Варенье для Лунного Кролика

Мамору расхаживает среди всеобщего веселья с кислой миной. Не нравится ему всё это, абсолютно не нравится. Он и так скрипя душой согласился на предложение Мотоки отпраздновать свой день рождения в «Короне», закатив костюмированную вечеринку, скорее ради повода увидеть Оданго в платье какой-то там Диснеевской принцессы (или во что сейчас наряжаются школьницы по такому поводу?), а не вот это вот всё… Чиба рассчитывал, что они уютно посидят втроём в нелепых костюмах, разделят торт, поболтают по-дружески и разойдутся по домам. В реальности кафе было забито десятками двумя людей, которых он и вовсе не знал. Все в разнообразных образах героев из фильмов, веселятся, шутят, одобряющие хлопают Мотоки по плечу, благодаря за крутую вечеринку, будто это он, а не Мамору виновник торжества. «Ещё какие-то новенькие пришли…» — отмечает про себя Мамору, поглядывая на входные двери. На самом деле Мамору всё равно, что его игнорируют большинство собравшихся, не велика потеря. Проблема только в том, что среди огромной костюмированной толпы он никак не может найти ту самую, чьё внимание сегодня хотел бы заполучить хотя бы на несколько минут. «Ради неё согласился на этот цирк, а она не пришла? Какого чёрта!» — мысленно ругается Мамору и залпом выпивает очередной стакан пунша. — Слышишь, Мотоки, ты Оданго не видел? — Мамору говорит другу чуть ли не в ухо в попытках перекричать громкую музыку. — Не-а, — мотает головой Фурухата, неумело дергаясь в такт песни. — Может, опаздывает? «Ты хотел сказать: «она не придёт», да?» — разочарованно вздыхает Чиба, наблюдая за танцем (если это можно так назвать) владельца кафе. Мамору переполняет злость и обида. Общее веселье бесит, музыка бесит, дурацкий костюм бесит, тупые латы «принца» жмут и бесят, вечно путающийся плащ бесит, бесит, бесит, бесит… Всё бесит! Не такой праздник он хотел! Знал ведь, что глупая затея; догадывался, что Усаги не придёт. — Очередной испорченный день рождения, — гневно бурчит под нос Мамору, выпивает ещё один стакан пунша, морщится от горьковатого привкуса алкоголя, злобно сжимает картонный стакан в гармошку и выбрасывает в ближайшую мусорку. — Надо отлить… Туалет в «Короне» один — общий, в самом конце кафе, и тот оказался занят. Взвинченный плохим настроением Мамору не желает ждать и пары минут: дергает за ручку, стучит, не потому что хочется, а просто из-за раздражения: — Долго там ещё? Застрял, что ли? — И-извините, — приглушено слышится знакомый голос с той стороны двери. — Оданго? Ты? — Мамору? — в интонации Усаги считываются нотки безысходности. — А там никого из девочек рядом нет? Мне нужна помощь… Чиба ради приличия осмотрелся, чтобы ещё раз убедиться в том, что никого знакомого в толпе не видит. — А что случилось? Защёлка тихо клацает, двери приоткрываются, и сквозь маленькую щель видно силуэт Усаги: — Что-то не так с молнией на костюме, не могу застегнуть. — Ага, понял. Без задней мысли Чиба заходит в туалет, на автомате поворачивает замок в закрытое положение и замирает, стоит ему только поднять взгляд на Усаги. Мамору кажется, что тесная комнатка стала ещё меньше, сердце отдаёт ударами в висках, и внутри стало так горячо, что дышать сложно… Нужно успокоится, но он не в силах отвести глаз от смущённой Усаги. Краснея, она руками старается удержать на груди струящуюся белую ткань платья. Такая нежная и красивая… — П-поможешь? — голос Усаги дрожит от нервов. Она поворачивается, и взору Мамору открывается глубокий вырез с обнаженной спиной вплоть до линии белья. — Угу… Мамору не узнаёт свой голос: сиплый, дыхание сбитое. Он делает шаг, и расстояние между ними сводится к минимуму. Взгляд Мамору скользит по светлой коже всё ниже и ниже, до тонкого нежно-розового кружева трусиков, выглядывающих из выреза платья. В горле предательски пересохло, Чиба шумно сглатывает. Оданго носит такое белье? В его фантазиях она всегда была в простом скромном хлопковом комплекте, а оказывается… И как он теперь будет спокойно спать ночами? Кончиками пальцев Мамору медленно, едва касаясь проводит вдоль позвоночника Усаги, отчего она мелко вздрагивает. Он спешит, растягивает удовольствие, наслаждается моментом. Усаги беззащитна, полностью в его незримой власти, и это понимание ещё больше пьянит Мамору. Его манит к Усаги, как мотылька на свет, и под действием алкоголя он вот-вот потеряет контроль. Мамору поддаётся желанию: осторожно кладёт руки на талию Усаги, пробираясь пальцами сквозь легкую ткань, наклоняется и нежно целует в шею. Тишину пронзает сладкий полустон Усаги, она мелко дрожит, сильнее прижимая спадающее платье к груди. — Не здесь… — шепчет она, и Мамору будто окатывает холодной водой. Чиба коротко кивает, скорее сам себе, и встряхивает головой, пытаясь вернуть в неё крупицы самоконтроля. Чем он думал? Туалет в «Короне»! Да он потом в жизни себе не простит, если хоть что-то важное между ним и Усаги произойдёт в этом забытом Богом месте. Пальцы сразу нащупывают маленькую молнию в вырезе платья, Мамору тянет вверх, проклятый механизм не поддаётся. — Чёрт! — он тихо ругается, пытается снова, и опять тщетно. — Да чтоб тебя! Усаги молчит, но заметно нервничает ещё больше. Ей до жути неловко, она смущена, напугана и совершенно не знает, что делать. Мамору понимает, что если не предпримет что-то дельное в ближайшие пару минут, то Оданго заплачет, и он отчасти будет в этом виноват. Такое развитие событий напрочь испортит и так не особо весёлый праздник. «Думай, Чиба-дурья-твоя-озабоченная-башка, думай!» — Не переживай, всё будет хорошо, — пытается он отвлечь Усаги. — Я отвезу тебя домой. Мамору снимает плащ, накидывает его на плечи Усаги, прикрывая её наготу и берет на руки. От туалета до выхода из «Короны» пятьдесят шагов, от кафе до его машины — двадцать. Поездка будет напряжённой и очень-очень медленной, потому что он выпил. Мамору молится, чтобы по дороге не было полицейских патрулей, и благодарит Бога, что дом Усаги всего в паре кварталов от места вечеринки. Мотоки наблюдает, как парочка стремительно покидает праздник и самодовольно ухмыляется: «Платье всё же не застегнулось — замечательно! Всё идёт согласно плану!» — Приехали! — с небольшим облегчённым выдыхает Мамору. — Спасибо, — слышно тихий голос Оданго с заднего сидения. Вся дорога прошла в молчании, но, отвлекаясь на вождение, Мамору не замечал этого, а сейчас тишина висела в машине незримым напряжением. Усаги не выходила, Чиба не мог понять почему… — Там в кафе… — робко начала она, и Мамору сразу догадался, о чём пойдёт речь. — Прости, я не должен был, — он смотрит на неё через зеркало заднего вида и отмечает странную печаль в мерцающих голубых глазах. — Я был расстроен, выпил и… — Захотел отвлечься, а я попалась под руку, — в дрожащем голосе Усаге слышны подступающие слёзы, несмотря на натянутую улыбку. — Нет! Не смей даже думать так! — резко перебивает её Мамору. Он до белых костяшек сжимает руль и злится. Нет, не на Усаги. На себя! За то, что уже почти год не может собраться с духом и сказать ей три простых, но очень важных слова, вместо этого ведёт себя, как дурак при каждой встрече. Только так дальше продолжаться не может, пора расставить все точки над «i» в их отношениях. Мамору делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, немного помогает: — Я ведь согласился на всё только, чтобы день рождения с тобой провести, искал весь вечер, злился, а когда увидел такую красивую, нежную, манящую… Не смог больше сдерживаться. Он поворачивается к Усаги и ловит её изумлённый взгляд: — Я не понимаю, ты ведь всё время меня задираешь. Мамору недовольно хмурит брови и снимает изрядно мешающие псевдо-латы с костюма, кидает их на соседнее сидение с раздражением, будто вымещает злость за своё глупое поведение на протяжении нескольких месяцев: — Потому что скрывать нормально свои чувства я не умею, а сказать о них мне смелости не хватает. Вот и веду себя, как дурак, ссорюсь с тобой, жить спокойно не даю, потому что хотя бы так уверен, что ты смотришь только на меня… Усаги тихо смеётся, отчего на этот раз недоумевает уже Мамору. Он смотрит на неё сбитым с толку взглядом, а она улыбается в ответ: — Оказывается, мы с тобой очень в этом похожи. Мамору не верит своим ушам. Он надеется, что это не какая-то злая шутка или розыгрыш: — Неужели я тебе… — Туалет в «Короне» не самое лучшее место для признания, — перебивает его Усаги, косвенно отвечая на не до конца озвученный вопрос. — Как и моя машина, — согласно кивает Мамору, усмехаясь. Между ними вновь повисла тишина. На этот раз мягкая и спокойная, словно уютный плед. Мамору не рассчитывает на то, что всё разъяснится окончательно сейчас, но у Усаги на этот счёт совершенно другое мнение: — Родителей нет дома, — она смущённо краснеет и смотрит на Мамору из-под длинных ресниц. Мозг за долю секунды дорисовывает в сознании Мамору варианты развития событий один краше другого, в горле моментально пересыхает, и воротник костюма начинает мешать дышать. — А брат? — Они с Шинго уехали на горячие источники до конца выходных. Мамору смотрит в сверкающие глаза Усаги и видит в них столько решительности и тепла, что все сомнения отступают прочь. Он несёт её на руках, точно невесту, прямо до комнаты на втором этаже. Ему кажется, что это всё сон. Мамору боится, что если отпустит Усаги, то она исчезнет, растворится, а он очнётся в своей кровати с остатками воспоминаний. Но Мамору больше не намерен отступать. — Я люблю тебя, Усако… — шепчет Мамору и целует её. Так легко и естественно теперь говорить эти слова, называть её так, как он всегда хотел, касаться без страха быть отвергнутым. — Я люблю тебя, Мамо-чан, — Усаги тянется к нему за ещё одним поцелуем. Плащ и платье, которыми она прикрывалась до сего момента, с шорохом падают вниз, стоит Усаги ступить на пол. Тусклый свет Луны из окна играет переливами на обнаженном теле Усаги, и у Мамору перехватывает дыхание. Даже в своих самых смелых грезах он и не смел воображать подобное. Вот она — рядом, совсем открытая перед ним, такая желанная и прекрасная. Жар внутри Мамору плавно разливается по венам, и сердце замирает, пропуская пару ударов. Он нежно касается её кончиками пальцев, рассыпает невесомые поцелуи на шее и плечах, ловит тихие вздохи, шепчет слова о любви, которые так долго держал в себе, и Усаги тает в его руках. Мамору мягко кладёт ее на кровать и нависает сверху. Смущенная и податливая Усаги смотрит на него из-под опущенных ресниц и мягко улыбается, будто отвечая на немой вопрос: она не боится, всё в порядке. Они оба понимают, что делают и хотят этого. Их переполняет чувство любви, будто не было долгих месяцев скрытности и ежедневных ссор, словно они знают друг друга целую вечность. Мамору не торопится, он ласкает Усаги с запредельной нежностью, исследуя её тело прикосновениями и поцелуями, желая довести любимую до сладкого исступления и только потом позволить себе больше. Усаги тянется к нему, кусает губы, дрожит от возбуждения, поддаётся словно мягкая глина в руках мастера. — Усако, — голос Мамору хриплый, просящий. Он почти на пределе, близок к тому, чтобы сорваться, но не сдерживается, пока Усаги не разрешит ему. Она коротко кивает, и это словно хлыст для Мамору. Хватает всего пары мгновений, чтобы откинуть остатки костюма и освободиться от сжимающей плоть одежды. Мамору входит нежно, медленно, чутко реагируя на каждый вздох любимой, отвлекая от непривычных ощущений ласками, стараясь уберечь от боли. Усаги сдавлено всхлипывает, когда между ними рушится последний барьер невинности, и часто дышит, стараясь привыкнуть к заполняющим её чувствам. Теперь она полностью принадлежит Мамору, он первый и единственный, кому она отдала себя до остатка. Чиба тихо рычит: внутри так туго, влажно, тепло, ему всё сложнее контролировать себя, но он не двигается, ожидая одобрения возлюбленной. И только, когда Усаги крепче обнимает его, Мамору делает первый плавный толчок. Сцеловывая слезинки в уголках глаз Усаги, нашептывая нежности, Мамору медленно и чувственно входит вновь и вновь, размеренно наращивая темп, пока не доходит до пика. Горячее тягучее пламя скрепляет их с Усаги единение. Теперь между ними больше нет барьеров. Она только его, а он — её. Они лежат в обнимку, лениво целуясь, и Мамору неожиданно для себя отмечает, что испорченный праздник неожиданно обернулся счастливым финалом с самым желанным для него подарком: — Знаешь, Усако, это мой лучший день рождения в жизни. Мамору прижимает любимую ближе к себе и счастливо улыбается. С этого года его жизнь больше не будет прежней, потому что в ней появилась взаимная любовь. Навсегда и навечно.