Надежды больше нет

Ругательства сквозь зубы. Нервное, но ритмичное постукивание ногтями по твёрдой поверхности. Уже более громкий возглас раздражения, разбавленный парочкой «культурных» выражений, грохот, а затем вновь тишина. Кристина проклинала меня за новый пароль на ноутбуке, что не могло не вызывать усмешку. Продолжая вслушиваться в её наполненную красочными описаниями моего идиотизма речь, я сбросил верхнюю одежду, не особо заботясь о том, чтобы повесить её на заслуженное место, разулся и поспешил ближе к комнате, откуда и раздавалась вся какофония звуков. Кристина сидела в центре кровати, обняв острые коленки, смотрела на несокрушимый ноутбук и тихо разговаривала вслух, будто это помогало ей лучше думать. Она всегда так делала: на каждой задаче проговаривала условие, а затем решение, одновременно с тем записывая его. Говорила, что работало. Но все остальные ученики в классе, слушающие её невнятный бубнеж, говорили, что раздражало. Кристина снова постучала ноготками по корпусу и горестно вздохнула. Рыжие волосы, ещё, кажется, не совсем высохшие после душа, обрамляли лицо и спадали вниз по спине, на Кристине — моя рубашка, которую я сто раз просил не брать, и совсем короткие шорты, призванные раззадорить, а не скрыть. В первый раз, когда она их надела, жалкая вещица продержалась на её теле не дольше десяти минут, а затем была отброшена бесформенным комом на пол рядом с кроватью. Кристина не видела меня, застывшего у двери, и выругалась снова. Откинула волосы за спину, притянула к себе ноутбук и пробежала пальцами по клавишам, а когда узнала, что очередной пароль не подходил, то начала ругаться снова. У неё было море идей. Море предположений и догадок. Ничего не подходило, и она чертыхалась раз за разом: — Черт бы побрал этого физика. Или: — Пусть здесь только будет хоть что-то связанное с Ритой, Кирилл, будешь ночевать за дверью. Или еще: — Думаешь, я не догадаюсь? Я верил, что ей не нужно было ничего из того, что она могла откопать в ноутбуке. Знал, что её мало интересовала физика, что ей не хватало смелости читать мою переписку или лазать по сохранённым файлам в поисках чего-то компрометирующего. И от этого с каждой секундой во мне все сильнее разгоралось любопытство. Что тебе нужно, малышка? — Как думаешь, он же не может быть таким глупеньким, правда? — Кристина зарыла тонкие пальцы в светлую шерсть собаки, пристроившейся рядом с ней, и потрепала явно спящего на нашей кровати щенка, хотя я просил не позволять ему этого ровно столько же раз, сколько просил не трогать рубашку, по голове. — Не может, да? Ей не ответили, что было не слишком-то удивительно, и Кристина смешно сморщила носик, покрытый россыпью веснушек, после чего скептически осмотрела экран, но все равно быстро вбила все цифры от одного до восьми по порядку, а я с трудом смог сдержать смешок. Кажется, в её глазах я был совершенно лишён фантазии, поскольку через секунду девушка попробовала все то же самое — только в обратном порядке. — Хорошо, солнышко, мы всегда с тобой знали, что он не слишком примитивен, — скрипя зубами, вздохнула Кристина, уперлась руками в кровать позади себя и снова посмотрела на ноутбук. Хрен возьми. Она слегка запрокинула голову, разминая шею, и я стал сомневаться в том, что оставался необнаруженным и что смогу простоять здесь долго. Кристина, очевидно, думала и искала вдохновения в таком положении, а я непроизвольно сглотнул, следя взглядом за мягким изгибом её шеи, за длинными ногами и… …и обнажённой грудью, поскольку застегивать рубашку Кристина, видимо, не считала нужным. — Почему люди меняют пароли? — поинтересовалась она вслух. — Потому что кто-то узнает старый. Но этот случай нам не подходит: Кирилл же сам мне его выдал. Когда старый больше не актуален. Когда происходит что-то важное. А что Кириллу важно? Да ты же, глупенькая, ты. — Родители, — протянула Кристина, вздохнула и снова села ровно. — Но они не подходят. Что ещё? Работа. Физика. — Она вытянула одну из подушек и обняла её руками и ногами, вздохнув, а затем бессмысленно провела пальцами по тачпаду. Я почти увидел тот момент, когда у Кристины мелькнула нерешительная мысль о ней самой. Она на секунду прикусила зубами и так искусанную нижнюю губу, прошептала тихое «когда происходит что-то важное» и медленно набрала правильные цифры одну за одной. Два. Ноль. Ноль. Два. Один. Восемь. Двадцатое февраля этого года. День, когда нас ждали необходимость решения проблем и много секса. Перед Кристиной предстал рабочий стол. Я думал, она закричит от радости, резво подскочит на кровати, заобнимает до смерти собаку: Кристина всегда была импульсивной и если радовалась, то только по-настоящему. Ничего этого не было. Она только молча и как-то понимающие улыбнулась, зарылась рукой в свою рыжую шевелюру, а затем вдруг покраснела, открывая браузер. Так-так-так, Кристина. Пару месяцев назад она стеснялась и «член» вслух сказать. Она стеснялась себя. Стеснялась меня. Она не решалась смотреть ни на свое обнажённое тело, ни на моё, касалась только там, где было по её мнению безопасно: осторожные прикосновения к рукам или плечам, ключицам или к торсу. А потом она стала меняться, и мне ничего не оставалось, как наблюдать за этими превращениями с гордостью творца. В какой-то момент я застал Кристину одну в комнате, напротив зеркала, осторожно и с любопытством касающуюся собственной груди, плоского живота или бёдер. Она хотела узнать саму себя лучше, но ей не нравилось то, что она видела: подростковые комплексы давали о себе знать. Она была импульсивна, но и осторожна. Ей требовалось время, чтобы понять, что она перестала быть девчонкой, чтобы осознать, что это такое — ложиться с мужчиной в постель и доверять ему, позволяя себе расслабиться. В какую-то из ночей Кристина перестала стесняться собственных стонов и эмоций, в другую ушли скованность и зажатость, а ещё в какую-то она уже резво двигала бёдрами, крепко вцепившись пальцами в мои плечи и прикрыв от удовольствия глаза. Я помнил её в тот момент. Рыжие волосы разметались по обнажённым плечам и груди, прилипли к взмокшему лбу, дыхание шумное, прерывистое, а в коленях лёгкая дрожь. Наверное, именно тогда я впервые полностью осознал, насколько повезёт тому, кто сможет с ней совладать в более взрослом возрасте, когда исчезнет вся подростковая угловатость. И моя самонадеянность знала, что этим человеком буду я сам. Всего пару месяцев назад она была абсолютно невинной девственницей, а сейчас с интересом выбирала, какое бы порно включить. Мне ни разу не удавалось ещё застать её за просмотром чего-то подобного, так что происходящее слегка удивляло. С другой стороны, я ведь так же думал, что она все ещё не решилась довести себя до оргазма сама. От воспоминаний её пылающих щек мне еле удалось подавить смешок. Прошло не так много времени с того момента, как она кричала на меня на заднем сидении моей машины и пищала что-то про мастурбацию. Считать, что все наладилось, было бы слишком опрометчиво, однако, мне очень хотелось в это верить: Кристина была рядом, хотя и не бросалась снова с головой в нашу странную совместную жизнь. Я мог её понять. Она была влюблённой, но больше не была глупой. — Помочь? Кристина взвизгнула от испуга, подпрыгнув, а ноутбук и вовсе отбросила от себя, так что моё сердце на пару секунд замерло. К счастью нашего бюджета, устройство приземлилось все же на мягкую кровать и ровно экраном ко мне, поскольку захлопнуть его Кристина не догадалась. — А ты уже вернулся? — задала она один из глупых вопросов от растерянности. — А я здесь… в общем… — и густо покраснела. — Смотрела порнографию, — подсказал я, скрещивая руки на груди. С каждой секундой ситуация становилась все более забавной для меня и все более неловкой для Кристины. — Да, — воскликнула она, ухватившись за единственный вариант, но потом состроила самое возмущённое лицо, которое только могла состроить. — Что ты обо мне думаешь? Конечно, нет. Она качала головой, скрестив руки на груди так же, как и я, и поняла слишком поздно, что ноутбук в таком положении виден мне лучше, чем кому-либо другому. Горестно вздохнула, поднялась и подошла поближе, а ещё через пару секунд я ощутил её ладони в задних карманах своих брюк и не сдержался от того, чтобы не привлечь её, в этой расстегнутой рубашке, домашних шортах и смущённой улыбкой, к себе. — Значит, вот, чем ты занимаешься, когда меня нет дома? — Ты сам виноват. — Кристина улыбнулась, мягко скользнула пальцами мне в волосы, забросив руки на шею, и слегка приподнялась. Она дразнила меня, когда чрезмерно развязно целовала или когда пальцами скользила по моей рубашке от границы с ремнем до самого плеча, но я не собирался сдаваться слишком быстро. Было очевидно, чего ей хотелось: сегодня утром я позволил себе такую наглость, как поспешить успеть довезти свою задницу до работы, а чью-то — до школы, заставив неудовлетворенную и злую Кристину вылезать из кровати без утреннего секса. В последнее время мы и так проводили слишком много времени в постели. Никто не был особо против. Но и об обязанностях забывать не стоило. — Ты покажешь мне? — Как очистить историю в браузере? Кристина сердито нахмурилась и отстранилась, ловко вывернувшись из объятий, пока я не мог сдержать смеха. День выдался трудным. Нужно было иметь безграничную любовь к детям, чтобы переносить все уроки со старшеклассниками, терпеть отсутствие элементарных знаний и нежелание выучить хоть немного. В последнее время я перестал понимать, почему большая часть из них решила закончить одиннадцать классов. После окончания этой пытки, настала другая. Я вдруг не пойми зачем понадобился родителям, а Кристина, сославшись на головную боль, которой у неё не было от слова совсем, отправилась домой, злобно посмеиваясь. И подтрунивания над Кристиной были сейчас весьма интересным способом расслабиться. Только она сама считала, кажется, почему-то по-другому. — Ладно, не делай вид, что ты меня не понимаешь. — Она подхватила возмущённого щенка и выставила его из комнаты. Это означало только то, что Кристина уже начала готовиться. Трахаться при собаке она не могла: стеснялась, утверждая, что она за нами наблюдала. Господи Иисусе, эта девушка была чокнутой. Она приставала ко мне в пустых школьных кабинетах и одновременно стеснялась собаки. — Ладно, — заключил я и встретился почти мгновенно с заинтересованным взглядом. — Хочешь выпить? — Кирилл, — тихо зарычала она сквозь зубы, подошла ближе, открыла рот, чтобы выдать мне все, что было у неё на уме, и… Заткнулась. Не так-то просто возмущаться, когда тебя целуют. — Дай мне сходить в душ, хорошо? — я поцеловал её в лоб, услышав разочарованный вздох, и отправился в ванную, до этого позволив себе маленькую слабость вроде той, чтобы поцеловать Кристину снова. Зарывшись пальцами в волосы под струями горячей воды, я усмехнулся стене напротив. Черт побери, если, как говорила Кристина, я был ублюдком, то самым счастливым. Самая терпеливая девушка в мире покорно выносила все мои недостатки, не забывая отрезвлять меня, когда я заигрывался, и сейчас ждала меня в спальне, полуголая и нетерпеливая. Мне с ней повезло, и следовало это, наконец, признать. Нужно было быть больным на всю голову, чтобы обратить внимание на школьницу, которая ощетинивалась каждый раз, стоило попытаться оказаться к ней ближе. На шестнадцатилетнюю школьницу. У которой не было ничего, кроме старой койки в детдоме и поношенных шмоток. У того, кто заставил меня её полюбить, было неплохое чувство юмора. Но сейчас у Кристины не было ничего общего с той затравленной девчонкой, какой я её узнал впервые, кроме защитного рефлекса на меня. Что ж, я его заслужил и надеялся когда-нибудь преодолеть. Теперь она знала, кем она была и куда хотела двигаться дальше. Она почти не менялась, но её самооценка совершила скачкообразный переход: от детдомовской сиротки до любимой девушки. Наверное, когда я сказал ей, что какое-то время был с ней только из жалости, я не врал. Но больше мне совершенно не за что было её жалеть. Она нашла родителей, перестала постоянно ныть, будто действительно забывала временами выходить из образа, и стала удивительно сильной и уверенной в себе. Когда была вдалеке от меня. Стоило ей оказаться ближе, в Кристине щелкало что-то девчачье, семнадцатилетнее. Она хотела нескончаемых объятий, хотела чувствовать себя нужной, хотела знать, что снова не ошиблась, выбрав меня, а не любого другого парня, который обращал на неё внимания. И, если ей нужно было по сто раз слышать о том, как её любили, чтобы точно это понять, я был готов повторять раз за разом. Проблема была в том, что Кристине не нужно было. Она не сторонилась меня, охотно разговаривала и шутила, ложилась в одну постель, и иногда, уткнувшись мокрым лбом мне в грудь, тихо просила меня подождать. Я был готов сделать для неё все, что угодно, а ей нужно было блядское время. Сперва прошла неделя. Потом две. Но я с прежней чёткостью видел в ее таком же любящем отношении совершенно отсутствующую раньше осторожность. Она была здесь, со мной, рядом и все же не настолько, чтобы перестать опасаться. Может, я просто медленно становился больным параноиком. Я не срывался на ней. Хватило на целую жизнь вперёд. Однако, когда Кристина засыпала, а я курил, сидя на подоконнике кухни и выдыхая в воздух дым, я пытался представить, и меня колотило от одних только мыслей, отчего приходилось вновь делать затяжку. — Знаешь, Кирилл, нам лучше расстаться. И, знаешь, дело как раз в тебе. Весь такой несчастный, вот я и решила тебя пожалеть. А сейчас ты мне надоел. А потом она бы ушла, долбанув дверью, как это сделал я, а ещё через пару дней я бы узнал, что она решила вернуться к бывшему. И, знаете, что бы я делал, если бы через месяц она приползла ко мне обратно, умоляя простить? Выставил бы вон. Или высказал бы все, что о ней думал, и выставил бы вон. Или трахнул, потом отдал деньги, как долбанной шлюхе, и выставил бы вон. А она каким-то чудесным образом смогла забыть все, что я ей сказал, и снова доверить мне свое тело и сердце, которыми я в последнее время пользовался. А я, как неблагодарный идиот, ныл по поводу того, что маленький кусочек в ней оставался скрытым на тот случай, если я опять её подведу, а ей придётся двигаться дальше? Что ж, если бы существовала книга придурков, я занял бы первую позицию. Я перекрыл воду и, стараясь не убиться, хотя это было по части Кристины, дотянулся до полотенца. Если моя девушка узнала бы, что я бы не простил ей такой поступок, какой она простила мне, она бы бросила меня снова. И снова. И ещё раз десять подряд, чтобы помучился. И вряд ли бы это изменило моё решение. Моя девушка. Что за глупая роль? Что она вообще значила? Обозначала Кристину в моей жизни как человека, с кем единственным я спал? Или, например…. Моя жена. Это ещё что такое? Человек, с кем единственным я спал и с кем у нас были печати в паспортах? Честное слово, просто абсурд. Этого было недостаточно. Недостаточно было повесить один из ярлыков этой девушке на шею и сказать «она моя девушка», чтобы полностью описать то, какую позицию Кристина занимала в моей жизни. Можно разве было описать парой слов то, что я к ней чувствовал? Я её любил. Любил? А это ещё что за описание? Кир, тебя в комнате ждёт возбужденная девушка, а ты решил в философа поиграть? Я слегка улыбнулся и закрепил, наконец, полотенце на бёдрах, не особо стараясь, поскольку знал, что скоро оно мне не понадобится. Да, я её любил. И надеялся, что слово «люблю» описывало то, как мне хотелось дурацки постоянно быть с ней рядом. Я не придавал этому значения, но мне хотелось, чтобы она делилась со мной. Не важно чем. Какую дичь писали русские классики и какие шоколадки сегодня были на акции. Мне было насрать, насколько важным было то, что она говорила. Мне просто нужно было, чтобы она была рядом. И хотелось верить, что это долбанное клишированное слово «люблю» воспринималось Кристиной правильно. — Я думала, ты там скончался. — Мне ещё рано, не находишь? — Я улыбнулся, выключил свет, отчего комната мгновенно погрузилась в мрак, а затем включил только один из ночников. Кристина полулежала на кровати, прислонившись спиной к изголовью, и внимательно следила за мной взглядом. Рубашка все так же была расстегнута, грудь часто вздымалась в такт участившемуся дыханию, когда я остановился рядом, а зубы вновь терзали несчастную нижнюю губу. Эта дама, наверное, закончила универ Разврата и Похоти по специальности «Соблазнение». Иначе я не мог объяснить, почему меня влекло к ней так необъяснимо сильно. Я очнулся в тот момент, когда уже целовал её, задрав рубашку до уровня талии. Когда глаза Кристины уже горели вожделением и одновременно любопытством, а у меня у самого член уже затвердел и стоял колом. Черт побери, такое быстрое сумасшествие не входило в мои планы. Я хотел попытать её за объятья с одноклассниками, хотя, признаться откровенно, им стоило бы крупно постараться, чтобы вызвать у меня ревность, или за то, что снова не послушалась и взяла ту рубашку, которая должна была доставаться только на выпускной и свадьбу. Я хотел, но что я мог поделать, когда она крепко обнимала меня за талию ногами и мягко скользила губами по шее? — Ты обещал показать, — снова напомнила она тихим шёпотом, оставив на ключице краснеть небольшой след от её зубов. — Я и показываю. Признаться откровенно, я плохо помнил, что действительно смотрел в тот день. Помнил, что мне нужно было расслабиться, помнил, что хотел, чтобы рука, быстро двигающаяся по члену вверх-вниз была не моей, но ее. Помнил, что актриса тоже была рыжей, что её правда связал и имел какой-то здоровый мужик и что ей было очень далеко до моей маленькой рыжеволосой девочки, которая крепко засыпала, только прижавшись ко мне разгоряченным телом. Кристина облизнула губы и метнула неуверенный взгляд в сторону уже захлопнутого ноутбука, снова мирно существовавшего на тумбочке. Она, наверное, думала, что сейчас мы вдвоём предадимся просмотру весьма сомнительного достижения кинематографа, что я каким-то чудом вспомню, где нашёл то, что смотрел, и ещё более удивительным образом смогу отыскать снова и показать ей. Что ж, Кристина, показать тебе, такой любопытной, стоило. Добавив немного реалистичности и возможность прочувствовать все ощущения в полном объёме. — Хочешь знать, что я смотрел? — Я слегка приподнялся и мягко перевернул Кристину, после чего мой взгляд окончательно пригвоздился к её заднице, а мой член — к моему же животу. — Я уже говорил тебе, что там была рыжая девчонка. Сперва с неё сняли… — Я медленно скользнул ладонью от её талии к бёдрам и оттянул резинку злосчастных шортов, — это, моя девочка. К черту их. Нахрен. На пол. Подальше. Можно сжечь. Я глубоко вдохнул и мягко прижался губами к бедру девушки, потянув вниз ненавистный мне предмет одежды. Мне нельзя было спешить — и я не собирался делать этого, пока Кристина не начнёт ерзать обнажённой задницей по простыням, умоляя её трахнуть. Я едва не взвыл: выдержка у меня была явно ни к черту. — Потом поставили на колени. — Кристина слушалась, и я только развёл её ноги пошире, глядя на то, как моя девушка уткнулась носом в подушку, бессовестно отставляя бедра. Мне было необходимо войти в неё прямо, блять, сейчас, когда она стояла передо мной почти открытая — мешала только кружевная ткань нижнего белья, которая начинала действовать на меня как красная тряпка на быка. Нужно было трахнуть её утром — сейчас я был бы куда спокойнее, как и полагается уравновешенному парню, которому стукнуло уже двадцать три. Не сложилось. Я смотрел на неё, видел оголенную поясницу с двумя ямочками, мягкие очертания бёдер и думал только о том, как она непременно вскрикнет от первого на сегодня проникновения. Макаров, твою грешную душу было уже не спасти. — Хочешь знать, что было дальше? — спросил я, гладя её сквозь тонкую ткань, и услышал, что ответила Кристина что-то вперемешку со стоном. Моя девочка была мокрой, что я чувствовал пальцами и так. Как я и ожидал, она либо уже начала без меня, пока я был в душе, либо думала все это время только о том, что происходило ночами за дверью нашей спальни. — А дальше… — Я мягко сжал пальцы на её ягодицах, поднял ладонь и звонко ударил. Кристина дернулась, резко выдохнула, но смолчала. Я же, смотря на медленно проступающий след моих же пальцев на ее заднице, думал о том, как давно кончал, не успев войти. Мы никогда не занимались ничем подобным. Если я злился — я был грубым, если был спокоен — мог медленно любить её сколько угодно, заставляя забываться. Но я никогда не играл с ней. А Кристина никогда не принимала правила, которые я диктовал, послушно принимая роль того, кто подчинялся. Она была моей. Была моей всегда и сейчас, когда так доверительно стояла передо мной, тоже была моей. И чувство власти над этой девушкой кружило мне голову. Сил терпеть больше не было. Ни у меня, ни у неё. Именно поэтому полотенце вскоре полетело на пол, трусы девушки отправились туда же, а сама Кристина прижалась щекой к стене, выпрямившись. Волосы растрепались. Рубашка спала с плеч и сбилась на талии. Между ног было влажно. Малышка хотела, чтобы я её взял. Кристина ерзала и выгибала спину, пока я крепко не схватил её за бедра, вынудив остановиться, а затем, наконец, вошёл. Я был далеко не терпелив и получилось грубо, но девушка действительно вскрикнула, а затем в комнате прозвучал её стон, потом ещё и ещё, стоило начать совершать ритмичное и сильные толчки бёдрами. Когда мы встретились, она буквально была белоснежным листом, на котором можно было написать, что угодно. Теперь она была идеальной. В жизни и в постели. Для меня. — А потом… — тихо продолжил я ей на ухо, не давая возможности рассуждать, не останавливаясь, даже не замедляясь. Черт побери, я хотел, чтобы она чувствовала меня. Кристина вздрогнула, когда я резким движением вытянул из брюк ремень. Она испуганно оглянулась, мечась по комнате затуманенным карим взглядом, и замерла. Замерла, стоило перекинуть широкую полосу тёмной кожи через её тело и затянуть потуже под грудью, крепко припечатав руки к бокам, и дёрнуть на себя, заставив крепко прижаться спиной к моей груди. — Потом… — я кружил языком за её ухом, заставляя тяжело дышать, — потом её связали, Кристина. И трах… — Пожалуйста, Кирилл. — Она выгнулась, крепче прижавшись ко мне бёдрами, попытавшись насадиться глубже, а затем тихо захныкала. — Пожалуйста. Пожалуйста было секретным, запрещённым приёмом. Честное слово, когда она так ерзала и просила, ни один мужчина в мире не смог бы ей отказать. И я не смог. По комнате разносились шлепки, громкие стоны, однако, вовсе не визгливые, и приглушённые — я не сразу понял, что это я сам не справился с эмоциями. В мозгах будто взрывали фейерверки. В тот день я только и делал, что представлял её, а сейчас Кристина была здесь, сходила с ума, двигалась со мной в одном темпе и стонала от удовольствия. Я целовал её шею раз за разом, почти помешавшись, а Кристина охотно откидывала голову мне на плечо. Ей нужно было ходить в школу. Мне нужно было не оставлять на её теле никаких отметин во избежание расспросов. И я сдался, признал, что это невозможно, когда, после того, как Кристина побеждено вскрикнула и обмякла в моих руках, сомкнул пальцы вокруг её хрупкой шеи и сжал ладонь, чувствуя её пульс и ощущая секундный страх. — Ты моя, Кристина. — Медленно вдохнул совершенно опьяняющий запах её волос и вновь глубоко вошёл, заставив её выгнуться в спине. — Скажи, что ты, черт возьми, только моя. — Твоя, Кирилл, — шёпот у Кристины вышел совсем тихим, сдавленным, — ты знаешь, что твоя, — и я ослабил хватку. Ремень полетел в сторону, мешавшаяся рубашка — тоже. Игры закончились. Речь больше не шла о дурацком порно. Была Кристина — мягкая, улыбающаяся, притягивающая меня ближе. И был я — сокрушенный, подчинённый, её. Я с улыбкой наблюдал за тем, как она кружилась по комнате, обнажённая и смешная. Как касалась тёплыми пальцами холодного окна, указывая мне на встающее солнце, а я молчал ей про то, что придётся мыть стекла. Я молчал и только смотрел, как молочно-розовые лучи рассвета вырисовывали плавные контуры её обнажённого тела в утреннем воздухе.