От присутствия миловидной иммигрантки веяло ностальгическими нотками с примесью юности, амбициозности и чистой неопытности. — Я не смогу помочь тебе, Дениз. Ты симпатичная, забавная… но нет. Ты даешь слишком большой отпор, понимаешь? Ты уверена, что можешь требовать. Я попросил тебя раздеться и ты разбила ценную мне вещь. С таким мышлением ты для меня бесполезна. Видела тех девушек за дверью? Им даже не надо объяснять. Они умеют себя подать, они умеют себя продать… они знают, чего хотят и что от них хотят. В отличие от тебя, мне есть, что терять. У меня есть имя. Я — марка развращенности. Неискушенным розам не место в моем саду. Дениз поникла, обняв себя руками и опустив взгляд в горьких размышлениях. Наивная овечка выйдет из студии в каменные джунгли и жизнь ее станет еще печальнее. Отказ на собеседовании снизит и без того невысокий социальный рейтинг. Она должна была это понимать. Прежде, чем сбежала из страны и сожгла все мосты, она должна была это понимать. Она должна была понимать, что давно лишила себя выбора. Это были последние трепыхания перелетной птички в расставленных силках. Она захочет выжить. — Веришь ли, вселенная и мое видение имеют необъяснимую нерушимую связь. Я всегда получаю то, что хочу, то, что мне нужно. В нужное время. Здесь и сейчас. Я бы хотел, чтобы именно такая девушка, как ты, была героиней моей истории, — Чаглар встал, равнодушно отшвырнув ее вещи из-под ног и налил ей виски со льдом, пока она гипнотизировала их, выжидающе поглядывая на него, желая схватить одежду и рвать ноги отсюда как можно дальше. Соблазн был так велик, но жест так позорен, а следовательно — невозможен. Чаглар снисходительно оскалился, поймав ее взгляд. — Не лей слезы, сядь и выпей, — он усадил очаровательную безвольницу на софу и присел рядом, касаясь мягких волос и успокаивающе проводя по ним. — Я бы хотел хоть как-то тебе помочь. Хочешь я приглашу следующую, чтобы ты увидела, как должен проходить кастинг? Кажется, Джессика. Гимнастка. Перетрахалась с половиной Лос-Анджелеса, исключительно чтобы попасть ко мне. Если я возьму ее на роль, то мне будет очень благодарен один хороший человек. А благодарность хороших людей — это замечательно, не правда ли? Покрасневшая девушка жадно осушила стакан и сморщила лицо, всхлипнув. Алкоголь обжег пустой желудок и мысли мгновенно подпрыгнули в протесте: — Не надо, — по-детски обиженно прошептала она. — Я. Я хочу эту роль. Хочу на тебя работать. Ты — лучший, ты — легенда, только ты… — залепетала она, заглядывая в смягчившиеся глаза, в которых сверкали лучики тепла и понимания. — Я больше ни с кем не буду работать и я готова сделать, что угодно. — Что угодно? — ровно спросил Чаглар, вставая. Однобокая, полная самодовольства улыбка сверкнула на его лице, пока она разглядывала его массивную напряженную спину. Он двигался с плавностью пантеры и черный облепляющий материал одежды бередил воображение, заставляя задуматься о том, как перекатываются мышцы под ней и насколько это может быть красиво. — Что угодно, — произнесла девушка, не сводя глаз в надежде на… Только бы он еще раз подумал. Она больше не будет поступать необдуманно. Он налил ей двойную порцию, присаживаясь рядом. Дениз с невероятным усердием пила уже знакомую противную жидкость, обжигаясь и обливаясь. Стакан стукнул и солнечная капелька потянулась вниз по ее подбородку, изящной шее, бесследно стачиваясь на полувершии груди. Жаркий огонь распространился по всему телу и Дениз сжала губы в тонкую линию, ощущая как мысли пускаются в безудержный канкан и ей хочется сделать что-то безрассудное, сумасшедшее. Усталая, злая, беспомощная — это все она и это все хотелось отбросить как старую бесполезную кожу. С каждой секундой желание выкинуть что-то росло в ней, питаясь загнанностью и слабостью, однако же… стиснув зубы, она устремила взгляд вперед и тяжелая лава решительности затопила ее глаза. Она проделала весь этот путь не чтобы остаться прежней. Не чтобы дрожать листком на ветру. Не чтобы оказаться в черном списке всех кинокомпаний. Не чтобы вести незаметное существование. Душа просила найти путь к тому, чтобы растратить ее на свершения, а не смирение и лишения. Лос-Анджелес, город Ангелов, земля Богов и Монстров. Промежуточная точка, где выбор, основанный на твоей доброй воле, решит конечную судьбу. — Что угодно, — сардоническая улыбка задрожала на ее лице. Ресницы затрепетали, взмывая стрелами. Сколько раз наш мир слышал «что угодно», когда люди бросались к своей цели? Сколько в этом собрании звуков было смертельной решительности. Рука Чаглара бесцеремонным образом оказалась на ее груди, размашисто сжимая и томя ее. Приятная дрожь пробежалась по всему телу и Дениз отстранилась лишь на чуть-чуть. На позорное чуть-чуть. Его рука двигалась и это прикосновение даже отдаленно не напомнило первое. В нём были раздражение, вызов и злость. То же было в его глазах. — Как тебе? — ухмыльнулся Чаглар, рассматривая ее великолепное тело. — М-м, хорошо, — неопределенно промычала она, сжимаясь в смущении. — Нравится? — ласково произнес он, агрессивно сминая ее мягкость. — Мхм. — Мне нравится, как ты смущаешься. Но мне не нравится, как ты зажата. Зажатые люди не любят себя и поэтому боятся прикосновений. — Нет, это совсем не так, — уверенно закачала головой Дениз. — Им просто страшно… Это же как отдать частичку души, верно? — Вот как? — Чаглар на секунду остановился, обезоружено всматриваясь в нее голубыми мальчишескими глазами. — Я не хочу, чтобы ты была зажатой, Дениз. Придется пожертвовать частичкой души. Дениз недоверчиво, неловко усмехнулась. Его рука небрежно гуляла, ощущая мелкую дрожь под пальцами. Все в ней было прекрасно. Раздражительно невинно. Раздражительно желанно. Он чуть ли не забыл о главном. Он достал из кармана маленькую черную коробочку под ее любопытным взглядом. Внутри нее оказался серебряный квадратик, что-то вроде металлической миниатюрной пластины сантиметр на сантиметр с тонкой иглой в центре. Он вытащил ее из упаковки и приблизил к Дениз, которая неуверенно отпрянула, округлив глаза. — Что это? — Не бойся, это не больно. Ну же. — Нет, — закачала головой Дениз, испытывая нарастающую панику и максимально отодвигаясь от него. — Ни за что. Не церемонясь, Чаглар схватил ее за шею и приблизил к своему лицу, предостерегающе и тихо прошептав: — Не жри мою сливу, милая Дениз. Девушка тяжело дышала и хмурилась, пытаясь отстраниться и всхлипывая, но что-то в его взгляде заставило ее замереть и в следующее мгновение она почувствовала колющую, еле уловимую дрожь, распространяющуюся от виска по всему головному мозгу, а от него по всему телу. — Что ты со мной сделал? — испуганно прокричала она, вскакивая и отступая к выходу. Тонкие, дрожащие пальцы осторожно коснулись пластины. — Это сенсорный датчик, который считает твои ощущения и чувства и сделает их копию. В современных кинотеатрах зрители максимально погружаются в атмосферу фильма и актеры отдают им все свои чувства. Ты же хочешь, чтобы кто-то в этом мире испытал то же, что и ты? Испытал, что значит быть на твоем месте? — Чаглар медленно приближался к ней, вкрадчиво нашептывая: — Это то, что ты должна сделать как актриса. Подарить им свои чувства. Отдать им частичку своей души. Чаглар погладил ее по побледневшему лицу, пока она с сомнением жалась под его прикосновением. — Ты хочешь сказать, они почувствуют то же, что я? — Да. Тебя коснется солнце и они почувствуют это тепло. Можешь себе представить? Вкус. Запах. Эмоции. Всё, — чарующе прошептал режиссер. Она захлопала глазами, всматриваясь в лучистые лукавые глаза, так напомнившие ей сейчас искрящийся от солнца измирский залив. — Даже мой поцелуй. Дениз всплеснула руками, встречая грубые, накатывающие волны моря, но было уже поздно. Она уже оказалась погребенной под толщей высокой волны, которая обрушилась на нее, сбивая. Мысли. Дыхание. Ритм сердца. Она целовалась с Чагларом Эртугрулом. Он обрушил на нее свои губы и унес ее на самую глубину. Его губы обжигали льдом, ненасытностью и тяжестью воды. Где-то на поверхности пузырился убегающий кислород, искрило солнце на пенящихся волнах, а она погружалась на темное дно, где замерзаешь до самого сердца.