Рейзорбек

Рутледжи славились своей разносторонностью. Глава семьи разводил охотничьих животных: птиц, собак, гиен, хорьков и даже свинок для поиска трюфелей. Ещё у него была своя небольшая мастерская по ремонту и обслуживанию раритетных бензиновых автомобилей и старой электроники. Его жена выступала на фаер-шоу, разводила цветы и была отличным тату-мастером. Больше всего ей нравились мотивы племени маори; вся их культура и быт завораживали. Даже своего единственного сына она назвала на языке маори – Мако. Мако означает «акула». Одинокий бог морских глубин. От родителей будущий бандит перенял не только любознательность ко многим занятиям, но и сами хобби: от отца ковыряние в допотопной технике, а от матери – рисование и татуировки. Маленький Мако родился ещё до первого омникризиса, так что прекрасно помнит его начало. Но до их города война как таковая не добралась и почти никак не отразилась на его жителях. Из детства Рутледж запомнил только добрые, светлые моменты. В основном это были воспоминания о мелкой помощи обоим родителям и поездки за город. Семья часто брала всех своих «воспитанников» из питомника на длинные прогулки. Особенно Мако нравилось играть с мини-пигами и более крупными свинками. Мальчику очень нравились эти животные, он всегда считал их смышлёнными и милыми. На паре из них даже можно было спокойно кататься. Ему всегда было весело и интересно проводить время с родителями, узнавать что-то новое, брать на себя мелкие, но такие важные для него самого поручения. Множество новых хобби появилось у Мако уже в средней школе. Он довольно серьёзно занялся спортом. С его высоким ростом и довольно стройным, на тот момент, телосложением, его зазывали в баскетбол. Но предпочёл парень всё-таки лакросс, и позднее перешёл к регби. Потом внезапно для себя самого увлёкся темой пирсинга. Уже к концу средней школы он спокойно подрабатывал, за двадцатку прокалывая одноклассникам и ребятам с района разные части тушки. Так он и познакомился со своей девушкой. Пренебрежительного отношения к людям и их желаниям у Мако никогда не было. Он вообще был вполне дружелюбным и открытым человеком, может в чём-то мягким. Обычно это проявлялось в его любви ко всяческим маленьким и милым вещам: парень с удовольствием смотрел со своей любимой мультфильмы, вместе с ней покупал разные патчи и значочки, держал в спальне несколько плюшевых игрушек и совершенно этого не стеснялся. Его даже подтрунивали за это одноклассники, но Рутледжу было достаточно погрозить кулаком, чтобы «проблема» тут же рассосалась. После двадцати лет жизнь подозрительно быстро начала терять свой шарм и яркость. Сначала умерла мать. Затем чуть насмерть не разбился на машине отец. Сгорел питомник вместе со всеми его обитателями… Последней каплей стало внезапное выселение к чертям собачьим. Это был ужасный удар по ни в чём не виноватым жителям. Приехала куча военных, территорию города оцепили и начали ввозить колонны различного оборудования. Людям дали три дня на то, чтобы собрать вещи и покинуть город. В двадцати километрах от бывшего места жительства для них разбили лагерь, и обещали перевести в течение недели в новый дом… Шла неделя. Вторая. Третья. Вдалеке была видна поднимающаяся от снесённых домов пыль, с каждым днём всё больше и больше росла омния. Приходили грузы с продовольствием и батареями… А людей так и не вывозили. Когда перестали приезжать даже военные, у местных окончательно лопнуло терпение. Освободительный Фронт Австралии – так называли себя бойцы сопротивления. В основном это были юные, злые и с горячими головами парни и молодые мужчины, которые во что бы то ни стало желали если уж не отбить город назад, то хотя бы не дать омникам там построиться. Были, однако, и бесстрашные девушки, и люди в возрасте, и даже старики, которым терять было уже нечего. Недоверие к роботам усилилось ещё больше: они обещали помощь даже во время строительства, но ни одна жестянка в лагере за все эти месяцы так и не появилась. Да и люди «сверху»… Тоже те ещё уроды. Добраться до ближайшего населённого пункта без транспорта и провизии было почти нереально, и никто не собирался рисковать. Все силы были кинуты на вооружение и снабжение импровизированной армии свободы. Жители не жалели ничего для повстанцев, а те не жалели сил в желании самосуда. Они постоянно нападали на стройку омников, ломая оборудование и поджигая строительных дронов. Мако верил в общую цель. Ведь они делают это ради людей. Он делает это ради отца и памяти о маме. Ради его любимой девочки Молли. Ради их будущего. Нападение должно было пройти в два этапа: первая группа наводит шороху и громит основные охранные системы омников, вторая накрывает следом, добивает «недобитков» и прикрывает на отходе к лагерю. Мако оказался как раз в отряде «бета», оставшийся с ещё несколькими парнями «на часах». Он ждал сигнала от «альфы», чтобы незамедлительно оповестить всех и начать приближение к городу. Наверное, лучше было бы пойти всем вместе. Или хотя бы разместиться ближе к черте города. Они, как не имеющие понятия о военных действиях люди, этого не предусмотрели. И только поэтому Мако остался жив. Как и многие, он никогда не забудет эту зелёную вспышку света, этот грохот и отчаянные вопли сотоварищей, которые ознаменовали начало конца. Весь без исключений отряд «альфа» буквально у них на глазах рассыпался на атомы, но они так этого и не поняли. Единственное, что успел понять Мако – им хана. К ним стремительно приближалась ударная волна, неся с собой тонны песка и рыжей взвеси. - Всем лечь! – крикнул Мако, но было уже поздно. Штаб накрыло облаком тяжёлой горячей пыли. До лагеря оно так и не дошло, в отличии от ударной волны, которая создала там свой локальный песчанный шторм и обвалила землю в нескольких местах. Неясно, кому больше повезло, но Мако точно не входил в их число. В тучах завесы он совершенно не мог дышать, а нулевая видимость только усугубляла ситуацию. Нереально было найти хотя бы кусок ткани, чтобы прикрыть им лицо, о респераторе речь и не поднималась. Это был один из немногих моментов в жизни, когда Мако паниковал. Вместе с лагерем, оставшиеся повстанцы дислоцировались подальше от эпицентра взрыва, чтобы хоть как-то невелировать действие вредного излучения… Отряд «бета» был уже приговорён. Ещё в тот момент, когда прогремел взрыв в центре уже работающей, но ещё недостроенной омнии. В течение месяца умерли все, кроме Рутледжа. Мако начал меняться. Он стал много молчать, и ещё больше кашлять. Порой ночью он просыпался оттого, что не мог раздышаться, а его девушка в панике перебирала все лекарства в армейской аптечке. - Я тебя умоляю, - тихо говорила она, вороша пальцами короткие каштановые волосы парня, - сходи к доктору Эдвардсу. Тебе ведь плохо. - Не бойся. Попью лекартсва и пройдёт. - Мако, ты даже не знаешь, что с тобой, - с ужасом проговорила Молли, сдерживая слёзы. Плакать она уже устала. Рутледж считал, что всё с ним нормально. Он же видит, слышит, ходит на двух ногах, чувствует. Чувствовал, как поселение умирает, как оставшиеся в нём жители медленно начинали сходить с ума… И сам будто сходил с ума. В свободное от помощи жителям время он рисовал, и в блокноте вскоре не оставалось ничего, кроме сотен набросков пламени и взрывов. Парень ощущал, что его любимая что-то скрывает. Тогда он думал, что она была беремена и боялась ему сказать. Но с годами всё стало более чем очевидно. В те дни, когда она решилась отправиться в город за помощью, состояние Мако стало только ухудшаться. Вскоре он просто не мог дышать без хотя бы минимальной фильтрации воздуха. Через двойную плотную марлю. Это было только начало. Шло время. Уезжавшие в том же направлении люди либо возвращались ни с чем, либо не возвращались вовсе. Приезжали только патрульные, сообщавшие о найденных телах. Столько жизней утекло в самом лагере и вне его территории… Мако успел даже похоронить отца, а Молли так и не возвращалась. Тогда он, как иступлённый, буквально проволокой и камнями пытался починить убитый в хлам гравимобиль, никого не слушая. Ему не хотелось терять то последнее, что у него было, то светлое, за что он продолжал хвататься. Даже когда всё сгорело и погибло, когда все дорогие ему люди ушли из жизни, он не опускал руки ради своей любимой. И он не мог. Нет – НЕ ХОТЕЛ верить, что и она тоже оставила его. Собрав остатки энергии из батареи в аккумулятор машины, Мако рванул прочь из лагеря, без конца и края глядя по обеим сторонам дороги. Он не знал, чего хочет больше: увидеть её там, наконец найти её, или не увидеть и понадеяться, что она всё-таки добралась до города живой. Находиться в аутбэке в полдень без тени – ни то самоубийство, ни то сумасшествие. Хотя… Может ли самоубийца быть в здравом уме? Он давно разучился водить, и гнал, петляя по дороге, как чёрт, бегущий от распятия. В какой-то момент пути приборная панель потухла и двигатель заглох. Машина начала сбавлять скорость. - Господи, только не сейчас… Нет, нет, ёб твою мать! Рутледж зло ударил руками по рулю и начал сворачивать на обочину, но машина встала поперёк дороги и заглохла напрочь. В голове неприятно звенело от перенапряга, руки вспотели, а Мако так и сидел, вцепившись в руль. Хотелось выскочить из машины и идти пешком, под палящим солнцем, и не останавливаться, пока он её не найдёт… Из мыслей Мако вырвал громкий гудок чьего-то гравимобиля. - Свинья поганая, какого чёрта ты растележился посреди дороги?! Проваливай! В этот момент его будто ударило по голове. После всего пережитого чужое оскорбление - как ржавой булавкой под ногти. И если в другое время Мако не обратил бы никакого внимания, то тогда он был просто в диком бешенстве. На соседнем сиденье лежал разводной ключ, которым он недавно ковырялся под капотом. И взяв его, Рутледж вышел из машины, неотвратимо направляясь к сигналящей тачке. Кто из них тут ещё хамло? - Эй, парень, а ну полегче! Эй! Мако выволок водителя на дорогу и несколько раз приложил ключом по голове, да с таким садистским наслаждением, что в глазах затемнело. Он никогда не был жестоким и не лез в драку просто так. Но сейчас всё стало таким… Надрывным. Будто от этого зависела его жизнь. Он забыл обо всём, когда неторопливо обчищал чужую машину и переставлял аккумулятор. Забыл про то, куда и зачем он ехал. Про то, что это не просто произвол - это преступление. Но после того, как он закончил, на душе стало пусто и до одури спокойно. Мако развернул машину и поехал назад в лагерь. Никто уже ничем не мог помочь ни ему, ни жителям. Всё потеряло изначальный смысл. Он осознавал, что оставил человека умирать под солнцем, но Рутледж продолжал ехать, даже не глядя в зеркало заднего вида. Тот мужик заслужил. Мир заслужил такого обращения, после того, что стало с его домом. В тот день, в своей душе он похоронил и Молли. Жизнь у Мако никогда не делилась на детство, отрочество и юнность. Она делилась на «до» и «после». То самое «до», которое почти все жители лагеря забыли. Когда он был добродушным и отзывчивым, смелым парнем, борящимся за возвращение дома и справедливость. Когда он ещё был Мако Рутледжем. Зато «после» запомнилось всем без исключения. Самому Мако хорошо запомнилось. В тот день он отправился со своим одноклассником и несколькими крысёнышами собирать металлолом недалеко от черты города. На самом деле идти он собирался в другое место, но Лотт настойчиво тащил его именно к «растяжкам» - серии расщелин в грунте глубиной метров в пять каждая. Делать там было нечего, хотя бы потому что почва могла обвалиться в любой момент в новом месте, и это были не просто байки, а реальность. Но жадный и уже порядком съехавший с катушек Лотт не верил ни одним предостережениям, ведя не только себя на верную смерть, но и ватагу тощих детишек. Вскоре за то и поплатился - ухнул в образовавшуюся под ним трещину и сломал спину. И ещё живого его засыпали острые куски остеклённой взрывом песчанной породы. Втыкались в мясо, как острый нож. Пробили трахею. Зато недолго мучился. Каким-то чудом Мако успел схватить за шкварник сидящего на спине Лотта пацанёнка и не уронить туда же. Мелкий бы точно не пережил. В какой-то момент Рутледж подумал, что пацан умер от страха, но услышав, как стучат его зубы и увидев, как мокреет штанина его шорт, брезгливо поморщился и поставил его на землю. Мальчик вообще ничего не сказал, как и сам Мако. Не о чем было говорить. Лотт был тем ещё придурком, но хотя бы после себя оставил довольно полезный хлам, и нисколько не стесняясь и не спрашивая разрешения, Рутледж начал обносить его палатку. К нему тут же направился сосед Лотта, старик Корнбай, пытаясь воззвать к остаткам человечности. - Мако, это не по-нашему, брать у мёртвого! Что ж ты делаешь?! Ты же не был таким никогда! Что люди о тебе говорить потом будут, сынок?! Рутледж молча продолжал вытаскивать хлам на улицу, игнорируя старого хрыча. Корнбай не останавливался, пытаясь пристукнуть костылём бандита по длинной спине. И в приступе очередной вспышки гнева, Мако резко развернулся, ударив какой-то железякой мужчину по голове. Он бил не прицельно, но наверняка, так, чтобы он раз и навсегда заткнулся. Мистер Корнбай упал замертво, прямо на глазах у того мальчишки, которого Рутледж сегодня спас. Мако было откровенно плевать, кто и что видел. Казалось, что смерть уже настолько привычна здесь, что все попросту её игнорировали. … В тот день, в нём умерли последние остатки человечности. Началось его долгое и одинокое существование «после». Мако Рутледж захлебнулся в радиоактивном потоке людской ненависти. Остался только жестокий и больной Родхог. Бандит из австралийского аутбэка.