Так, ни тебе, ни мне покоя не давая, Днем тело трудится, а ночью - мысль живая. Ульям Шекспир, Сонет №27
Июль, 2015 год Нью-Йорк
Прошло несколько недель после небезызвестных событий в Зоковии — с каждым днем на новой базе Мстителей дышать становилось проще и проще, а журналистов встречалось все меньше и меньше. Да и не только корпус Щита, Мстители и журналисты начали возвращаться к привычному ритму жизни, кажется, весь мир успокоился после нашествия Альтрона с его железными демонами. Впрочем, слово “успокоился” можно было все еще использовать с большой натяжкой. Утверждение о том, что мир изменился, нельзя было назвать ошибочным. На корпус защитников Земли по-прежнему были направлены сотни пристальных взглядов и жестоких обвинений. Они привлекают беду. Ценность спасенного не превосходит урона, который они приносит. Человеческие жертвы по их вине не окупаются спасением Земли от них самих и от их демонов. Как минимум три интервью в неделю — каждый понедельник тянут соломинки и вытащивший короткую отправляется с уверенностью говорить о том, что все под контролем. По возвращению можно будет запереться у себя и напиться в чьей-нибудь компании, расслабляясь и забывая все хлесткие слова и журналистские нападки. Правда заглушить алкоголем этого червячка сомнения “а что, если они правы” пока никому так и не удалось. На этой неделе короткая соломинка и бутылка виски из запасов Старка досталась Ванде — интервью всего одно, но с журналистом из разряда “тех самых”. Для читателей он тот самый, кто выявляет самые интересные подробности, раскрывая преступления, добираясь до правды и добиваясь до торжества справедливости. Для своих собеседников он обязательно становился личным адом, вытягивая, кажется, с особой жестокостью самые ужасные подробности, те тайны, которые раскрывать не хотелось даже отражению в зеркале. Поэтому Ванда, вытянув короткую и посмотрев на доске расписания, с кем назначено интервью на среду, вздохнула и предложила премиальную бутылку, если будет лапочкой — ради виски в три раза старше ее самой она бы совершенно точно постаралась. — Американо, — сказала Ванда, стаскивая промокший капюшон парки с волос, проводя по ним рукой — смахивая редкие попавшие капли воды и разлепляя слипшиеся пряди. Она вытащила из кармана пять долларов и отдала кассиру. Ожидая, пока ей отдадут стаканчик с кофе и именем “Валери”, которым она представилась, радуясь, что не самый яркий макияж и стихший интерес к ее персоне еще позволял быть неузнаваемой в Нью-Йорке. — Два пятнадцать, — отвлек ее внимание кассир, и Ванда протянула ладонь за мелочью, случайно соприкоснувшись с кем-то пальцами. Быстрый взгляд в сторону. Эдди Брок. Ну разумеется, он тоже хотел взять себе кофе перед интервью. До этого Ванда только изредка видела его по телевизору и пару раз проглядывала фотографии в сети, пока настраивалась на интервью. И если его репортажи она и правда находила интересными, то сейчас, оказавшись по другую сторону его работы… Была обескуражена. Не знала, чего ждать. Даже не представляла, какой именно, если не все, ее скелет он вытащит из шкафа — огромного старого шкафа, полного черепов и костей. Казалось, она бы с легкостью повторила уничтожение тысяч андроидов одним только ударом, но не рассказала бы об этом репортеру. — Мисс Максимофф, — журналист едва заметно приподнял уголки губ в фальшиво дружелюбной улыбке. Но Ванда лишь легко нахмурилась в ответ, кивая в знак приветствия и прекрасно понимая, что никакого дружелюбия Брок к ней не испытывает. С чего ради? Если ни один из тысяч журналистов, атакующих Мстителей, не проявляли и тени дружелюбия, то Эдди Брок был совершенно точно последним, кто стал бы это делать. Он указал на столик в глубине кофейни, отгороженный перегородкой — идеально для первых свиданий и журналистских допросов, и Ванда, смиряясь со своей участью и короткой соломинкой, которая так и болталась в кармане куртки в знак напоминания о неудачах, направилась именно туда, как только взяла в руки стаканчик горячего черного кофе. — Еще раз, рад вас приветствовать, мисс Максимофф, — произнес журналист, садясь за столик напротив нее и включая диктофон. — Взаимно, — Ванда даже заставила себя натянуть улыбку, несмотря на то что диктофоны, насколько ей известно, изображения пока не передавали. Да и вспомнила просьбу Старка и Романофф не убивать людей взглядом — она старалась. — Признаться честно, у меня даже не получилось подготовиться к вашей встрече — о вас ведь ничего неизвестно. Так внезапно на нашем звездном небе всесильных защитников вспыхивает маленькая, но яркая заковийская звездочка. Не расскажете поподробнее? — спросил Брок, наблюдая за ее реакцией. — Никаких штрафов за парковку, просроченных налогов, упоминаний в СМИ, страниц в социальных сетях, публикаций в две тысячи пятнадцатом? — Несколько лет я провела в Зоковийском замке барона Штрукера и доктора Листа, — осторожно произнесла Ванда. — Не выходила за его пределы все это время, до тех пор пока не начались события, о которых Вы, вероятно, знаете уже больше меня. — Не выходили за исключением заданий? — Не выходила за его пределы все время, — с напором повторила Ванда, сопроводив свой ответ Эдварду Броку колючим взглядом глаза в глаза. Брок, чуть сощурившись, не преминул ответить тяжелым взглядом, но, как показалось Ванде за долю секунды, слегка поежился. Даже если такого не было, что вероятнее, Ванде сейчас просто хотелось бы думать, что она еще могла защитить себя. Хоть взглядом, хоть словом. Она все так же остра, заденешь-порежешься, какой была и какой должна быть — доверие не ее конек, а тут стоял вопрос о том, чтобы довериться и расслабиться в присутствии журналиста. Талантливого журналиста, и вот это уж точно не играло на руку Ванде, а потому не оставалось ничего, кроме как попытаться повернуть разговор так, как нужно было девушке. Она чуть расслабила плечи и приподняла уголки губ в улыбке. — Хочу заметить, что своим заявлением вы меня даже разочаровали. — Это каким же? — сложив руки в замок, Брок едва наклонился вперед, склонив голову. Если сейчас он играл, а не в действительности удивился словам Ванды, то девушка вынуждена будет признать — Эдди Брок замечательный актер. Вот тут Ванде и притворяться не пришлось: она и впрямь улыбнулась, спрятав, правда, свою слабость за стаканчиком с кофе. Он горчил на языке, но перебивал приятный запах, витавший вокруг. Когда девушка пересекла порог заведения, она даже не обратила внимания на аромат кофейни, но теперь он, перебившийся, правда, терпкостью американо, словно даже сводил с ума. — Скажем, над навыками поиска информации вам, мистер Брок, — скопировала его интонацию Ванда, — надо работать. Если у вас не получилось выяснить факты о моем прошлом, которые известны едва ли не всей Заковии, то, знаете, возникает вопрос о вашей компетентности. — Так расскажите мне о вашем прошлом, раз я такой невнимательный, — улыбнулся Брок так, словно бросил вызов. И если так, то Ванда в ту же секунду его приняла. — К примеру, поговорим о вашем детстве? — А не слишком ли глубоко вы копнули? Я думаю, детство двух сирот не так интересно вашей аудитории, какой бы она ни была. Если, конечно, вы не пишете статьи для газет, которые читают взахлеб в домах престарелых, — пожала плечами девушка. — Меняйте вопрос. — Вот так сразу? У меня складывается впечатление, что здесь вы мне собираетесь задавать вопросы. — Не исключено. Ванде нравилась эта игра. Развлечение, стоит признать, каких еще поискать — водить за нос журналистов. И чего это Старк называл их — Ванда задумалась, вспоминая его описания, — “душными”? Девушка стянула парку с плеч и расслабленно откинулась на спинку своего сидения, неотрывно глядя на Эдди. Вот сейчас бы ей не помешал обещанный виски, чтобы с картинным превосходством сидеть напротив журналиста и ждать очередного выпада с его стороны, ощущая при том себя победителем. — Ну, пока вы не начали засыпать меня своими вопросами, позвольте спрошу то, что действительно будет интересно читателям. Но, в первую очередь, мне, мисс Максимофф, — девушка слегка приподняла брови в ожидании. — Минутой ранее вы ведь неспроста упомянули “двух сирот”. Ваш брат, он… — Прошу прощения, — прервала девушка, оскалившись. — Вы пришли, чтобы поговорить о моей жизни. Речь не шла о том, чтобы я разглашала информацию о Пьетро. — Я понимаю, мисс Максимофф, прекрасно вас понимаю, — тут же заверил Брок, приподняв руки вверх так, будто сдавался, — но вы же не станете отрицать, что жизни близнецов, как правило, неразрывно связаны? Задам вопрос иначе: как вы переживаете эту потерю? Медленно, словно специально растягивая секунды, Ванда поднесла к губам стаканчик с горячим кофе, старательно делая вид, будто бы она глубоко задумалась. Эдди неотрывно смотрел на нее, а девушка не торопилась отвечать. Она знала — чем дольше она будет молчать, тем больше шансов на то, что ей удастся выдумать красивый складный ответ. Не содержащий, при всем при этом, и процента правдивости. — Неужели я произвожу впечатление слабой девочки, сломленной произошедшим? — Вот именно про это я пытаюсь вас спросить. Вы не выглядите слабой — и тут мы говорим и ваших личностных чертах, и о том, что мне довелось увидеть своими глазами. С вашим могуществом, — он сощурился, — как вы допустили смерть самого, не побоюсь так выразиться, дорогого человека? Последняя капля кофе застыла в уголке губ Брока, и Ванда, заметив это, отчего-то задержала взгляд. Играть замешательство, судя по всему, ей удавалось неплохо, но внятного ответа все никак не удавалось придумать. Наверное, именно поэтому совсем рядом с ними раздался глухой щелчок, и Брок в недоумении оглядел свой выключенный диктофон, а потом, нахмурившись, посмотрел на ухмыльнувшуюся Ванду. Алую Ведьму. — Допустила? Вы так наивны, мистер Брок, если верите своим коллегам по перу, — она скрестила руки на груди и качнула головой, когда Эдди вновь включил диктофон. — Может, вам рассказать о том, какое вино я люблю или какая книга Мато Ловрака ассоциируется у меня с домом? Давайте пройдемся по листу ваших самых банальных вопросов. Я страсть как хочу поболтать с кем-то по душам.***
Максимофф оглянулась на спящего Брока в гостиничном номере, что был, судя по количеству шампуня в маленьких баночках в ванной комнате, забронирован еще на два дня, и постаралась подняться как можно более бесшумно, и не стянуть при этом с журналиста простынь — непременно проснется, почувствовав, как от холода появится гусиная кожа. А смотреть на мистера Брока, или замечать на себе его нахальный, самодовольный взгляд, пока она застегивала на себе бра или искала, куда он забросил ее блузку, ей совершенно точно не хотелось. Но несмотря на то, что она не хотела его видеть или говорить хоть о чем-то, если он проснется, она совершенно точно не чувствовала ни вины, ни смущения — готова была поспорить на миллион, что на ее щеках нет румянца и уехать из этого отеля, прямо над треклятой кофейней, не переживая за счет, выставленный таксистом — у нее ведь будет в кармане миллион. Найдя наконец блузку, которая по какому-то невероятному стечению обстоятельств была еще в прихожей, где Ванда никак не ожидала ее найти, она натянула ее на себя, вернулась в спальню за браслетами, подаренными папой и братом еще двенадцать лет назад. Быстро спрятав их в карман парки, Ванда бросила взгляд на журналиста, он заворочался, словно начал просыпаться, и даже провел ладонью по пустой половине кровати, что совершенно точно не способствовала тому, чтобы продолжить спать дальше. Девушка, едва не чертыхнувшись вслух, легко пошевелила пальчиками, надеясь, что все сработает как надо — убивать Брока или сводить с ума кошмарами из прошлого ей не хотелось, только вырубить, и судя по тому, как он почти мгновенно успокоился, собственные предательски нестабильные силы не подвели ее хотя бы сейчас. Максимофф выпорхнула из номера одного из одинаково обычных отелей Нью-Йорка, удостоверившись, что не оставила и следа о своем пребывании. Кажется, даже подушка не успела пропитаться духами, так что Эдди Брок, если и подумает об этом однажды, наверняка в скором времени примет все за сон, какую-нибудь сексуальную фантазию, возникшую, после разговора с ней. Она ведь была еще не настолько плоха, чтобы не сниться мужчинам? Так что, прикрытие было самое верное.