К.Э.Ш.

— Пойдем, Нин. Такси сейчас будет. Ба встала, тяжело опираясь на трость. Немного покачнулась, но я успел поддержать. Сзади раздался низкий голос: — Я сам вас отвезу. Шимек слегка наклонил голову: — Здравствуйте, Нинель Андреевна. Я коллега вашего внука. Меня зовут Криштоф. Нина взглянула на него, чуть улыбнулась и кивнула. — Это мой шеф, а никакой не коллега, — пробурчал я. — Идем. Довезя нас до подъезда, Шимек помог выйти Нине из машины. И вообще демонстрировал, что никуда не торопится. Приличия требовали пригласить его в дом. Будь я один — наплевал бы. Но с Ниной такое не прошло. Она сама его пригласила. — Алевтина к моему приезду приготовила очень вкусный пирог. Уверяю, такой вы не пробовали! Когда-то давно одна замечательная женщина поделилась со мной рецептом, а Аля немного его усовершенствовала. Криштоф не подумал отказаться. Поднялся наверх, поздоровался с Алей, которая моего шефа явно видела впервые. Значит, тогда с ней разговаривал Владлен. Шимек выпил чашку чая, искренне похвалил пирог («Это же вишневый штрудель, верно?») и заметил: — Моя мама делает такой же. Но ваш получился вкуснее. Нина близоруко прищурилась, посмотрела на него внимательно и вдруг спросила: — Криштоф, а ваша фамилия, случайно, не Шимек? Он даже чуть поперхнулся: — Да. Не случайно. Вы знакомы с отцом? — Когда-то я знала ваших родителей. Мой покойный муж работал с Элиашем Шимеком в начале восьмидесятых. Вы очень на него похожи. И да, рецептом поделилась ваша мама — мы лежали в одной палате роддома, наши девочки родились почти одновременно. — Нина легко рассмеялась. — Надо же… Как поживает ваша сестра? Криштоф открыто улыбнулся: — Дана много лет живет с семьей в Канаде. — А родители? — Спасибо, хорошо. Они в столице. Думаю, маме будет приятно, что вы помните рецепт ее штруделя. Ба вдруг деликатно тронула пальцами руку шефа, негромко попросила: — Присмотрите за моим мальчиком, Криштоф. У него больше никого нет. — Ба, ты опять? — возмущенно встрял я, но она строго меня одернула: — Помолчи, когда говорят старшие! — и снова обратилась к шефу: — Я плохо справилась с ролью матери, но дочь родила мне хорошего внука. Он останется совсем один. Я не выдержал, схватил пачку сигарет и выскочил на лестницу. Через несколько минут Криштоф вышел. Взглянул на меня: — Одевайся. Пора на работу. Жду тебя в машине. И стал спускаться вниз. Я взял куртку, заглянул на кухню. Ба разговаривала с Алей. При виде меня они замолчали. Я подошел к Нине, поцеловал ее и попросил: — Не кури в постели, пожалуйста. Я постараюсь быть пораньше. Она привычно потрепала меня по волосам. — Иди уже. Твой шеф ждет, — улыбнулась и махнула рукой. — Он мне понравился. Я знал, что спорить бессмысленно. Фыркнул: — Ладно. Завтра поговорим. Но поговорить не удалось, ночью Нины не стало. *** Я плохо помню, что было потом. Дни слились в бесконечную серую муть, беспросветный промозглый ноябрь. Бессолнечный, бессмысленный и безнадежный. Помню, что все время мерз. И на кладбище, и в квартире, где Аля собрала соседей на поминки. Я лежал у себя в комнате, забравшись в кокон пледа, и не хотел оттуда вылезать. Вот пробыть бы так оставшуюся жизнь… Но мне не дали. Плед дернули, являя беспощадную реальность в лице Криштофа Шимека. — Долго собираешься там сидеть? Я дал тебе положенные по закону дни. Они закончились вчера. Будь добр, появись на работе. Не хочу. Я снова попытался замотаться в плед. Но Шимек безжалостно сдернул меня с кровати и подтолкнул к душу. — Не пойдешь — буду мыть тебя сам. Угроза возымела действие, я полез под воду. Побрился, скептически рассматривая отражение в зеркале. Что-то у меня не слишком товарный вид. Кстати, не помню, чтобы слышал смс… Дернулся в комнату, не стесняясь полуголого вида, схватил телефон. Ни одного сообщения. Игнорируя Криштофа, набрал босса. — Сергей Богданыч, а что, на меня за эти дни ни одного заказа? — Привет, Алекс. Фотографии убраны из базы, а по старым клиентам работают парни… — Мое молчание было на редкость красноречивым, поэтому босс уточнил: — Ты что, не в курсе? Твой долг выплачен. Я поднял взгляд на Шимека. В глазах — ни капли раскаяния. Ну да. Откуда совесть у биг-босса? Стоит, беззастенчиво пялится на мое полотенце, кое-как намотанное на бедра. — Криштоф Эльяшевич, ничего не хотите пояснить? Он вздернул брови в наигранном удивлении: — А должен? — Было бы неплохо. — Вот появишься на работе — поясню. Может быть. Он подошел ко мне, запустил пальцы в волосы. Сжал по-хозяйски, притянул к себе. Выдохнул в губы: — Посмотрю на твое поведение… — и впился голодным поцелуем. Я пропал. Смерчем снесло крышу. Сорвало вихрем в омут, и не хватает воздуха. Нужно дышать — им. Чувствовать — его телом. Быть — его частью. Быть его… Просто быть. В руках и губах. Под кожей. Биением пульса. Кровью вен. Синапсом нерва. Стуком сердца. Возьми! Не отпускай! Как будто услышал… — Не отпущу, — прикусил губу, прижал крепко. Темные глаза совсем рядом. Тянет, как в пропасть. Лететь птицей. Разбиться о камни… За полет — не жалко. Но не имею права. Я рванулся назад. Взгляд в пол, усмирить загнанное дыхание. Еле сдержался, чтобы не вытереть губы рукой. Глянул, спросил издевательски: — И как это — целоваться с хастлером? Шпилька — мимо цели. Плевал он на мой тон. — Не знаю, — хмыкнул Криштоф, — не целовался. А ты… — он снова приблизил лицо. Прищурился, уронил веско: — Если подойдешь к клубу, твоему бывшему боссу в городе не работать. Он в курсе. В других борделях будет то же самое. Так что… Он повернулся к выходу, мельком глянул на себя в зеркало. Пригладил волосы, бросил через плечо: — Чтобы завтра был на рабочем месте. Или сам за тобой приеду. Учти, бежать не получится. Найду. И закрыл дверь, отсекая любые аргументы. Ну не сволочь? *** Он купил меня с потрохами. Деваться некуда. Страх терзал всю ночь, но я был ему благодарен. Он отвлекал от мыслей о Нине и пустоте ее спальни. Я включил свет во всех комнатах и бродил, роняя пепел на пол. Выдыхая дым, следил за прихотливыми колечками, поднимающимися к потолку. И не видел выхода. Это просто работа. Не впервой. А если Криштоф такой же, как тот? Внизу не будет Ивана, чтобы подстраховать. И снова курил, до самого утра. А утром пришла Аля и выписала мне звездюлей. За срач в квартире, пепел на ковре и дым коромыслом. Ругалась не хуже Нины. Я аж всплакнул. Выпил кофе и пошел на работу. В обед я засунул гордость туда, где ей самое место, и задал вопрос: — Криштоф Эльяшевич, когда мне приступать к отработке долга? Он поднял глаза от меню — как будто там могло появиться что-то новое, — махнул улыбчивой девушке, чтобы приняла заказ. Побарабанил пальцами, выстукивая навязчивый мотив, и наконец соизволил ответить: — Мстислав, я хочу, чтобы ты понял. Мне не нужно по принуждению. Мне нужно, чтобы ты захотел сам. По мере произнесения слов мои брови ползли выше и выше. Это говорит биг-босс? Я пропустил какой-то вселенский катаклизм, из-за которого сильные мира сего принудительно обзавелись совестью? — Что? — тупо переспросил я. Он наклонился ко мне, глядя в глаза, опаляя жаром: — Еще скажи, что тебе не понравилось! Я замотал головой, разрывая контакт и запутываясь окончательно. Я хочу Криштофа? Безусловно. Тогда чего я торможу? Боюсь садистских замашек. И что делать? — Вы классно целуетесь. Но я… — Как признать, что страшно? Он кивнул. Неужели понял? Или согласился с моей оценкой? И тут же перевел разговор на какие-то проблемы в юридическом — я слышал краем уха от парней в отделе, что в результате сотрудники могут остаться без премии. Меня тема денежных поощрений волновала мало. Хоть бы практику подписали и заплатили что-нибудь. Кстати, на что я теперь жить буду? Криштоф поднял на меня глаза: — Зарплаты тебе хватит, если будешь жить по средствам. Понятно, вопрос я задал вслух. А вот и еще один: — По средствам — это как? Я предпочитаю хорошую одежду. И дорогую обувь. На что ее покупать? И Алевтине платить надо. Я убирать не люблю. И готовить не умею. — Научишься, — хмыкнул он. — Или перебирайся ко мне — у меня тоже есть прислуга. Еб твою мать. Пришли к тому, с чего начали. — Как скажете, — ровно ответил я, опуская глаза в тарелку. Воткнул нож в кусок мяса и стал его терзать. — Оставь стейк в покое, — посоветовал шеф. — Он ни в чем не виноват. Я вчера не поленился, перезвонил Богданычу и уточнил сумму выплаченного долга. Как я и прикидывал, по моим расценкам при ежедневной отработке — полгода. А если Шимек не захочет играть? Тогда где-то девять месяцев. Символический срок какой-то… Что за муть в голову лезет? Шимек о долге больше не заговаривал — ни в этот день, ни в последующие. Мы по-прежнему обедали вместе, он за меня платил и… всё. Когда до конца практики оставалось каких-то несколько дней, с утра в отдел неожиданно зашла Лара. Парни замерли, пожирая ее глазами, но прокомментировать явление не решились — язык секретарши биг-босса отличался едкой язвительностью. Она подошла ко мне, наклонилась, опершись руками на стол и рассматривая с привычным любопытством. — Мстислав, ты следишь за новостями? — Какие именно новости тебя интересуют? — уточнил я, так же бесцеремонно разглядывая ее в ответ. Она ткнула безупречным ногтем в иконку мессенджера на мониторе: — Речь не обо мне. Посмотри. Открыл, кликнул на пришедшую ссылку. Скользнул взглядом по заголовкам и споткнулся на знакомой фамилии. Ночью в столице… неизвестные жестоко избили… перелом нижней челюсти, сломаны пальцы обеих рук… Полиция ищет виновных. — Это шеф попросил мне показать? Лара небрежно встряхнула волосами. Хмыкнула: — Ты дурак, Мстислав. Хоть и симпатичный. Ответ на твой вопрос — нет. Но у меня есть уши. И мозги. Повернулась и неторопливо вышла. Парни дружно проводили ее взглядом и посмотрели на меня. Леха откашлялся и поинтересовался: — Что это было? Я пожал плечами. Черт… Грохнуть того типа было бы проще. Ради чего всё? — Криштоф Эльяшевич, а где вы были ночью? Дурацкий вопрос я задал за обедом, когда ворох сомнений окончательно поглотил остатки здравого смысла. Невыносимо зудело спросить. Шимек замер, ненаигранно вздернул бровь. — С чего вдруг такой интерес? — И вдруг широко ухмыльнулся. — Я был дома, и у меня есть свидетель. Ты его знаешь. Бен из эскорт-агентства «Cash». Вот черт, он по-прежнему трахает Веника! Я сцепил зубы, упершись взглядом в небрежно протертый стол. А как же я? — Так почему ты спрашиваешь? — он как будто не заметил моего замешательства. Я медленно поднял на него глаза. — У меня были сломаны пальцы только на одной руке. — А, ты об этом. — Криштоф лениво отодвинул тарелку. — Так ведь проценты наросли. — Значит, все-таки вы? — Нет. Он многим перешел дорогу. Надо решаться. Или тоже… проценты нарастут. Прыжок с десятиметровой. Страх и предвкушение. Сглотнул, проталкивая упрямый ком в горле. Разбег. Наскок. — Я могу вас отблагодарить? Группировка. Полет. Рука Шимека, достающего купюру, замерла. Он пристально вгляделся в меня. Темный прищур выворачивал наизнанку, оголяя плоть. Четыре с половиной оборота. Вход в воду. — Я зайду за тобой вечером. Победа или поражение? *** Без привычного мейк-апа и пирсинга, в офисной одежде… Я беззащитен. — Душ там. В шкафчике все необходимое. Шимек развернул меня в нужную сторону и слегка придал ускорение. Потому что на меня напал ступор. Мантра «Это работа. Это просто работа» не действовала. Когда я вышел из душа, Криштоф был на кровати. Он воспользовался другой ванной — капли воды стекали с мокрых волос, оставляли блестящие дорожки, застывали росой на коже. — Иди сюда. Низкий властный голос подействовал как надо. Появилась знакомая дрожь возбуждения. Сомнения и страх не исчезли совсем, но забились в дальний угол, несмело показывая щупальца. Криштоф притянул меня к себе, опрокинул на спину. Сдернул полотенце с бедер. Схватил лицо в ладони. Всмотрелся жадно, пытливо, провел большими пальцами по скулам, зарылся руками в волосы. — Поиграем? — хрипло спросил я. — К дьяволу игры! — прорычал он и вцепился в мои губы алчным ртом. Больше не было разговоров. Были его руки — везде, и губы на коже, и мой протест — неправильно! Это я должен!.. Не он! Но Криштофа не интересовало, что я считаю правильным, а что нет. Он действовал, как всегда, — напористо, нагло и без оглядки на чужое мнение. Задался целью получить меня. И, кажется, не только тело. Я лечу в пропасть и влипаю мухой в сироп. Запутываюсь в паутине поцелуев, касаний и неприкрытой жажды обладать. Властная хватка, клейма-укусы, метки-засосы. Мое подставленное горло как знак поражения. Зубы на загривке, рык: «Мой!», яростные движения. Пожар внутри выжигает остатки сознания, заволакивает мутью глаза. Моя реальность сосредоточена в нем, который во мне, на мне, вокруг меня. И я сейчас — центр его мира, это настолько очевидно, естественно и правильно, что мне остается только принять. Покориться и поддаться — тому, кто ведет меня к ослепительному свету. Разбег и прыжок. Экстаз. Взрыв. …Разряд удовольствия, затихая, стучит пульсом в кончиках пальцев, шумит в ушах, разливается истомой по телу. Касание между лопаток. Легко — пальцы, влажно — губы. Глаза неумолимо закрываются. Даю себе пару минут, чтобы ожить и вернуться в привычную реальность. Встаю, ощущая себя марионеткой, голова отрывается от смятой постели в последнюю очередь. — Разве я тебя отпускал? Ну здравствуй, реальность! Я оглянулся на Шимека. — Вы хотите, чтобы я остался, Криштоф Эльяшевич? — вот и хорошо. Раньше рассчитаюсь по долгу. Его глаза на миг распахнулись и тут же зло сощурились. — Даже после секса будешь меня на «вы» называть? Вот вообще не понял наезда. — Я всех кли… — договорить он не дал. Грубо схватил за подбородок, насильно закрывая рот, и прошипел: — Я не клиент, запомни, Мстислав! Правильно. Вы — мой хозяин. — Как скажете… — и захрипел от захвата шеи. — Блядь! Я непонятно выразился? — он оттолкнул меня, резко поднялся и прошел к столику, где стояла пластиковая бутылка. Поднял, потряс — заплескалось на дне. Со всего маху швырнул в дверь. За ней тут же раздался голос: — Вы что-то хотели, шеф? — Да! — рявкнул Криштоф. — Воды принеси! Значит, охранника он не трахал. Иначе б тот на «ты» обращался. Но это я от растерянности язвил — про себя, естественно. Вообще не понял, чего Шимек так на меня взъелся. Его коробит от моего «вы», но какого? — На работе тоже можно на «ты» обращаться? — уткнув глаза в пол, чтобы он не прочел там чего-нибудь лишнего, ровно спросил я. Теперь еще и фразы надо строить так, чтобы избегать определенного обращения. Я не мог назвать Шимека на «ты». Вот совсем. — На работе — нет. Но сейчас мы не на работе! — Криштоф развернулся ко мне, на скулах играли желваки. — Я ведь предупреждал тебя… Зачем ты сегодня приехал? — Начать отдавать долг. — Со стороны я, наверное, смотрелся образцовым сабом. Глаза в пол, руки сложены, голос ровный, тихий и только по команде. Дверь приоткрылась, показалась рука охранника с бутылкой воды. Шимек взял, скрутил пробку. Не заморачиваясь поиском стакана, начал пить прямо из горлышка. Я залип на каплях, что скатывались с губ на ходящий кадык. С трудом отвел глаза. — Держи, — он протянул бутылку. Я не стал отказываться, в горле пересохло, как в пустыне. Он сел рядом. — Мстислав, объясни. Я думал, ты хочешь меня, поэтому согласился приехать. А дело по-прежнему в гребаном долге? И что ответить? — Не только в нем. Нет. Но пока он есть, я про него не забуду. И называть на «ты» не смогу. — Почему? — Шимек не злился. Он был сосредоточен, будто и в самом деле пытался понять. — Это очевидно. Я помню, кто я и кто вы. И какая между нами пропасть. — И кто же ты? — Хастлер. Студент. Без семьи, поддержки и связей. Человек, который никому не верит и ни на кого не надеется. Достаточно? — Вполне. — Криштоф успокоился. Он забрался на кровать, удобно устроился на подушке, подсунув ее под спину и уперев в изголовье. — Иди сюда. Все-таки будет продолжение. Хорошо. Я, правда, не привык лежать на плече у клиента, но возражать не стал, хотя и напрягся немного. — Я не стал бы делать хастлеру тех вещей, которые делал тебе. Это понятно? Вот, кстати, да. И не побрезговал же! Почувствовав мой слегка неуверенный кивок, он продолжил: — У тебя до понедельника есть три ночи. Чтобы начать называть меня по имени и на «ты». Иначе на планерке я не постесняюсь озвучить приказ по компании, где будет указано, как именно ты должен обращаться ко мне в постели. — Сссовсем сссума сошел? — прошипел я. О да, он не постесняется, мать его! Мне хватило прошлой славы! — Уже прогресс, — хмыкнул этот гад. Вот сволочь! — Продолжай в том же духе. Криштоф резко опрокинул меня на спину, навис сверху, придавив руки, чтобы не рыпался. Но рот-то у меня свободен. — Поиграем в гаремного мальчика? — невинно осведомился я. Шимек прищурился: — Что, и танец живота изобразишь? — Нет, не умею, — со вздохом признал я. — Но могу сыграть «Собачий вальс». Криштоф хмыкнул: — Я тоже могу, так что не катит. Вот когда научишься танцу живота — тогда и поиграем в мальчика. — У меня для этого танца сложение неподходящее. — Точно, — согласился шеф. — Где такое тело сделал? — В бассейне. После того, как бросил прыжки в воду, Нина настояла на плавании. — Я не вернулся к прыжкам, не смог пересилить страх. — Правда, без достижений. Только чтобы форму не терять. Пять лет занимался. Сейчас выбираюсь поплавать время от времени. — Значит, вместе ходить будем, — Криштоф снова улегся на спину, уложив мою голову на плечо. — Одному скучно. — Почему скучно? — я упорно продолжал нарываться. — Там такие мальчики… А у них — такие задницы… Зашибись. Иронично изогнутая бровь стала мне ответом: — Поделишься опытом? Пригодится. Сразу расхотелось рассказывать. И в бассейне я, в основном, девчонок клеил. Хотя… — Хорошо. Когда мне было шестнадцать, я потерял девственность с мужчиной. — Шимек заинтересовался, приподнялся на локте, чтобы видеть мое лицо. — Это случилось после тренировки. — Тебе понравилось? — Очень, — признал я. — После Жени я на девушек год, наверное, не смотрел. — А ты уже и с девушками тогда в постели кувыркался? Я фыркнул: — Ага. Я вообще ранний. С девушкой первый раз тоже был в бассейне, между прочим. В четырнадцать. Она была старше меня на три года и занималась художественной гимнастикой. Какая у нее была растяжка!.. — Ты про Женю давай рассказывай. Девушки меня не интересуют. Ты был в него влюблен? Я подумал. — Нет. — Это была смесь жалости с признательностью, у Женьки шрамом от ожога было обезображено лицо. А он смотрел на меня, как на икону. — Но трахался он, как бог. У меня не было любовника лучше… — я мстительно сделал паузу, — …до сегодняшнего дня. — То-то же, — удовлетворенно заметил Криштоф, слегка ослабляя хватку. Чуть ребра не сломал. — Пошли поужинаем. — Он встал, достал из шкафа халат, бросил мне, себе взял еще один. — А потом продолжим. *** Приказ к планерке не понадобился — к вечеру воскресенья я смог сказать «ты». После всего, что Криштоф со мной выделывал, получилось как-то само собой. Хотя еще некоторое время оно царапало, и я невольно спотыкался на обращении. Я влипал в него. Впутывался, врастал, хотя сопротивлялся изо всех сил. И отчетливо понимал, что оторваться, оставшись целым, уже не получится. Каким-то образом вышло, что бóльшая часть моих вещей переехала к Криштофу. Дома я появлялся не чаще двух раз в месяц — отдать деньги Але за уборку пыли и забрать у соседки счета за квартиру. А Шимек действовал привычно: давил, прогибал, решал за меня, не спрашивая мнения. Я злился, бунтовал — совершенно безрезультатно, но позже вынужден был признавать его правоту. И еще Криштоф вел себя так, будто я для него что-то значу. Появился на защите диплома, собирая восхищенно-восторженные взгляды. Решил мои вопросы по вступлению в наследство — там возникли проблемы из-за формального наличия матери. Выслушивал новости айти-отдела и делился своими. Ходил со мной на фэнтезюшные фильмы, хотя этот жанр вообще не признавал. Спокойно относился к тому, что я не пью пива, и понемногу приучал к виски. И за время, что мы были вместе, ни разу не посетил бордель и никого не пригласил к себе. А вместе мы были практически круглосуточно. И это, как ни странно, не напрягало. Когда, по моим подсчетам, от долга не осталось ни цента, я рискнул завести разговор. — Криштоф, что дальше? Он недоуменно поднял глаза от стопки документов, с которыми работал. — В каком смысле? — В том, что мы в расчете. Я имею в виду свой долг. Хотя в расчете ли? Ведь он столько для меня сделал… Но отматывать было поздно. Он сложил распечатки, отодвинул их в сторону. Тягучим движением поднялся из кресла и рывком опрокинул меня на кровать. — Правда? — опасно-низкие нотки настораживали. — И что ты хочешь в связи с этим? Я сглотнул. Темный взгляд придавливал к постели не меньше мощного тела, навалившегося сверху. — Вопрос в том, чего хочешь ты? — просипел я. Губы Криштофа изогнулись в усмешке. Пальцы зарылись в волосы и сжались привычно-хозяйским жестом. — Ты столько раз меня выбешивал, что не расплатишься никогда. Ты мой. А я всегда беру свое, не спрашивая. Я хмыкнул: — Угу. Твой фирменный бандитский стиль. — Задумался, может, пошалить? — А давай поиграем в игру? — Какую? — «Бандит и хастлер». Брови Шимека взметнулись вверх: — И в чем смысл игры? — Ммм… Бандит снимает хастлера, а потом оказывается, что у него нет денег, чтобы расплатиться. И ему приходится отдавать натурой. — Что, бандит снова трахает хастлера? — Нет! Подставляет ему задницу. — Что? — рыкнул Криштоф. — Не дам! Я не выдержал и захохотал: — Ой, ты бы себя видел! — резко вывернулся и оседлал его бедра. — Тебя развести — раз плюнуть. Я, если ты вдруг не заметил, предпочитаю быть исключительно снизу. Это только с девушками я актив. — Никаких девушек! — снова зарычал он. — Тогда лучше я! Ого! Я обалдел. — Что, прости? — Что слышал, — проворчал Криштоф. — Захочешь — будешь сверху. Такая покладистость определенно требовала поощрения. У меня возникла мысль, как его отблагодарить. Следующим утром, сидя в отделе, я достал кольца и вдел в ухо. Леха уронил челюсть: — Мстислав, ты в своем уме? — Не волнуйся. Так и задумано. Парни дружно переглянулись и покачали головами. Перед обедом я направился в приемную к шефу. Лара что-то выстукивала маникюром на клавиатуре, увидела меня, нажала кнопку и сообщила: — Кристоф Эльясович, к вам Алексин. — Пусть заходит. Я закрыл за собой дверь и уставился на Криштофа. Он поднял на меня взгляд, сразу заметил пирсинг. Прищурился. Неспешно поднялся с кресла, подошел ко мне, развернул к себе спиной и выдохнул в ухо с украшением: — Как это понимать? Я сделал невинно-блядское выражение лица и пожал плечами: — Нарушение дресс-кода. Накажете? Он зарычал чуть слышно, подтолкнул меня к столу. Нажал кнопку: — Лара, не беспокоить. Меня ни для кого нет. — Ясно, шеф. — По приемной процокали каблуки, в замке повернулся ключ — с той стороны. Голос Лары сообщил кому-то: — Его нет. Будет после обеда. Криштоф развернулся ко мне. Неторопливо, с хрипотцой распорядился: — Раздевайся. Знакомая дрожь пробежала по телу, концентрируясь внизу живота. Я задышал приоткрытым ртом, пытаясь унять слишком явное возбуждение. Расстегнул ремень, снял брюки. Помедлив, стянул белье. Это были стринги, которые я не надевал уже давно. Повернулся к нему спиной, чуть расставил ноги, опершись руками на стол. — Не торопись, — жаркий шепот опалил шею. Криштоф прикусил кожу у загривка, я задрожал. — Сначала иди сюда, — он с силой пригнул мою голову вниз, недвусмысленно намекая на минет. Я облизал губы, не отрывая взгляда от почти черных глаз. Опустился на колени, расстегнул молнию. Вжался лицом в пах, жадно втягивая в себя пьянящий запах Криштофа. Сейчас сойду с ума. Освободил заинтересованный член, неспешно облизал. Взял в рот, поднял глаза — и окончательно попрощался с крышей. Это было безумие — одно на двоих. Ураган эмоций, ярость движений, исступленность тел. Криштоф опрокинул меня на стол, с которого полетели какие-то бумаги. Мощно вошел, кусая плечо, ставя болезненный засос и зализывая отметину. Я выгнулся со стоном, впился пальцами в край стола, а зубами — в предплечье. Разбег. Полет. Рывок за грань и взрыв. В себя пришел от зубов, прижавших мочку пирсингованного уха. — Живой? — дорожка легких поцелуев от шеи до скулы. Пальцы, обводящие абрис искусанных губ. — Угу, — промычал я. — Почти. Интересно, рубашка уцелела? Если что, у Криштофа есть запас свежих. Тут я кое-что вспомнил и ехидно заметил: — Леха как-то говорил, что огребал за секс на рабочем месте. Шимек, развалившись в кресле и застегивая манжеты, хмыкнул: — Еще бы. Нечего офисный стол использовать не по назначению. Я прищурился: — А ты? — А я — биг-босс, мне можно. — Мне тоже можно? — Тебе нельзя. Но ты уже наказан. — Нажал кнопку: — Лара, принеси кофе. За час до конца рабочего дня Криштоф заглянул в мой отдел: — Собирайся, мы уезжаем. Я попрощался с парнями и догнал шефа у лифта. Поинтересовался: — Куда? — В столицу. У отца юбилей. И сестра с семьей приехала. — Ты что? — я не могу! И не хочу! — Я останусь дома! Трудно было сказать заранее?! — Боишься? — усмешка искривила губы. Я сердито вскинулся: — Вот еще! Но все равно не поеду. — Чтобы я тебя оставил без присмотра на три дня? Не надейся. — Боишься? — иронично повторил я. И попытался воззвать к здравому смыслу: — Криштоф, подумай, ну зачем мне ехать? И, — я сглотнул, — как ты представишь меня своей семье? Как мальчика на содержании? Как любовника? — Вот заодно и услышишь, — хмыкнул гадский шеф. Шлепнул меня по заднице, не обращая внимания на окружающих. — Садись в машину. Через четыре часа будем на месте. Перекусим по дороге. — А вещи? — В багажнике. Твои тоже. Конечно. Он же лучше знает, что мне нужно. Неисправим. Он вырулил с корпоративной стоянки. Я небрежно заметил: — Значит, не доверяешь, раз не хочешь оставлять одного? Он насмешливо глянул: — Не выдумывай. Тем, кому я не доверяю, не место в моей жизни. И вообще, хочу познакомить тебя с семьей. — Помолчал и добавил: — Я обещал Нинель Андреевне присмотреть за тобой. А обещания я выполняю всегда. Даже если это кому-то не нравится. И совершенно невыносим. Но я уже привык. — Мне нравится, — я поудобнее устроился на сиденье, положив руку Криштофу на бедро. — И пока мы едем, у тебя есть время, чтобы рассказать мне о своей семье. Да, мне страшно. Прыжок с десяти метров — тоже страшно. Вход в воду. Победа или поражение? Пока Криштоф рядом — плевать.