"Когда доходишь до самого дна унижения, когда падать дальше некуда, вдруг чувствуешь в собственном голосе какую-то перемену, сам слышишь его словно сквозь мутную болотную воду, но в то же время ощущаешь в нем неожиданную ровность."
***
22 мая 2009 года. Аркадия Бэй.
Сколько это может продолжаться? До каких пор они будут этим заниматься? Что мне придумать в этой говняной ситуации? Не понимаю. Я изо всех сил пытаюсь хоть как-то постоять за себя, дать отпор этим имбецилам, которые только и думают, как бы найти кого послабее и поспокойнее. При том, что их целая толпа, а я целый один. У которого отец уже сидит в печёнках, вместе со своими пузатыми дружками и распутными тёлками. Вечно он таскает этих маслянистых людишек к нам домой и рассказывает в том числе про меня. Какой я перспективный, талантливый, но настолько же раздолбай и лентяй. Сколько можно?! В школе меня окружают трусливые дебилы с гормонами вместо мозгов, а дома… вот это вот всё. Неужели и сегодня меня ждёт такая участь? Неужели опять и опять, день за днём будет продолжаться это дерьмо? А ведь отец говорил о психотерапевте… Это точно не для меня. Все они, все кто меня окружает. В гроб уложат, суки. Ей Богу. Хотя какому Богу… если бы он существовал, он бы не допустил такое. Серое гладкое полотно дождливого неба удивительным образом нависало над головой. Казалось, что это нечто похожее на потолок, который медленно, но верно опускается вниз, к самой макушке и людей, и животных и, наверное, всего живого, что здесь существует. В этом странном и причудливом мире, который словно сошёл с обложки этих странных фильмов о постапокалипсисе. В данный момент кровь стыла в жилах от уровня серости и недружелюбности… опасности всего, до чего дотрагивались глаза. Воздух сильнейшим образом пропитан влагой, странным ароматом, предвещающим долгий и тяжёлый дождь, смывающий надежду и радость с тела, разума. Я смотрел куда-то вверх, толком не фокусируя взгляд, и пытался хоть что-то разглядеть в этой серости, унынии, хоть что-то подающее надежду, веру. Меня так всё задолбало… Каждый день я просыпаюсь с мыслями о том, что всё идёт не так как должно быть. Это не моя жизнь! Я словно проживаю жизнь другого человека. И пусть эти гнилые людишки думают, что я всего лишь типичный образец мажора, который только и мечтает о том, чтобы всю жизнь сидеть на жопе, окружая себя роскошью и вещами, которые нихрена не способны сделать никого счастливыми. Им никогда меня не понять. Они видят только то, что им удобно видеть, что нравится видеть. Говно! Моё лицо сейчас, наверное, похоже на гримасу какого-нибудь придурка из боевиков, когда он сталкивается со своим смертельным врагом. Да уж. Не знаю сколько времени прошло. Может час, а может и десять минут, или целая вечность. Внутри всё сжимается от собственной беспомощности и неотвратимости всего, что ждёт в будущем. По крайней мере в ближайшем. Я ведь всего лишь тупой мальчуган, которому только через три месяца праздновать четырнадцатилетие. Ага. " Праздновать» слишком громко сказано. Как только я подумал о том, как на этот раз моему отцу вздумается испортить день рождения, на кончик носа упала капля. До жути холодная и неприятная. И какого чёрта в голливудских фильмах часто изображают счастливые лица у людей, когда они попадают под дождь и промокают как мыши? Это совсем блин не жизненно. Надо уходить отсюда. Но хоть мне и хотелось это сделать, что-то останавливало. Я наконец опустил голову и чувствуя, как новые и новые капли дождя ударяются о волосы, повернулся в сторону своего «любимого» дома, который располагался вдали по улице. Хотелось почувствовать себя свободным, не обременённым ничем. В том числе этим долбанным портфелем, который кажется тяжелее и тяжелее с каждым новым учебным годом. Пальцы машинально поправили лямки на плечах и с раздражённым лицом я направился вперёд по улице. Позади меня осталась эта тупая частная школа, где «как бы» должна учиться элита, а не идиолита, как я её стал называть с недавнего времени. У этих придурков вовсю играют гормоны и они, кажется, уже готовы залезть на фонарный столб и сидя на нём верхом, орать на всю улицу маты. Никогда не понимал этого. Как можно настолько этому поддаваться… Да, они же дети. Но я чем лучше? Я такой же… хоть мне в это и трудно поверить. Я шёл совсем медленно, лениво, и чуть не дойдя до пешеходного перехода, разделяющего территорию школы и небольшой парк, оглянулся. Серое, но с архитектурной точки зрения гениальное здание походило на дворец прямиком из 19 века. Училка по истории наверняка меня бы похвалила за то, что я это знаю, хех. Странно, но сейчас, глядя на то как из входной двери один за одним выбегают ученики, прикрываясь то учебниками, то портфелями от усиливающегося дождя, я чувствовал спокойствие. Может я становлюсь психом, неадекватным чудиком? Кажется с нервами дела всё хуже. Только что злился, а теперь чувствую спокойствие. Хоть и насквозь промок. Я шёл совсем медленно, лениво, и чуть не дойдя до пешеходного перехода, разделяющего территорию школы и небольшой парк, оглянулся. Серое, но с архитектурной точки зрения гениальное здание походило на дворец прямиком из 19 века. Училка по истории наверняка меня бы похвалила за то, что я это знаю, хех. Странно, но сейчас, глядя на то как из входной двери один за одним выбегают ученики, прикрываясь то учебниками, то портфелями от усиливающегося дождя, я чувствовал спокойствие. Может я и становлюсь психом, неадекватным чудиком, но мать твою, только что я рвал и метал, а сейчас этого нет и в помине. Я насквозь промок. Может в этом причина? Плевать, домой не тянет всё равно. Я прошёлся назад, ближе к центральному входу и опустил взгляд на небольшой фонтанчик, который почему-то остаётся работающим даже в такие дождливые и холодные дни. Причём его установили совсем недавно, в честь начала нового учебного года. И какого-то хрена в самом центре территории, в двадцати метрах перед входом в здание. И вечно его приходится обходить. Но сейчас, смотря на него, я чувствовал, как все мысли уходят куда-то далеко, как тонкие белые струи воды, которые ещё и подсветку имеют ярко-зелёного цвета, поглощают меня. И я уже не чувствую ничего, не думаю ничего. Идеальное состояние. Как сон, обморок, только приятнее. Есть даже ощущение свободы. Я снова потерял счёт времени, однако несмотря на полную отрешённость, какой-то частью себя удавалось слышать голоса парней и девушек. И одна небольшая компания приближалась ко мне. Медленно, почти незаметно для меня в таком состоянии, но что-то меня заставило прийти в себя, очнуться, и направить взгляд на них. Как оказалось, мои опасения подтвердились. Это была шайка, возглавляемая школьным гопником по имени Трэвис Монтеррей. " Дерьмо. Так я и думал. " Пронеслось в голове, но я жёстким взглядом смотрел в карие глаза своего, наверное, врага. Я не собирался казаться трусом. И парнишка явно это понял, по одним только моим глазам и странному виду, я в этом не сомневался. Насквозь промокший, со странным выражением лица и огнём в глазах. Да уж, на его месте я бы обосрался. А может и нет. Но он явно не ожидал от меня такого. Кажется, сам того не поняв, Трэвис и его шайка переполнили мою чашу терпения. Этот гопник имел довольно брутальную не по годам внешность, которой умело пользовался. Короткие жёсткие чёрные волосы частенько находились в форме ёжика, но как можно было предположить, не придавали образу идиотизма. Разбойничье лицо было угрожающим не столько в плане его выражения и эмоций, а скорее из-за его черт. Глубоко сидящие тёмные глаза с недоброй искрой, широкий массивный лоб, вечно нахмуренный. Подбородок и вовсе напоминал какой-то булыжник, настолько был большим и неаккуратным. Но он хотя бы бриться начал, а то раньше, когда первая щетина уже полезла из его рыхлой морды, оставлял самое ужасное впечатление. Сейчас мы смотрели друг другу в глаза как истинные враги. Пусть он чувствует себя победителем, тем кто меня нагнул раз, нагнёт ещё раз, а затем догонит и просто раздавит как надоедливую мошку. Он может делать что хочет, но теперь-то у меня есть план мести. И он сработает. Точно. Ничто мне не помешает. Но хоть и держал я всё это в голове, и это придавало мне сил, но сейчас, стоя напротив четверых подростков, мягко говоря не питающих ко мне уважение и симпатию, я ощущал страх. Не животный, не перекрывающий дыхание и здравый ум, но ощутимый. Трус я? Или это просто инстинкт самосохранения? И ведь ничего они мне не сделают жёсткого. Как обычно. В таких кругах влияние слишком велико и последствия могут быть такими, что вся оставшаяся жизнь не будет мёдом казаться. Атмосфера накалялась, а на троицу, которая подобно телохранителям, обступила Трэвиса, я даже не обращал внимания. Наконец его губы раскрылись в улыбке и глядя на его мокрое от дождя лицо, я пытался казаться спокойным. — Дружок Нейтан. Какая встреча! Я почти сразу ответил. Это был правильный момент чтобы показать свой настрой, а вернее то к чему я стремлюсь. — Ты головой ударился? Мы ведь сегодня уже виделись. Не злоупотребляй стероидами, дружок. -С каждым новым словом, которое я издавал, лица гопников казались всё более злыми. Пусть радуются, в последний свой раз. — Ты чего это сегодня такой дерзкий, а? Забыл уже как мы тебя в унитаз окунали? Ха, они думают поймали меня в ловушку. Наивные. — А вы забыли разговор с училкой, которая это видела? Парни сразу напряглись, но всего на несколько секунд, так как почти сразу Трэвис рассмеялся и подойдя ко мне вплотную, задышал довольно разъярённо мне в лицо. Какой отвратительный тип. И изо рта несёт как от свалки. Так бы и плюнул в его самоуверенную кирпичную рожу. Уже даже страха не чувствую к этим отморозкам, уж больно они примитивны. Может этим воспользоваться? Хорошо бы получилось. — Да ты тупее чем кажешься, чувак. Теперь у нас всегда кто-то стоит на шухере в таких ситуациях. Мы можем делать так всегда и с любым, и никто не узнает. — Мой ответ был готов сразу, и я выпалил его без раздумий. Подавитесь, ублюдки. — А про скрытые камеры не слышали? На днях поставили в туалетах. Причём как мне известно даже задокументировали. Что-то типа " В связи с учащением случаев насилия среди студентов в туалетах. " — Трэвис естественно не клюнул, однако сразу слегка изменился в лице. Я изо всех сил пытался не начать лыбиться прямо ему в глаза. Его тон в точности соответствовал моим ожиданиям. — Ага, камеры в туалетах? Смешно. Ты нас за дураков принимаешь, козёл? И как ты мог узнать если такое и было бы? Да ты идиот конченный! Рука этого амбала протянулась к моей шее, и я слегка отклонился вперёд. Твою мать, снова страх вернулся. Дерьмо. Его тёплые пальцы сомкнулись на моей шее. При этом я краем глаза заметил, как один из его дружков осматривается. Извлекли урок всё же, придурки. Сердце заколотилось сильнее, и я невольно зажмурился. Пиздец, я никак не мог понять, что делать в такой ситуации, ведь если поймут, что я струсил, пиши пропало. Но хер им. Мне приходилось изо всех чёртовых сил скрывать страх. Играть роль бесстрашного пацана было сложно. Но других вариантов нет. Хорошенько так набрав воздуха в грудь, насколько это позволяла хватка пальцев на моей шее, я выпалил: — Ты блять не забывай, что мой отец на какой-то там процент владеет этой школой. Он инвестор в том числе. И именно он нанял одного мастера для установки камер. — Кажется Трэвис нихера не верил и это начинало злить. Я ожидал что он совсем дубина, но в его черепушке похоже не только дерьмо. Однако хватка на моей шее всё же ослабла. Наконец-то. — И как ты это докажешь? Ты же можешь придумать прямо сейчас имя. Думаешь мы на это купимся? ЛОХИ. Вот вы кто. Они не знали что я тщательно подготовился. Но сработает ли? Я был не уверен. Рукой я дотронулся до заднего кармана брюк и медленно высунул оттуда визитку. Трэвис внимательно посмотрел на неё, протянутую к его лицу. Надпись на ней гласила. " Bullford Cameras». 455-678-923. Сбоку красовалось изображение камеры, висящей на стене прямо под потолком. Когда стало понятно, что мозг Трэвиса уловил информацию, я повернул визитку обратной стороной. " Мистер Прескотт, обращайтесь к мистеру Лайлу. Он поможет вам с установкой. И конечно же, расскажет вам всё о скидках в связи с количеством камер. Его личный номер 467-891-422. " Лицо амбала мгновенно потускнело. Он сейчас был похож на гориллу, которую стукнули по морде. Хах. Похоже он купился. Даже не спросив где я взял визитку и почему они должны верить мне. Дебилы. А я ещё сомневался. — Если ты думаешь что мы не достанем тебя, то ты ошибаешься. Пусть теперь в школе камеры стоят не только в коридорах и классах, но и блять, в туалетах, мы всё равно найдём способ устроить тебе сладкую жизнь. На этих словах все четверо развернулись и направились в противоположную сторону от той, куда шёл я. Хоть это и маленькая победа, радости не было. Именно поэтому я не придавал особого значения своему плану. Это лишь капля в море. Эти мудозвоны и правда найдут способ меня унижать. Но теперь я хотя бы ограничил им пространство для манёвра. Бросив последний взгляд в сторону здания школы и напоследок поглядев с минуту на пиздец какой манящий фонтан, я пошёл дальше. Дождь хлестал с прежней силой, но было легко не обращать на это внимание. Перейдя через дорогу, даже не глядя по сторонам, я подумал о том говне, которое наверняка меня ждёт дома. В очередной раз. И наверняка старпёр будет гнать на меня, а то и пригласит дружков побухать, а за этим дело самое то попиздеть и о сынке. Кулаки сжались сами собой. В голове пронеслись различные сцены из предыдущих месяцев. Все эти унижения, никому не всравшиеся наставления. Бесит! Не придавая этому значения, я пнул какую-то пустую бутылку, глядя в мокрый асфальт, который был ещё более серым, чем небо. В какой-то момент, чувствуя, как всё тело сковывает в своих ужасных тисках холод, я осознал, что мне страшно. Так сильно не хотелось идти домой именно сегодня, что появилось желание провалиться сквозь этот самый асфальт, который сейчас казался мне холоднее льда, печальнее моего разума в данный момент. Когда это я научился думать подобными философскими, мать его, фразочками? Возможно я ещё больший псих, чем мне кажется. И если я приду домой в таком состоянии, то от папани смело можно ожидать каких-нибудь выкрутасов и разговорчиков о психотерапевте. Может ему позвонить и сказать, что я в школе задерживаюсь? Ага, вот только этот старый хрен настолько дотошный и сующий везде свой нос, что сразу позвонит кому-нибудь и узнает правду. Правда. В последнее время от неё нет ничего, кроме пиздеца. Хоть я и прошёл всего пару сотен метров в сторону своего дома, холод уже не просто оседал неприятным чувством по всему телу, но и вызывал дрожь как у какого-нибудь торчка во время ломки. Надо сказать, чтобы позвонил и «серьёзно поговорил» с местными метеорологами, которые в последнее время не говорят ничего кроме бреда. Может он вправит им мозги, а возможно и сделает психом вроде меня? Да уж, шуточки в моём стиле и сейчас никуда не делись. Я решил наконец достать телефон. Пусть он думает всё что хочет, мне плевать. Если сейчас попаду домой, и он начнёт на меня пялиться как это бывает, наступит пиздец однозначный. Холодными дрожащими пальцами я сжимал свой «Сони Эрикссон» и смотрел в своё отражение в экране. Естественно не было видно ничего, кроме чёрного силуэта, в котором угадывалась голова и плечи, вместе с частью торса. Вдруг пришла мысль, что я могу на самом деле стать подобием своего отражения сейчас. Может быть то что я вижу сейчас, это что-то вроде окна в будущее, где я стану бледной тенью, человеком со сломанной личностью и индивидуальностью. Я буду ходить на учёбу, есть, пить, но стану мёртвым и о том, что во мне всё ещё теплится какая-то жизнь, будет говорить лишь сердцебиение и дыхание. Только вот захочу ли я, чтобы эти признаки оставались, а не покинули меня как и всё остальное? Смогу ли я выдержать всё? Не уверен, что я настолько сильный. За последний год мне стало настолько херовее, что не представляю себе что может случиться через лет пять. Окончательно не свихнуться будет сложно. Я с огромным трудом оторвался от своего отражения в экране телефона и слегка онемевшим пальцем начал нажимать клавиши. Я шёл на автомате, на ватных ногах, и когда краем уха услышал громкий сигнал справа, который шёл судя по всему от какого-то грузовика, даже не моргнул глазом. Меня охватила чудовищная похуистичность, было насрать на всех и всё, даже на самого себя. Но мысли разъедали мозг изнутри. Хотелось оторвать себе голову и выкинуть в мусорку, лишь бы ни о чём не думать и ничего не чувствовать. Я наконец поднёс телефон к уху и спустя всего два гудка из динамика донёсся голос отца, который так не хотелось сейчас слышать. — Нейтан, торопись домой. Приехала твоя тётя из Таиланда. Она здесь проездом и решила нас навестить. Не подведи. Что блядь? Какое не подведи? О чём он говорит? Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Кем он вообще меня считает? Может сразу в дурку запихнешь чтобы оба не мучились? Потребовалось взять всю свою волю в кулак, чтобы сделать голос нейтральным. Набрав в грудь побольше холодного (блядь) воздуха, я сказал: — У меня дела, приду чуть позже. — Как и следовало ожидать, голос в трубке изменился и я сразу почувствовал запах жареного. — Так, ты снова за старое? Мы же уже об этом говорили. Отложи все свои дела на потом и приходи домой. Внутри всё закипало, бурлило, а я чувствовал себя ещё паршивее от того, что ДОЛЖЕН был не дать этому выход. Как заебало везде и во всём себя сдерживать, плясать под дудку других. — Отец, я бы пришёл сейчас, но у меня дела. Извини. Это не значит, что я не рад тёте. -Наверняка мой голос звучал неискренне, но я сделал максимум из того что мог. Однако. — Чтобы сейчас же пришёл домой, иначе завтра же я запишу тебя на приём к мистеру Вингельсу. Снова шантаж, снова это отвратительное чувство. Но сегодня у меня был особый настрой, я просто не мог поддаться всему, что меня так сильно достало. Так долго дерьмо копилось внутри, что сейчас казалось способно разорвать тело изнутри. — Засунь себе своего Вингельса в одно место, которое каждую неделю тебе вылизывают все эти пузатые дружки! На этих словах я резко отвёл аппарат от уха и с ненавистью нажал на красную кнопку. Теперь я не чувствовал холода, даже несмотря на то, что дождь усилился и теперь буквально долбил мою голову тяжёлыми каплями. Я остановился возле телефонной будки и теперь таращился на неё. Тонкие струйки воды стекали по её чистой синей поверхности и я, не слишком фокусируя взгляд, как заворожённый смотрел на них. Сейчас ко мне пришла странная ассоциация. Словно эти струйки являются кровавыми и идут они от всех моих надежд и желаний. Как-будто сама жизнь втыкает в них нож и режет, кромсает и разделывает. Как какой-нибудь мясник. Нужно было быть глупцом, чтобы думать что мне это сойдёт с рук. Но я просто не мог иначе! Я не из таких! Не мог! Не отдавая себе отчёта в происходящем, я с силой пнул телефонную будку ногой, а затем и кулаком. На улице никого не было, но даже если бы здесь кишело народом, это меня бы не остановило. Тело словно отключилось от разума и через десять секунд я уже вовсю молотил кулаками по жёсткому металлу. Струйки воды теперь превратились в брызги, рождаемые моими кулаками. Я не чувствовал боли, хотя знал что в хлам разбиваю себе костяшки. Я не мог остановиться. Не мог! В какой-то момент в глазах проступили слёзы, и что происходило дальше, я уже не помнил. Разум окончательно отключился. И как хотелось бы продлить этот момент. Когда ты словно зомби, ничего не чувствуешь, ничего не знаешь. И не существует ничего кроме полного покоя, который ты даже не осознаёшь.***
Не знаю сколько прошло времени. Всё чаще в последние дни и недели я не ощущал его как тягучую речку, движущуюся куда-то в одном направлении и с одинаковой скоростью. Теперь слишком туманным оказалось его восприятие во множестве моментов. Реальность всё чаще ускользала как вода сквозь пальцы, оставляя меня наедине с мыслями, которые жгли изнутри, причиняя огромную боль. Я не сразу осознал, что сижу на деревянной скамейке возле детской площадки, всего в одном квартале от моего дома. В детстве частенько зависал здесь, но уже тогда я был одинок, почти ежедневно сидел и лепил куличики, глядя со стороны на радостно общающихся детей. И теперь, смотря в одну точку чуть повыше горки, немного возвышающейся над песком, я чувствовал уже не грусть, а безумную тоску, одиночество. Постоянно, день за днём я борюсь сам с собой и со своим непостоянством. И сейчас я понимал как сильно меняются мои чувства и эмоции от каждой мелочи. Вдалеке проплыл огромный фургон и я не сразу заметил как из-за него вышел человек в тёмной одежде, держа над собой огромный коричневый зонт. Его я не мог спутать ни с каким другим. Это отец. Он меня нашёл. Наблюдая за тем, как его высокая фигура растёт у меня перед глазами, я попытался понять, что стоит сейчас сказать, какие слова подобрать, но тщетно. Дождь словно смыл все варианты. — Ты что тут делаешь? И как ты с отцом разговариваешь? Объяснись сейчас же! - Я в ответ лишь посмотрел на него. Взгляд наверняка удивил его печалью и отрешённостью. Но этот старый козёл никогда не реагировал на подобное. Он идёт до последнего, сметая всё на своём пути. — Молчишь? Хочешь по плохому, да? Значит будет по плохому, гадёныш. - Отец резко подошёл ко мне вплотную и грубо схватил за шиворот, поднимая на ноги. От неожиданности я чуть не споткнулся о камень, но удержавшись, схватился за руку отца, пытаясь отстраниться. — Эй, ты чего делаешь? Отпусти. Сам же нарвался. - Последнее моё слово подействовало на него более неблагоприятно, чем мне хотелось. — Нарвался? Вот как ты со мной разговариваешь? Наступила пауза и я видел как глаза отца всё больше щурились и приобретали угрожающий вид. Ничего не отвечая, я по-прежнему пытался освободиться от хватки, но он ещё более грубо тащил меня за собой. Всю оставшуюся дорогу мы не обменялись ни словом. Я не знал что меня ждёт дальше, какие дикие мысли пришли ему в голову, но почему-то я не боялся. Печаль и отрешённость до сих пор не отпускали. Возможно было похоже, что я смирился со своей участью, но это не так. Всё происходило как в тумане. Мы вошли в дом, отец ударил меня по лицу и потащил в спальню, бросив куда-то в сторону зонт. Он что-то бормотал себе под нос, но я не мог расслышать это из-за барабанящего по подоконникам и крыше дождя. Я так промок, что с меня буквально текла вода, но ему было на это пофиг. И это поражало больше всего и наконец внутри начал зарождаться страх. — Думаешь ты можешь себя так вести? Ты позоришь семью и меня! Ты станешь каким-нибудь рабочим-неудачником и будешь вкалывать на стройке за десяток баксов в час! Ты сам то кем в таком случае будешь себя считать? Подумай о своём будущем. Или ты думаешь папенька вечный? - На этих словах он ударил меня по лицу ещё сильнее, и уже кулаком. Сильная тупая боль пронзила висок и я повалился на кровать. Нависающая сверху фигура пугала всё сильнее, и я закрыл лицо руками. — Отец, ты не был в моей шкуре и не знаешь какого это! — Молчи уже. Твои проблемы это детские шалости. Кто кого обозвал, кто кому списать не дал вот и всё. Думаешь ты один такой несчастный и весь мир против тебя? - Он схватил меня за плечо и подняв с кровати, ударил в живот, отчего я сразу повалился обратно. Боль была сильная, но не такая сильная как страх. Теперь я боялся, своего собственного отца и его действий. В глазах стояли слёзы, а я ничего не мог сказать. Если я заплачу в его присутствии... Я не могу. — Ты будешь делать то что я скажу и никак иначе. Это всё ради тебя. Скорее бы ты уже усвоил это, Нейтан. - На этих словах отец ушёл, оставив меня наедине со всей болью, которой наградила меня жизнь и он сам. Я сразу согнулся калачиком и повернувшись набок, всхлипнул. Боль физическая уже утихала, но моральная нарастала чудовищно, сдавливая тисками мои внутренности. Как это ужасно, больно и несправедливо. Я боялся того, что будет вечером, боялся завтрашнего дня... и всего будущего. Как ужасно просыпаться, зная что тебя не ждёт ничего хорошего ни сегодня ни завтра. Слёзы потекли на подушку, а я пытался вслушиваться в шум дождя за окном. Я так хотел дать волю чувствам, но отец может вернуться. Не могу даже перестать сдерживаться. Даже эта возможность мне недоступна. Кажется, сама вселенная хочет сделать мне больнее и ограничить абсолютно во всём. Горечь во рту достигла предела. Я дрожал от холода, но даже в таком состоянии сонливость начала резко подступать. Может мозг уже сам хочет отключиться, чтобы не дать мне сойти с ума? Забавная мысль. И в следующий миг тёмная пелена полностью поглотила меня. С этого момента я ничего не чувствовал, ни о чём не думал и ничего не видел. Сладкое ощущение наконец навестило меня. Пусть в тот момент я и не успел это осознать.