А забыла ли?

/В очах твоїх я небо бачу I горять на нім вечірні зорі I відбивають світло своє В моїй душі неначе в морі./ Я пролистывала его новые фотографии, появившиеся в сети. Какой же он красивый.И как же на нем сидит костюм. Волосы с заметной сединой подстрижены. Наконец-то, ещё до нашего расставания я говорила ему, ласково трепая его голову, что этот творческий беспорядок смотрится несерьёзно. На щеках, скулах и подбородке небольшая щетина. Я сразу вспомнила наш первый поцелуй. Такой горячий и чувственный, что моя кожа хотела уколоться о щетину ещё и ещё. На руках выступающие вены. У него очень красивые руки. Я любила держать их в своих, касаться губами,любила проводить указательным пальцем по венам, идущим от кисти и так до локтя.Было что-то таинственное в этом ритуале. Он не противился.Только загадочно улыбался, сохраняя своё многозначительное золотое молчание. Какой он органичный... Красив и умён, когда говорит и не менее таков, когда молчит. Как-то раз, лёжа поздно вечером в кровати, я всматривалась в его бездонные карие глаза. Говорят, глаза — зеркало души. В них можно прочесть если не все, то очень многое. Но его глаза оставались для меня вселенской загадкой. Единственное,так это то, что в них действительно хотелось утонуть. Так я лежала и смотрела, проводя пальцами по его щетинистым скулам. —Знаешь, Слава, ведь ты у меня первый и единственный. Я не могу поверить в своё счастье. Мне страшно засыпать, думая, что я проснусь и обнаружу, что тебя рядом нет. Что это всё сон, что я тебя выдумала. Он не рассмеялся, серьезно выслушал. Сам в это время проводил пальцем по контурам моего шрама на ключице. —Что это? —Обожглась кипятком. Давно ещё. Я давно привыкла, что он может не отвечать. Но это отнюдь не значит то, что он меня не услышал. —Сильно больно было? ••••••••••••••••••••••••• /Моя самотність будує замки на піску, Вона забула, як я хотів тебе таку./ —Позвольте вам помочь? Над моим ухом раздался характерный немецкий акцент. Не дожидаясь ответа, руки Элизабет потянулись к пуговицам моей, видимо, уже безнадёжно испорченной рубашки. Немецкий акцент... нет, не променяю я его на такой родной мне белорусский. Это Кирино специфическое выговаривание некоторых звуков, специфические слова в лексиконе, характерные только для выходцев из Беларуси. А когда она переходила на родной язык, я просто таял. Нет, я не могу с ней так поступить. Элизабет тем временем ловко справилась со всеми пуговицами и уже вовсю пыталась прильнуть губами к моей шее. Казалось, всё это длилось вечность. Я успел рассмотреть каждую деталь в ее рабочем кабинете: дубовый стол, стулья. Фотографии в рамках. Здесь даже была общая фотография, на которой присутствовал и я. У стены стоял флаг Соединённых Штатов Америки. А на столе стоял маленький сувенирный флажок Украины. Интересно зачем? Я легонько коснулся ее плеч, чтобы отстранить от себя. И быстро проговорил —Прошу меня извинить. Мы так не договаривались. На расстёгнутую рубашку я поспешно накинул пиджак. Стоять и застёгиваться здесь —мне не хотелось. Уверенной походкой иду к выходу. —Господин Вакарчук!,- окликнула она меня. Я обернулся. Это было моей ошибкой, потому что сразу же мне прилетела звонкая пощёчина. —Ублюдок, я угробила на твой проект по демократии столько сил и денег, я ходила и просила, чтобы пригласили именно тебя. Ты думаешь ты добился этого сам? Думаешь, заинтересовал их? Ха, ты думаешь, нам не хватает своих американских экспертов? А ты даже не можешь меня поцеловать! Так вот послушай меня, мальчик мой, я сделаю так, что ты вылетишь из Америки как пробка из бутылки! Думаешь, твой скудный умишко победит мои связи и положение? Как бы не так. Я уничтожу тебя. Она снова завела руку в воздухе для удара, но я перехватил. Развернулся и ушёл, громко захлопнув за собой дверь.