А забыла ли?

/Моя Джульєта, кажуть, що любов уже не та. Хіба б ти мовчала, Джульєта ?/ Я закончила школу, поступила в университет. Может, я поступила неправильно, не дав шанса ему объясниться. Вот так вот просто уйдя и больше никогда не поднимая трубку. Я не считала его плохим. Не считала предателем. Это же просто звонок! Смешно! Мало ли что она хотела. В глубине души, я призналась себе, что просто напросто боюсь её. Боюсь, потому что она настоящая женщина, которая смогла его привязать к себе на долгое время, которая заставила всех вокруг поверить в то, что у них неземная любовь. Настолько высокая и неземная, что никто из них не распространялся о ней. Мне было абсолютно не интересно как они состояли в отношениях, почему те разрушились, почему она звонила. Не хотела представлять, что он когда-то касался губами её волос. Да, я поступила глупо. Я знала, что ему в этот же день нужно было улетать в Америку в Стенфордский университет. Мне и так больно было осознавать, что впереди разлука, длиною в целый семестр. А я ...даже не пришла его проводить. Он улетел. В полном одиночестве. И я знала, что заставляю чувствовать его виноватым, знала, что обижаю его, прекрасно знала, что он гораздо тоньше организован, чем все остальные. Знала и то, что ему будет тяжело в Америке, вдали не только от дома, но и от меня, от его друзей. И я лишила его той единственной возможности писать мне и звонить. Я просто не попрощалась. Но не от злости. От любви, глупо, да ? Я струсила. Вся моя жизнь складывалась так, что я очень редко признаю свои ошибки. До конца считаю себя правой. Но с первой же минуты нашего расставания «по-английски», я скучала. Скучала безумно. По нашим разговорам о квантовой механике, политике, литературе, психологии. Кажется, он знал все. Но так искренне слушал меня. Как никто другой. Ах, милый Слава, как же я в тебя влюблена. Как же мне больно. ••••••••••••••••••••••••••••• Я был подавлен. Подавлен настолько, что, казалось, моя жизнь перестала иметь для меня значение. Она просто проходила мимо. Ляля... весь этот наш «роман». Сплошная фикция, она игралась, ей это было выгодно и нужно. Она игралась, пока не влюбилась сама. А я не мог вот так вот, это не для меня. Надо было удалить ее номер. Какой же я дурак! Дела в Америке проходили тягостно. Я постоянно думал о Кире, о том, как складывается ее студенческая жизнь. О том, что, возможно, она давно забыла меня, встречается с каким-нибудь одногруппником. А я для неё был просто первым опытом. Не знаю...здесь, в Стенфорде, только глухонемая не пыталась со мной заигрывать. Для них, американских дев, статный украинец с чуть поседевшими волосами —это диковинка. То, что непременно нужно попробовать. Они нарочно роняли передо мной свои бумаги, врезались в меня, якобы случайно проливали на мою чистую рубашку кофе. Это было забавно, и я ,от скуки, было думал даже подыграть. Так вот, в тот момент, когда на меня «нечаянно» пролили кофе, мне, естественно, поступило предложение пойти и застирать рубашку. Точнее, мне её застирают, а я посижу смирно. Благовидный предлог, ничего не скажешь. Я проследовал за Элизабет, так звали эту завоевательницу мужских украинских сердец. Ради справедливости, стоит отметить, что она была красива и фигуриста. Но это только ради справедливости, вы же понимаете. Мы прошли в ее кабинет, где мне поступил приказ немедленно снять рубашку, так как, если буду тянуть, отстирать ее уже не представится возможным. Я повиновался, и стал медленно расстегивать пуговицы. —Позвольте вам помочь? Обратилась Элизабет ко мне, со своим характерным, немецким акцентом...