answer me

Jungkook.

— Где Намджун? — спросил Крис, когда уселся за наш столик в кафетерии. — Не видел его. Возможно, он со своим привлекательным кузеном, — ответил я, действуя так, будто не держал его в своих объятиях, пока наш поцелуй шокировал меня до чертиков. Проклятье, этот поцелуй был таким сладким. Той ночью я лежал в постели, думая о том, что чувствовал он. Его руки на моей груди и тело, прижимающееся к моему. В тот момент я смог бы забыть все. Я не думал о своей жизни и о том, с чем столкнусь, когда приду домой. Но затем он тихо всхлипнул, тем самым, вырвав меня из бреда. Юноша не мог говорить, а я пригвоздил его к дереву, беря то, что мне нужно. Господи, каким же монстром я был. Он этого не заслужил. Мне нужно было уйти от него, так что я отпустил и удалился. Я даже был не в состоянии посмотреть на него после, когда вырвался. Еще один взгляд на эти губы, распухшие от нашего поцелуя, и я бы продолжил начатое. Он был не просто красивым омегой, ему тоже было хорошо. Не думая даже о том, если бы Намджун нашел меня целующимся с его кузеном, мы бы точно выбили дерьмо друг из друга. Он был слишком милым для меня. — Он на самом деле не разговаривает. Второй урок я провел с ним, — сказал Чон Хосок, правый фланговый защитник в команде. Он играл с нами в мяч еще с начальной школы и являлся бетой. — Я думаю, если омега выглядит так, как он и не является стервой, тогда он, возможно, идеален. Крис, который сидел за столом, аж подпрыгнул. — Не будь задницей. Он кузен Джуна, — он звучал раздраженно. Я видел, как он сегодня утром пялился на него в холле. Слишком быстро он заинтересовался им. И, если быть честным с самим собой, мне это не нравилось. — Я серьезно. Он великолепен и не говорит. Может ли быть что-то лучше этого? — сказал Хосок. Я не собирался ничего говорить. Что бы там ни было, жизнь полную молчания, я бы не пожелал никому. Я знал, Хосок шутил, но иногда он перегибал палку. Он не думал о том, что говорит. — Он был в пятницу на вечеринке в поле. Джун дал ясно понять, что мы даже мысленно не должны к нему приближаться, — добавил Чимин к разговору, когда сел за стол напротив своего кузена. — Он не только немой, но у него еще, вроде как, что-то не в порядке с головой. Крис изучал Чимина с минуту, как будто был с ним не согласен. — Он, вроде бы, не такой. Я был согласен с ним. Тэхён был в своем уме, настолько насколько я мог знать. Намджун специально так сказал. Мальчишка был умён, его глаза доказывали это. В них были и гнев, и разочарование, когда он впился в меня взглядом. Он видел меня в самый мой худший момент, и я хотел, чтобы он это увидел. После того поцелуя, я хотел, чтобы он держался от меня подальше. Я не из тех альф, с которыми рядом находятся такие милашки. Да, то, что я увидел его там на вечеринке, принесло мне некоторое облегчение. Но я позволил этому чувству проявиться только на секунду. Сейчас я не мог иметь дело еще с чем-то, помимо моей семьи. Вчера вечером, тогда, как я слушал, как мой папа тихо плачет в спальне, я знал, что рядом со мной не должно быть милой омеги. Даже и близко похожего на него. Чимин закатил глаза. — Ты знаешь это? Ты видел его? Конечно, он мило выглядит, но если он не дружит с головой, то это хуево вдвойне. — Как скажешь, можем мы поговорить о чем-нибудь более интересном? — с конца стола донеслось ворчание Джина. Я ничего не добавил к разговору, потому что я знал его. Словно, он видел меня насквозь. Словно, мы были связаны. Тэхён видел мои мысли, и он понимал. Но также, он ожидал большего от меня. Это было сложно принять. По какой-то сумасшедшей причине, я не хотел его подвести. В тот же самый момент я хотел, чтобы он ненавидел меня настолько, чтобы и близко не хотел ко мне подходить. — У нас есть футбол, и нам надо выигрывать. Если мы начнем заморачиваться на проблемах кузена нашего звездного квотэрбека, мы потерям команду. Все, о чем сейчас нужно думать Наму, это футбол. И не париться об окружающих ослах, — сказал Джин. Это было хорошей идеей. Если мы возьмем в этом году Сеул (прим. региональный чемпионат Кореи), нам нужно, чтобы Джун был сосредоточен на одной вещи и только: на футболе. Я хотел выиграть чемпионат Сеула для моего отца. Он хотел бы этого. Он говорил, что мой последний год в школе – это наш год. Я был полон решимости дать ему это. Независимо оттого, что я должен был сделать. Забыть тот поцелуй будет не легко, но я не хотел показывать Тэхёну уродство этого утра. Я бы сорвался и вел себя так, от чего мой папа был бы в ужасе. Но я видел его глаза, и я знал, что он получил послание. Я не был хорошим парнем. Я был не тем, кого нужно узнать или кому можно довериться. Когда я пришел домой после вечерней тренировки по футболу, стол был накрыт так, будто мы были нормальной счастливой семьей. После моего рождения родители привезли меня в этот дом из больницы. Это был единственный дом, который у меня был. Но безопасности, которую я чувствовал, здесь уже не было. Сейчас я сталкивался со страхом ежедневно, надеясь на чудо. Мой папа приготовил ужин, такой же, как и большую часть моей жизни. Он по-прежнему надевал маски, это лучшее, что он мог делать. Я знал, он тоже молился о чуде. Каждый раз, когда у него были на это силы, он вел себя так, как два года назад, до того, как отцу поставили диагноз. Сегодня вечером папа даже поставил на стол вазу со свежими цветами. Корзинка рядом была полна свежеиспеченного хлеба. В последнее время он пек очень много хлеба. Я решил, что таким образом, он справлялся с ситуацией. — Ты дома, — сказал он с улыбкой, которая не коснулась глаз. — Как тренировка? Вот так он и справлялся: улыбка, которая настраивала на счастливый лад. Я не понимал, таким образом, он пытался помочь мне справиться с ситуацией, или помогал себе? Отец просто позволял ему делать все, что угодно, не заставлял смотреть правде в глаза. Отец обожал своего мужа. Обожал всегда. Наш дом не был большим и напыщенным, в коим вырос папа. Но он любил его. Он заботился о нем, сделал его уютным и теплым, и приглашение сюда, было доказательством того, что он гордился жизнью, которую отец подарил ему. Он ни разу не говорил о своем прошлом или жизни, которую оставил позади, когда вышел замуж за отца. — Все хорошо. Мы готовы к вечеру пятницы. Я уверен, мы сделаем это, — был мой ответ. Потому что, как и отец, я не хотел его ранить. Если он притворялся, что наша жизнь была нормальной, тогда я буду притворяться ради него. — Отец будет есть с нами? — спросил я, мечтая, чтобы сегодня ему стало получше. Когда я уходил, этим утром, он все еще спал. Рвоты не было и прошлая ночь, казалось, прошла спокойно. Он просиял, и я почти поверил, что свет в глазах был реальным. — Да. Он только оденется после душа. С нетерпением ждет новостей с тренировки. Я думаю, он больше тебя волнуется по поводу игры в пятницу вечером. Он был взволнован, но сможет ли он пойти? В прошлом году отец был не так плох и мог присутствовать на игре. Тогда он был в состоянии сидеть на трибуне и смотреть. Но теперь я не мог себе вообразить этого. В прошлом месяце дела приняли дурной оборот, и ему становилось все хуже. Я не хотел, чтобы отпущенное ему время сократилось, когда он проводил его со мной на играх, в то время, как должен был отдыхать. — Что на ужин? — спросил я, меняя тему. Говорить об отце и футболе было сложно. Я вырос любя футбол, потому что отец его любил больше всего в жизни, уступая только своей семье. Таким образом, мы были связаны. Вставая рано, еще до школы, мы оба шли во двор, и там он кидал мне мяч. В этом были все мы. Те мы, которые медленно исчезали. — Мясо, пюре и зелень. Ох, и конечно же, кукурузный хлеб. Твой отец любит кукурузный хлеб с зеленью. Он делал так, как любил отец. Хотя он вряд ли будет в состоянии что-то съесть. Однако, для него это не имело значения. Папа делал это для него, потому что не знал, что ему еще нужно делать. И я это понимал. Я хотел бы посидеть за столом и поговорить с ним о тренировке и предстоящей игре, о том, что он там будет присутствовать, когда мы выиграем чемпионат Сеула. Я хотел его видеть там. Я хотел выиграть этот чемпионат. Я хотел, чтобы он видел, как это произойдет. Но я не был уверен, что это станет реальностью. Все, что мы могли сделать, это продолжать делать то, отчего отец был бы счастлив. Даже если внутри мы оба разваливались на куски. Он был не просто мужем для папы, он был его лучшим другом. Они были неразлучны всю жизнь. В следующем году я хотел играть в Юго-восточной ассоциации футбола, но смогу ли я оставить папу одного? Но как же воплощать свои мечты? Наши мечты? — Иди умывайся. Я достану бокалы и наполню их льдом, а потом посмотрю, готов ли твой отец к ужину, — сказал он, все еще улыбаясь. Все еще пытаясь казаться счастливым, тогда, как я знал, его сердце разрывалось, так же, как и моё. — Да, хорошо, — ответил я. Не знал, что еще ответить. Я направился к лестнице, но потом остановился. Мне нужно было, чтобы он знал, что был не один. Когда это все закончится, у него буду я. Папа всегда был прекрасным, как нежный цветок, за которым ухаживал отец. Но за последний год, я узнал, что на самом деле, он был сделан из стали. Он ни разу не «дал трещины» перед отцом, независимо оттого, как бы плохо он себя не чувствовал. Папа был здесь, рядом с ним, тогда как я хотел свернуться калачиком и рыдать, как ребенок. Я повернулся и посмотрел ему в лицо. — Я люблю тебя, пап, — сказал я. Мне нужно было, чтобы он знал. Я был здесь, с ним. Он был не один. Когда отец нас покинет, я не позволю ему остаться одному. Его глаза наполнились слезами, но я знал, что не прольёт их. А потом он кивнул. — Я тоже люблю тебя, детка. На данный момент этого было достаточно. Я не готов был расплакаться. Не перед ним. Не думаю, что смогу выдержать и папины слезы тоже.