В такую бездну страх я зашвырнул, Что не боюсь гадюк, сплетенных вместе, И до меня едва доходит гул Лукавой клеветы и лживой лести. Я слышу сердце друга моего, А все кругом беззвучно и мертво. Уильям Шекспир, сонет №112 Декабрь, 2018 год Сан-Франциско
Эдди Брок, подхватив бумажный пакет с крыльца при его офисе, спрятал ключи в карман куртки и толкнул дверь коленом, прошел по коридору, чувствуя, что все нутро Венома напряглось. Он еще не успел даже ничего сказать, но и Эдди почувствовал тоже самое. И заметил то, чего видеть в своем офисе ему хотелось меньше всего — сырые следы от обуви на полу в офисе, ключ от которого был только у него. “Маску, дружище?” — прохрипел Веном, начав покрывать пальцы Эдди, опускающие пакет с продуктами на пол. — На низком старте, — шепнул Эдди, делая осторожный шаг вперед и в последний раз пытаясь понять, кто, черт возьми, мог сидеть в его офисе в понедельник в восемь утра — даже он сам редко когда появлялся здесь в такое время. Почувствовав, что Веном наготове — слился с каждой клеткой его тела под кожей, так что на обращение уйдет не больше секунды, Эдди сделал шаг вперед, выглядывая из небольшого коридора в пространство кабинета — не самого нового, просторного и удобного, зато дешевого. После увольнения больше, чем полгода назад и всей заварушки с Фондом это было лучшее, что он смог себе позволить. — Ммм, привет, — настороженно произнес Эдди, заметив на своем диване Ванду с газетой в руках. — Сегодня вроде не вторник и не пятница, и это не мой дом, так что… Что ты здесь делаешь? Мысленно Эдди попросил Венома запрятаться как можно глубже под кожу, чтобы Ванда не узнала его секрета. Даже несмотря на их встречи у Эдди дома, преимущественно в спальне, ведьма все же была последней, кому стоило выдавать секреты личности. Хотя, ладно, может и не последней, если рассматривать в целом все человечество, но точно в число первых она не входила. — Так заботливо напоминаешь. Соскучился? — равнодушно хмыкнула Ванда. Было очевидно, что ее нисколько не интересовало, скучал он или нет. — Вообще-то, это ты резко провела черту в наших отношениях, сказав что единственное место, где мы можем проводить время вместе, это моя постель. И иногда кухонный стол или душевая. И ты сама пришла сейчас в мой офис, — категорично ответил Эдди, проходя к столу и стягивая с себя куртку. — Так что говори, что хотела. — Чтобы ты поумерил пыл, — отчеканила Ванда, шевеля пальчиками в воздухе, заставляя стопку бумаг на столе Эдди раскрыться на нужном листе — на от руки написанной рецензии на статью Паркера, которую Эдди потом напечатал и отправил мальчишке с замечаниями и предложением еще поучиться в школе. — О, то есть мы все-таки помогаем друг другу, когда тебе это удобно, зоковийская звездочка? — кривовато ухмыльнулся Эдди. Ванда надменно фыркнула в ответ, видимо, на секунду попытавшись вообще пропустить его колкость мимо ушей, и, будучи неспособной это сделать, предпочла хоть как-то, но остаться победительницей. Он, кажется, до сих пор обижался на ее отказ сопроводить его на приеме президента Эдди прошел к своему столу, присел и взглянул на бумаги, на которые ведьма решила обратить его внимание. — Чем тебе не понравились мои взаимоотношения с Паркером? — спросил Эдди, а потом задумался на мгновение. Кажется, Паркер участвовал в какой-то программе Старка, а Ванда жила на базе Мстителей, построенной Старком и была в команде Старка. Действительно, ни одной связи между Паркером и Вандой, идиот. — Или вы теперь друзья? — Типа того, — кивнула Ванда, заметно смягчаясь. Еще больше она расслабилась в тот момент, когда Эдди предложил кофе — она согласилась провести здесь пятнадцать минут с кофе и была, вероятно, настроена на светскую беседу. — Давай, рассказывай, — улыбнулся Брок, ставя перед ней чашку с капучино через пару минут, что Ванда спокойно за ним наблюдала, не произнося ни звука. Может, изучала, может, чувствовала Венома — которого каким-то чудом удалось запрятать в глубину тела. Да Веном и сам, похоже, не горел желанием общаться — если Ванда его и не чувствовала, то его инопланетная зараза наверняка уже почувствовала волны ее алой энергии, как и во все предыдущие разы — каждый раз, когда Ванда покидала квартиру Эдди ночью, Веном потом не меньше получаса его отчитывал за беспорядочные связи конкретно с “этой” женщиной. И несмотря на то, что постоянство в выборе “этой женщины” в качестве партнерши на протяжении последних пары месяцев не позволяло делать громких заявлений о беспорядочности связей, Веном этот аргумент не рассматривал и продолжал стоять на своем. Кофе Ванда пила как и раньше, как в день их знакомства и первой встречи — замерла на секунду с чашкой, которую обхватила обеими руками, закрыла глаза, вздохнув запах, и только после этого коснулась чашки губами, едва заметно улыбнувшись, как только ощутила приятный вкус с карамельными нотками и едва-уловимый пряный аромат. — В общем, Старк решил, что я слишком долго просиживаю просто так и должна приносить хоть какую-то пользу “фирме”, — вздохнула Ванда после пары глотков кофе. — Присматриваю за Паркером, пока он в Сан-Франциско. — А Старк Паркеру… — У них там что-то вроде папочка-сыночек, я даже не лезу в это, честно, — вздохнула Ванда, и они синхронно негромко рассмеялись, словно и не было никакой легкой пассивной агрессии десять минут назад, когда они только встретились или в любую их прошлую встречу, когда они не занимались сексом, а предпринимали абсолютно глупые и бездарные попытки поговорить. Эдди был знаком с Тони Старком — участвовал в качестве журналиста на его поисках, когда тот пропал в две тысячи восьмом, потом присутствовал на его пресс-конференциях, поменявших всю работу концерна, завещанного ему отцом, так что представление о том, что Старк за человек, он имел. Довелось даже как-то пересечься на интервью, кажется, у него было десять минут между двумя судебными процессами в которых Тони участвовал, и к которым даже не думал готовиться — Тони Старк ничего и никогда не проигрывает. — Насколько ты нуждаешься в экстренном спасении по шкале от котенка на дереве до Джулиана Ассанжа? — Не переживай, все в порядке, — усмехнулась Ванда, особо не обратив внимания на то, что Эдди намеревался ее спасти. Во-первых, как бы он это сделал, во-вторых, все и правда было не очень плохо. — Мы, вроде как, нашли общий язык. — Настолько, что решила защитить несчастного обиженного школьника от ужасного мистера Брока? — Типа того, — согласилась девушка и окинула взглядом офис Эдди. — Просто я читала ту статью и подумала, что она не такая уж и плохая, а ты просто был не в духе. Потому что я прекрасно знаю, какой ты, когда не в духе — именно такой. Эдди нахмурился и быстро подумал о том, что такие заявление, мол, я тебя знаю, Эдди Брок, его невероятно бесит, потому что, по сути, что она о нем знала? После пары-тройки (ладно, пусть даже и больше) раз в одной постели она совершенно точно не могла делать заявления о том, что знает его. Однако Ванда, словно услышав его мысли, — а она, черт возьми, и правда могла это сделать — только усмехнулась, заставив Эдди в миг осознать, что она знает его не только сердитым, довольным или спокойно спящим. Она знала о нем буквально все. Может, даже не намеренно, узнала все в первую встречу, когда со своими силами была будто маленькой девочкой, не способной совладать с огромным миром, сильнее нее в сотни раз, может, узнала, когда залезла в его голову, чтобы стереть воспоминания о себе, обратив их в сладкий, но мучительный изводящий дурман. Или специально насобирала компромат от него самого, когда он подошел к ней в Фонде Жизни — почтения в его словах было явно меньше, чем стоит использовать при общении с ведьмой, протеже Старка и женщиной, потенциально способной убить и без использования своих сил. — Кстати, милое место, хорошо освоился, — заметила Ванда, решив, видимо, как-то заполнить паузу, вызванную осознанием Эдди ее сил, которых, на самом-то деле, и она сама особо не осознавала. — Спасибо, — кивнул мужчина, поднявшись и впервые за долгое время окинув офис хозяйским взглядом. За последнее время он только работал здесь, не поднимая головы, а потому и не задумывался даже, чего здесь не хватает и на сколько приятным его офис вообще выглядит. — Но пустовато, не находишь? — Одного помощника точно не хватает, а? — улыбнулась Ванда, уже представляя, как возьмет по пути домой любимое мороженое Паркера и обрадует его хорошей новостью перед вечерним традиционным просмотром очередного шедевра Нетфликс. — Я бы даже сказал двух, — кивнул Эдди, встав рядом с Вандой — они оба, кажется, смотрели в одну и ту же сторону — если повернуть диван к стене, то в комнате поместится как минимум еще одно рабочее место… А второе… Хм, Ванда понятия не имела, куда Эдди решил его вместить. — Паркера я в любом случае возьму, вне зависимости от того, согласишься ты или нет, но… — Я не ищу второго Тони Старка на свои плечи, — возразила Ванда, отведя глаза от Эдди и опустив их на свои кеды. — А я и не собираюсь им быть, — пожал плечами Эдди. — К тому же, чем не возможность избавиться от вашего контракта или что вы там, супергерои, подписываете? Раз ты знаешь, какой я, то должна знать, что я вижу в тебе не только ведьму. Ванда так и не решалась поднять глаза, снова, как и три года назад, чувствуя себя маленькой девочкой, которая только готовилась, боясь всего на свете, к интервью с Эдди Броком. Сейчас он был даже в чем-то прав, наверное, а она и не думала, что выяснит такое при беседе с ним, как с журналистом.***
Октябрь, 2036 год Сан-Франциско
Беатрис проснулась от того, что за дверью комнаты кто-то жалобно скулил. Вариантов того, кто именно это делал, было много, но отчего-то Аллен думала про Нутеллу — единственную собаку в семье Броков, с которой ей удалось найти, если так можно выразиться, общий язык. Ни Орео, ни Галактика, ни даже маленький Космос не желали идти на контакт, и стоило Беа едва только руку протянуть, чтобы погладить кого-то из них, как собаки тут же принимались озлобленно рычать, скалясь, и пятиться назад. Была в семье Томми еще и горделивая Одетт — дворняга с характером поистине королевским, и она, кажется, совершенно по-человечески жила собственной жизнью. Даже когда она вальяжно проплывала мимо, цокая когтями по паркету, Беа будто бы видела в черных глазах что-то особенное, словно даже мудрое и осознанное, но в следующий же миг она отбросила эти мысли, подумав вдруг о том, что ей в последнее время слишком многое мерещится. Грипп к вечеру субботы совсем, кажется, исчез. Во всяком случае, Беатрис уже довольно легко к концу дня засобиралась домой, аргументируя свой уход тем, что она и так чрезмерно долго просидела на семейном ужине. Правда, Ванда оказалась непреклонна и, убедив Беа в том, что ее бабушка в курсе проведения уикенда в их доме, усадила растерянную Аллен за стол, сварив ей горячий шоколад. Такая чрезмерная забота удивляла девушку: конечно, бабуля, а когда-то и мама, точно так же за ней ухаживали, когда она вдруг заболевала, но то — родные люди, а миссис Брок… просто миссис Брок, и это, наверное, даже было похоже на диагноз. Отчего-то Беатрис она, по крайней мере до знакомства, представлялась саркастичной, холодной и неприступной, чудом или ошибкой вышедшей замуж женщиной с особенной нелюбовью к долгим разговорам. На деле оказалось, что угадала Аллен исключительно с “саркастичной”, что радовало в два раза сильнее. “Классная у тебя мама”, — все время повторяла Томми Беатрис, шутливо подталкивая его локотком после очередной шутки от Ванды. Томас закатывал глаза, но неизменно кивал, соглашаясь. Разумеется, Беа ничуть не кривила душой насчет Брок, — или Максимофф, она никогда не уточняла — но все-таки недовольно возмущалась, когда Ванда категорически запретила Беа ехать на работу. Тут, стоило отметить, ее поддержал и Эдди, и Томми: все трое в голос заявляли, что переносить болезнь на ногах неразумно и опасно. — Боже, — вздохнула Беатрис, кутаясь в плед, от которого становилось жарко в разы сильнее, нежели от температуры, которая держалась на нормальной отметке в почти девяносто восемь градусов по Фаренгейту. — Такое чувство, что вы не болели никогда. Смотрите, даже температуры нет. А мне очень-очень надо на работу. — Впервые встречаю человека, который бы так рвался на работу, — покачал головой Эдди. — Я сначала думал, что это от Паркера передалось воздушно-капельным. Начихал, мол, девочке тут своих микробов-трудоголиков, а потом понял, что я-то с ним дольше общаюсь. — Тебя расстроить и напомнить, что вы с ним в офисе сутками иногда сидите, пока статьи не закончите, или промолчать? — поинтересовалась Ванда, покрутив в руках какую-то книгу, оставленную Томми на журнальном столике. Эдди закатил глаза. — Я бы с радостью выбрал вариант “промолчать”, назови ты его первым. Но, в таком случае, — Брок-старший вновь повернулся к улыбавшейся Беатрис, — ты бы и правда задумалась. А то станешь, как мы. — Ответственным работником? — Хуже, — вздохнул Эдди. — Журналистом. Разумеется, ни на какую работу Беатрис не пошла. Вернее, Ванда ее не отпустила, и такой сверхопекой напомнила ей Оливию в те моменты, когда она думала, что Беа больна. И то бабушка часто сдавалась под бесконечными уговорами самой юной Аллен, и все же отпускала ее на работу. В конечном итоге, Беатрис всегда использовала беспроигрышный аргумент, о котором вспоминать порой не хотелось. Но с Вандой этот трюк в ход пускать не стоило, и Беатрис молча кивнула, подобрав под себя ноги и насупившись. — Ну, если Беа и правда себя хорошо чувствует, — постарался вмешаться Томми, однако тут же стушевался под тяжелым взглядом матери, — мы сможем завтра поехать на пляж? — Конечно, — кивнула Ванда, уже стоявшая у дверей, ведущих из комнаты, выделенной для Беатрис. — А еще купите по пачке мороженого, колу с двойной порцией льда и купаться идите. Ты, солнышко, заботой своей хочешь совсем убить Беа? — Нет! — воскликнул Томас, подскочив с края кровати Беатрис и тут же замахав руками, для пущей убедительности качая головой в разные стороны. — Я к тому, что погода налаживается, а Беа сейчас полезно будет хоть немного подышать более-менее свежим воздухом и погреться на солнце. Я не хочу убивать ее. В смысле, ничего такого даже не думал. Ну, то есть я… Я же как лучше хочу. — Он прав, Ванда, — отозвалась Беатрис, положив руку на предплечье Брока и слегка его сжав, и Ванда, усмехнувшись, вздернула брови. — Мне и правда пора провести какое-то время на воздухе, потому что я, кажется, скоро с ума сойду от такого количества времени, проведенного помещении. Я всю прошлую неделю ездила преимущественно на репетиции, в школу и на работу, возвращаясь ночевать домой. А теперь и выходные провожу у вас дома. Женщина молчала довольно долго, обдумывая слова Беатрис, и Аллен мысленно молилась вымышленным ею же самой богам, которые, возможно, повлияли бы на решение Ванды. Беа, признаться честно, обычно всегда ожидала худшего: так проще было принимать неизбежное, а радоваться — гораздо приятнее. В этот раз ее любимый принцип не подвел, и потому, когда миссис Брок все-таки устало склонила голову, нехитрым жестом одобрив предложение сына и его новой подруги, Беа едва ли не вскочила с кровати и не принялась пританцовывать: так уж ей опостылело сидение дома без возможности заняться любимым делом. Хоть каким-нибудь делом вообще, добавила мисс Аллен мысленно. Да, конечно, на работу ей так и не удалось попасть, но ведь перспектива съездить на пляж не могла не радовать. — Спасибо, мам, — улыбнулся Томми и левой рукой едва сжал предплечье радостной Беатрис, посмотрев на подругу: — Думаю, поедем завтра на метро, а затем пересядем на… Не закончив свою фразу, Томас замер с раскрытым ртом, встретившись взглядом с матерью. Ванда смотрела на него, вздернув брови и сложив на груди руки так, словно всем своим видом давала понять сыну, какие глупости тот говорит. Юноша неловко сомкнул губы и будто бы втянул голову в плечи в попытке укрыться от укоризненного взгляда матери. — То есть, дорогой, ты решил окончательно угробить Беатрис в общественном транспорте? А если ее продует, и она получит осложнение? — Я не думал, что… — Что людям иногда нужно время для того, чтобы поправиться? — уточнила Ванда, но, заметив, как дети заметно понурили головы, тяжело вздохнула, потерев тыльной стороной ладони глаза, а затем выудила из кармана домашней кофты смартфон и через мгновение улыбнулась: — Питер, солнышко, ты говорил, что не работаешь завтра?.. Перспектива добираться до пляжа не на общественном транспорте и без того донельзя порадовала Беатрис, но когда она осознала, что ей вновь удастся поговорить с мистером Паркером, то пришла в неописуемый восторг. Это было почти так же здорово, как если бы ей посчастливилось провести выходные с одним из тех знаменитых актеров, чьи портреты украшали внутренние дверцы ее шкафа, то есть с кумиром. Не то чтобы Беа выбирала себе идолов и слепо поклонялась им, но все-таки было что-то очаровательное с возможностью приобщиться к миру, о котором удавалось только читать сводки новостей в Интернете. Ванда, конечно, не одобряла поездку даже при том, что Питер, судя по всему, клятвенно обещал не спускать глаз с детей, но все же от осознания того, что оба будут под присмотром, немного смягчилась. Однако наутро, несмотря на все протесты и уверения о прогнозируемом тепле, закутала Беатрис в собственный объемный и невозможно жаркий свитер, но Аллен это казалось даже забавным и, наверное, нужным — в какой-то извращенной степени тоски и нехватки тепла, о котором остались лишь расплывчатые воспоминания. Поэтому, кутаясь в свитер Ванды, пропахший кондиционером для белья и совсем немного — духами Алой Ведьмы, Беатрис счастливо улыбалась еще и потому, что впервые за то нестерпимо долгое время, проведенное без родной мамы, что стала узницей катетеров и капельниц, она наконец-то почувствовала это. Материнскую заботу. А еще она, как оказалось, совсем забыла, что такое отдых в привычном для людей понимании: с выездом на пляж под аккорды известной песни, которая играла в каждом углу Сан-Франциско последнюю пару недель, с набитыми, по сути, ненужными вещами рюкзаками и с отсутствием гнетущего чувства долга, преследующего ее по пятам последний год, как минимум.***
— Ты запер дверь? — спросила Ванда, отрываясь от губ Эдди и переставая на несколько секунд расстегивать его рубашку с этими дурацкими мелкими пуговицами. — Да, — шепнул мужчина, усаживая ее на стол, стягивая куртку и нащупывая руками молнию на ее платье. Снова чувствуя ее рядом, при этом не выслушивая ее разъяренных криков на весь офис, чувствуя, как своим телом она прижимается к нему, как обхватывает его бедра ногами, скрещивая их на спине и как по-дикому затягивающе целуется, Эдди готов был послать к черту весь мир, и совершенно точно сделал бы это, если бы это было необходимо. И пусть она снова исчезнет, оставив после себя уже привычный дурман и, может, Паркера, в качестве напоминания о том, что она тоже могла бы быть здесь. Но даже несмотря на все это, и понимание того, что спустя пару недель он снова будет пытаться вспомнить, а была ли она в его жизни на самом деле, Эдди все равно был рад встрече, не только из-за секса, конечно. Просто потому, что это была она. Пусть Ванда временами и горела искреннем желанием то ли убить его, то ли очень сильно покалечить, как, например, этим утром. — А то мало ли… Только кто зайдет — сразу будет скандал, желтые заголовки, ну, тебе ли не знать? — Точно, поймала меня, — усмехнулся Эдди, подхватывая Ванду на руки и не переставая осыпать поцелуями ее шею и плечи, покрытые гусиной кожей. — Прости, только открылся, нет денег на рекламу. — Дьявол во плоти, — уголками губ улыбнулась Ванда, приникая с поцелуем к его губам с такой настойчивостью и резкостью, словно дьяволом здесь была она. Возможно, так и было. — Никогда бы не подумал, что тебе нравятся плохие парни. — С чего это взял? — Ты назвала меня дьяволом во плоти, поцеловала и продолжила раздевать, — ответил Эдди, заставив Ванду глухо рассмеяться. — Это вовсе не значит, что ты мне нравишься, — возразила Ванда строгим и серьезным голосом, на одну тысячную секунды заставляя его поверить во все сказанное. Эдди все же улыбнулся, целуя девушку в шею и ухо, прижимая ее к себе, так что от каждого соприкосновения миллиметров их голой кожи друг к другу по комнате словно проскакивали разряды тока. И даже если нет — воздух совершенно точно был наэлектризован, словно они этим воздухом дышали, пусть в последнем сомнений было куда больше — едва ли хоть кто-то из них сейчас думал о кислороде. Он поднял на нее глаза, когда услышал, что дыхание Ванды учащается, и она в следующую секунду приникла к нему, слегка прикусывая кожу плеча и упираясь ладошками в его грудь. Все мелкие предметы вокруг них — его карандашница, несколько книг, блокноты, не прижатые чем-то тяжелым и не спрятанные в ящик, поднялись в воздух, объятые алым сиянием. Наверное, такое бывает. Пришло к ней с развитием силы, которую она до сих пор не в полной мере контролировала, поэтому раньше он такого и не замечал, максимум — алый блеск в глазах, так что Эдди всегда в такие моменты думал, что видела она в такие моменты не его, а этот алый огонь, или какие-то галлюцинации, которые он вызывал. В тот момент, когда Ванда вскрикнула, как-то не по человечески, не похоже на те проявления ее громкого голоса к которым Эдди, надо сказать, привык и периодически даже вспоминал, он испугался, подумав, что как-то поранил ее или ее ранило что-то, что он на этом диване мог забыть. Китайские палочки, нож или что-либо еще, да что угодно в общем-то. Или… Вот черт. Если его память не подводила — в таком-то вопросе? едва ли — Ванда была первой, с кем он отправился в постель после появления Венома, так что он понятия не имел и не думал даже, может ли это на нее как-то повлиять и как именно, пусть это и была их не первая близость, он все равно думал о влиянии Венома каждый чертов раз. Впрочем, это было его последней мыслью, и, теряя сознание, он видел, как рушатся вокруг летающие предметы, а чашки и книги бьются о стены с громким звоном и треском, словно сами стены не выдержали и начали ломаться.***
— Привет, мистер Паркер! — бодро воскликнула девушка, занимая переднее сиденье раньше Томми, который по-прежнему слушал какие-то наставления от — удивительно — Эдди, а не Ванды, и тут же вновь сбросила кеды, подобрав под себя ноги, как делала это в прошлый раз. Питер взглянул на нее из-под солнечных очков, и уголок рта его вздернулся в полуулыбке. — Ванда сказала, что сегодня вы с Эдди не работаете. Сорвались планы на спокойный отдых? — Не скажи, — пожал плечами Питер и завел мотор. — Мне кажется, любой отдых пойдет на пользу, потому что в те дни, когда я нахожусь в Калифорнии, я только и делаю, что работаю. — Только в Калифорнии? — Что ты имеешь в виду? — Ну, — протянула Беа, заломив пальцы и поглядывая искоса на Паркера, — у вас просто вид такой, словно работаете вы двадцать четыре часа в сутки без перерыва. — То же и о тебе можно сказать, верно? — улыбнулся Питер, и Аллен поджала губы, покачав головой. — Тут другое. Может быть, я и правда работаю много, но это не то, чем я хотела бы заниматься, — объяснила девушка, откинув голову и посмотрев на дорогу через лобовое стекло, — а то, чем должна. В этом разница, мистер Паркер, между вами и мной; от работы нужно получать удовольствие, но никак не идти выступать с мыслью о том, какой гонорар перечислят на счет. В смысле, вы не подумайте лишнего: петь я люблю, но когда это приходится делать ради публики, какую вы наверняка видели в ресторане...Очарование любимого дела как-то само собой сходит на нет, понимаете? — Кажется, — кивнул Паркер после некоторого непродолжительного молчания. — Мне интересно, почему ты решила, что я работаю не ради денег. — Очевидно. Я видела ваши проекты, смотрела фотографии, когда, — она замялась, прикусив нижнюю губу, — интересовалась всей нью-йоркской идиллической супергероикой, скажем так. Вы любите свою работу, может, даже живете ей, и по фото это заметно, мистер Паркер. — О чем болтаете? На заднее сидение из распахнувшейся двери автомобиля прежде, чем Питер что-то успел ответить, влетел Томас. Выглядел он взволнованным и суетящимся, и по его внешнему виду Беатрис без труда догадалась, что юноша намеревался как можно скорее сбежать от Ванды, которая наверняка строго-настрого наказывала сыну следить за Беа. Впрочем, взглянув на крыльцо дома, женщины Аллен там не увидела, а потому нахмурилась: неужели они успели поссориться за пару минут? Отогнав дурные мысли, девушка развернулась к другу и окинула его взглядом и тут же усмехнулась, заметив чехол для гитары на его коленях. — Полагаю, та самая единственная покорительница твоего сердца? Сыграешь? — Она улыбнулась Броку-младшему, и тот как-то неловко пожал плечами. — Раз уж взял… Погода и впрямь была прекрасной, и Беатрис даже с какой-то тоской вспомнила про кабриолет Дэвида: с таким солнцем, какое сияло так высоко в лазурном небе с самого утра и наполняло изголодавшийся по теплу Сан-Франциско во время аномальных холодов своим магическим светом, только с опущенной крышей и ездить. Вытянув руки к небу в беспечной попытке достать руками кусочек солнца, закрыв глаза, чтобы ощутить, как ветер раздувал бы прядки непослушных волос, и ощутив остатки тепла уходящего лета. Наверное, поехать на пляж было лучшим решением из возможных, и Беатрис в очередной раз в том убедилась и решила непременно поблагодарить Томми в конце дня. Однако, несмотря на приподнятое настроение и воодушевление, вызванное золотящимся сентябрем вокруг, девушка чувствовала какую-то неловкость: в салоне машины Паркера было неприлично тихо, даже музыка не играла. Беа, посмотрев через плечо на Томаса, увидела, что он, задумчиво подперев кулаком подбородок, рассматривал мелькающие очертания города на побережье, а Питер следил за дорогой, притом иногда поглядывая на телефон, зажатый в руке: Беа по характерной вибрации невольно отметила, что мистеру Паркеру перманентно кто-то и что-то писал. Но разрушать такое спокойствие казалось пусть и кощунственным, но необходимым, потому что молчание со стороны обоих ее спутников навевало мрачные мысли. Что-то гнетущее, глубокое давило на плечи, и это неприятное ощущение не позволяло вздохнуть полной грудью, наслаждаясь теплым осенним днем, и Аллен пыталась разобраться, чем оно было вызвано. Неловкостью? Абсурд: компания Томаса Брока и Питера Паркера вряд ли могла смущать хоть чем-то, но все же, как бы то ни звучало парадоксально, некоторое напряжение все же присутствовало, вроде того, какое бывает, когда желание поговорить с человеком не исчезает, но иссякают любые темы для разговора. Первым молчание нарушил, как ни странно, Питер; он посмотрел в зеркало заднего вида на задумчиво рассматривающего пейзажи Томми и выдохнул: — Мне придется уехать на какое-то время. Справитесь без меня? — Мы еще и не приехали, Пит, — усмехнулся Томас, но тут же уверенно кивнул. — Что с нами будет? Уверен, что справимся и без великого… Питера Паркера. Долг зовет? — Вроде того, — улыбнулся уголком рта мужчина. — Постарайтесь не импровизировать: просто отдохните, почитайте книги или музыку послушайте, словом, обойдитесь без самодеятельности, которая может обернуться опасностью для здоровья. — Имеешь в виду плавание в холодной воде и воспаление легких? — Имею в виду что угодно, из-за чего Ванда может отвесить подзатыльник или заставить неделю к ряду видеть несуществующих монстров, снующих перед глазами. — Беатрис, услышав последнюю фразу, хотела было засмеяться, но по сосредоточенному лицу Питера поняла, что говорил он, скорее, все-таки серьезно. Он взглянул на Беатрис из-под солнцезащитных очков и все-таки улыбнулся. — Да ладно, я шучу. Максимум будешь отгонять гудящих мух, которых только ты и будешь видеть. — Она уже так делала с вами? — осторожно поинтересовалась Беатрис и услышала, как рассмеялся на заднем сидении Томми. — Раза два-три, — повел плечом Питер. — За месяц. Когда ноги коснулись мягкого сыпучего песка на побережье, Беатрис с несвойственной ей, в общем-то, инфантильностью подпрыгнула и даже хлопнула в ладоши, полной грудью вдыхая приятный солоноватый запах простиравшегося далеко вперед лазурного моря. Вокруг было не так много людей: может быть, воскресный день жители Сан-Франциско предпочли встретить дома, добрую половину дня пролежав в кровати за просмотром новых серий очередного шоу. Но недалеко все же Беатрис заметила группу подростков, — может быть, их с Томми ровесников или же на год младше, — которые играли в волейбол, выпрыгивая высоко над сеткой и радостно галдя каждый раз, как мяч приземлялся на желтый песок в зоне соперника. Очарование полуденного полупустого пляжа завораживало, и Аллен, поймав себя на мысли о том, что готова даже жить прямо в метре от моря, вдруг осознала, что давно подобного романтического настроения у нее не было: хотелось от восторга кружится, раскинув руки и зажмурившись. Ее мечтательную идиллию разрушил резкий рывок: кто-то потянул Беа за запястье, и она, попятившись, оказалась в нефигуральном шаге от падения, но в последний момент ее аккуратно развернули лицом в сторону дороги. Девушка вскинула голову, намереваясь возмущенно что-то воскликнуть, но в тот миг, когда она уже открыла рот, на место, где ещё мгновение назад Аллен стояла, замерев, приземлился волейбольный мяч. — Осторожно, — предупредил Питер, придерживая Аллен чуть выше поясницы, и Беатрис приоткрыла рот то ли в попытке поблагодарить его, то ли от удивления, но так и не произнесла ни слова вновь сомкнув губы. Девушка подняла мяч и повертела его в длинных пальцах, нахмурившись, и потом отдала пас подбежавшему ближе мальчишке лет пятнадцати с извиняющимся взглядом синих глаз. Мяч пролетел мимо него, и Беа развела руками, неловко улыбнувшись: с физкультурой и с волейболом в частности у нее с самой начальной школы были большие проблемы. — Всем бы такую реакцию, мистер Паркер, — стоя вполоборота к Питеру, улыбнулась Беатрис и тут же кивнула. — Спасибо. — Мы можем уйти чуть дальше, — заявил Томми, приложив руку к глазам и всматриваясь в простирающееся вперед побережье. — Почти весь пляж сегодня, судя по всему, в нашем распоряжении, так что могу пообещать, что ни один мяч больше в твою сторону не полетит, Беа. — Обнадеживающе, — рассмеялась девушка и приобняла Брока за плечи. — Тогда вперед, я жуть, как хочу познакомиться с Джульеттой. Питер уехал почти сразу, и невооруженным глазом было нетрудно заметить, как сильно он торопился. Беатрис поначалу задумалась, с чего взялась такая срочность в выходной день, но потом все же пришла к выводу о том, что все попытки додумать что-либо — всего лишь не к месту проявленное ребячество. А с Томми ей было хорошо: уже через полчаса их пребывания на пляже Брок расчехлил свою гитару и осторожно провел пальцами по струнам в умелом, отточенном движении, и из-под его рук полилась успокаивающая, мягкая музыка. Он играл что-то из старого инди начала двухтысячных, и в том была какая-то особенно прекрасная романтика. Томас, насколько поняла Беатрис, вообще страстно любил все, что носило гордое название “ретро”, а потому догадаться, почему он исполнял именно такую музыку, было несложно. — Ты самоучка? — Беа, натянув на ладошки свитер Ванды, склонила голову и посмотрела в глаза Томасу, заметив, как беспорядочно лежали на его высоком лбу нечесанные кудряшки. — Почти. Мой дядя круто играет, и я, помню, в детстве захотел научиться тоже. Мне тогда года четыре было, и с инструментом я обращаться не очень-то хорошо умел, — усмехнулся Томми и начертил на песке какую-то причудливую фигуру. — Играл на его гитаре? — Скорее, на его нервах, — пожал плечами юноша и посмотрел вдаль. — Когда я в третий раз порвал струны, то он поклялся научить меня, как только я смогу удержать ее в руках, и сунул под нос планшет с виртуальной гитарой. Мама говорит, что я хорошо играл, только теперь на их с папой нервах, а вот с инструментом у меня долго не складывалось, — хохотнул он и услышал, как тихо рассмеялась Беатрис, вторя ему. Он повернул голову и, подперев ладонью подбородок, посмотрел на девушку. — А ты играешь? — Не слишком хорошо, — покачала она головой. — Я больше пою, нежели играю; иногда пишу свои песни, но без музыки они звучат скверно. — Поверь, я слышал, как поет папа: вот уж, что и правда скверно, — заверил девушку Томми и посмотрел куда-то за ее спину. — Ого. Беатрис немедленно обернулась и прищурилась, заметив, что не так далеко — как раз в том месте, где совсем недавно в волейбол играли подростки, — стало довольно людно. Не сказать, что на пляже образовалась настоящая толпа, но однако пространство вокруг стало вдруг пестреть цветными одеждами и широкими пляжными шляпами. Девушка поднялась на ноги и вгляделась в бродящих людей, прислушавшись к смеху и громким разговорам, которые плавно доносил ветер до ее ушей. — О, ребятки, а вы тоже на фестиваль? — мимо, в нескольких ярдах от того места, где с вещами расположились Беа и Томми, остановилась девушка. Выглядела она пусть и несколько вызывающе, но притом совершенно очаровательно: волосы, судя по всему, влажные от долгого пребывания на побережье, были неопрятно стянуты в узел на самой макушке так, что лицо с острыми красивыми чертами обрамляли выбившиеся из прически темные пряди; мешковатая кофта густого бордового цвета с лимонными вставками была неаккуратно наброшена на плечи и доходила до середины бедра, открывая длинные белые ноги, совсем не тронутые загаром, но при этом полностью закрывая короткие джинсовые шорты. Незнакомка улыбалась, и кукольные ее зубы ярко сияли на фоне темной изумрудной помады, а нос — идеально ровный нос, словно выточенный из мрамора — слегка забавно морщился, когда девушка щурила зеленые глаза. Вся она, возникшая словно по мановению чьей-то волшебной руки, словно была слеплена из сказочных образов, которые не раз можно найти в легендах. Беатрис, увидев ее, отчего-то сразу подумала об Елене Троянской, из-за красоты которой развязалась масштабная война: ради таких девушек, как та, что стояла напротив, наверняка и теперь готовы были лить кровь. Бросив мимолетный взгляд на Томми, Беа едва сдержала смешок: юный Брок, видимо, до того неотрывно глядящий на незнакомку, попытался спрятать покрасневшее лицо в вороте своей ветровки. — Репетиция перед выступлением? Это похвально, — она вытянула руку вперед, глядя на Аллен. — Меня зовут Марго. — Беатрис, — она с готовностью коснулась холодной ладони девушки и вновь обратила свой взгляд на Томаса. — А это Томас. Мы, э… Вроде как, не привязаны к фестивалю. Вольные артисты, все такое. — Да? Жаль, я думала, мы еще увидимся там, — Марго кивком головы указала на импровизированную площадку впереди, куда стягивалось все больше и больше людей. Аллен свела брови к переносице, не без причины удивившись такому внезапному порыву завести знакомство. Она вдруг рассмеялась и смахнула с лба темную прядь волос, посмотрев на Брока. — Ой, ну в смысле, я слышала, как ты очаровательно играешь, и подумала, что вы точно артисты и заявились на участие. Но печально, конечно, что я ошиблась. — Да мы, в общем-то, и не против пойти выступить, — с готовностью заявил Томас, и Беатрис, пораженная его заявлением вскинула брови, замерев и искоса поглядев на друга. Он пожал плечами: — Ну, а что такого? Да, я думаю, там и увидимся, Марго. — Прекрасно, Томас, — пожала она плечами и легко подмигнула, но тут же опустила солнцезащитные очки на переносицу и припустила к людному участку пляжа, в то время как Беа все так же неотрывно смотрела на Томми. — Эй, Чак Бэрри нашего времени, ты ничего не перепутал? Где и с кем ты выступать собрался? — Не знаю, — пожал он плечами, улыбаясь и глядя вслед Марго. — Но ты ведь рвалась на работу вчера? Вот тебе и шанс спеть все, что хотела — разве не прекрасно? — Сейчас умру от счастья, — фыркнула Беа. — Всегда мечтала бесплатно выступать перед толпой подростков-любителей марихуаны и дешевого пива. Спасибо, солнышко, обязательно устрою тебе ответный сюрприз. — Пожалуй, твое общение с мамой стоит ограничить: говоришь, точно как она, когда злится на папу, — рассмеялся Брок и приобнял Аллен за плечи. — Ты ведь говорила, что тебе нравится петь. Так какая в сущности разница, кто на тебя смотрит? Расслабься и получай удовольствие. — Вот обычно после того, как парни мне говорили подобное, я совершала самые большие ошибки в своей жизни, — покачала головой Беатрис и вздохнула. Но, быть может, Томми был и прав: попробовать стоило. В конце концов, не должно ведь пропасть ее возвышенное и одухотворенное настроение?***
Ванда, дрожа, по прежнему раздетая, сидела в углу офиса Эдди, спрятавшись за его столом, у невысокого стеллажа с книгами и плакала, беззвучно крича — ее голос и рыдания заглушала ладонь, плотно прижатая ко рту. Услышав скрип дивана, на котором лежал Эдди без сознания после ее же колдовства — то, что она увидела в нем, то, что почувствовала, как только они стали слишком близки, казалось, поломало немного ее сознание то ли на время, то ли насовсем — она еще не понимала, что произошло, только помнила ощущения, и до сих пор была в них. Помнила, как неожиданно начала задыхаться, тонуть и гореть одновременно, чувствуя, что ее сознание обволакивает что-то густое и черное, так что она переставала чувствовать все остальное, даже собственные силы, оставаясь крохотным перышком, теряющимся в океане уничтожающего все вокруг огня. Правда она думала о том, что это не Эдди, а скорее невовремя посетившее ее видение после слишком большой концентрации кофе, или из-за стресса, да, в общем-то, из-за чего угодно. Она так и не поняла, что именно заставляет магию Хаоса преподносить ей подобные видения, потому что не однажды она сталкивалась с ними, просыпаясь с криками среди ночи, и чувствуя, как все тело горит изнутри, или начиная задыхаться от нехватки воздуха, пока принимала душ. Стрендж после таких рассказов только разводил руками, обещая изучить ее проблему, но пока дальше стеллажей с книгами, которые он читал сам и отправлял Ванде, чтобы ускорить процесс, ничего не заходило. А потому, решив, что, наверное нужно, как минимум, извиниться, Ванда выглянула и не смогла проронить ни слова. На нее из глубины комнаты, стоя на том месте, где должен стоять Эдди Брок, смотрело, приближаясь, черное чудовище с распахнутой пастью. Казалось, что прошла вечность в этой немой сцене, время за которое руки Ванды успели распахнуться, а глаза широко раскрыться, и все ее тело загорелось алым огнем ее магии, которым неизвестное существо она хотела то ли убить, то ли очень сильно покалечить. Но на деле эта была секунда — секунда Эдди на то, чтобы закричать Веному о том, чтобы он отступил и выпустил его, на то, чтобы появиться перед Вандой и убедить ее остановиться.***
Питер Паркер, надо сказать, рассчитывал хотя бы на один спокойный день, когда летел из Нью-Йорка в Сан-Франциско, но, возможно, стоило смириться с неизбежностью в лице вечно преследующих его происшествий. Ожидал ли он чего-то иного, когда почти двадцать лет назад принял новое супергеройское имя Человек-Паук? Питер, задавшись теперь этим вопросом, усмехнулся, задумавшись — наверное, честнее всего будет сказать, что он в принципе никогда не рассчитывал оставаться “дружелюбным нью-йоркским соседом” до своего возраста. Но у жизни, как он заметил, весьма специфическое чувство юмора, а потому даже в свои тридцать четыре года Питер по-прежнему облачается в костюм и, поправляя веб-шутеры, летит навстречу любой опасности, что каждый раз становится маленькой, но неотъемлемой частью его жизни. Паркер не может сказать, что ему надоел геройский облик, с которым он слился за многие годы так же прочно, как Веном однажды слился с Эдди, но, между тем, иногда усталость от двойной жизни его не просто сбивает с ног, а вовсе лишает всякой возможности пошевелиться. Питер однажды подумал, что это его старость так внезапно рано посетила, но потом решил, что причиной его состояния стал развод с Эм-Джей и, наверное, логично следующее из него одиночество: Паркер тосковал по жене. Или, скорее, решил он, цепляясь руками за руль своего авто, по стабильности хотя бы в одной части своей многогранной жизни. Когда-то была жена, когда-то было спокойствие, уют и привычное душевное тепло. Теперь Питеру остались кипы бумаг и поредевшие нервные клетки, а еще работа в Сан-Франциско, от которой никак не получалось избавиться. Ко всему прочему, на пороге дома Ванды и Эдди вновь объявилась Гея, и ничего хорошего ее появление, конечно, не сулило. Питер отчетливо помнил то, что произошло семнадцать лет назад, когда она явилась предупредить героев о грядущей опасности, и, признаться честно, Паркер повторять пройденное не хотел: в школе он давно отучился, да и подобный опыт никак не способствует хоть чему-то положительному. Мужчина тяжело вздохнул, когда припарковал машину недалеко от пляжа, где часами ранее оставил Томми и его подружку, которую Питер уж точно надолго запомнил после красноречивого признания в любви Человеку-Пауку. Девочка искренне восхищалась героем в маске, пусть и утверждала, что давно переросла свою детскую привязанность, и это отчего-то крайне забавляло Паркера. Не смешило, но именно что поднимало настроение в те минуты, когда он думал, что в эпоху дружелюбного соседа-Паучка уже подрастало целое поколение. Удивительно, конечно, что Питер называл Беатрис “девочкой”: не то чтобы ей подходило это определение, учитывая, какие проблемы навалились на ее хрупкие подростковые плечи. Отчего-то Питер думал, что проблемы не заканчиваются на разладе с богатым парнем, который по виду, кстати, далеко не был ее ровесником, а значит, в теории, пытался диктовать мисс Аллен определенные условия в отношениях. У Беатрис в глазах он порой замечал какую-то необъяснимую взрослую мудрость и усталость, такую, какой никогда не видел у Томми или его сверстников, зато часто замечал у Эдди, Ванды, мистера Старка и, наверное, самого себя. Поэтому, может, в глубине души он искренне радовался за то, что хотя бы мисс Аллен удастся на уикенд забыть о тяготевших ее обязанностях и отдохнуть на побережье, тем более, что погода в октябре стала значительно лучше той, что приходилось терпеть весь сентябрь. Первое, что услышал Питер, выходя из машины, это оглушающие звуки быстрой музыки и громкое улюлюканье внушительной толпы любителей, собравшихся ее послушать. Вскинув брови, Паркер оглядел несколько десятков — если не добрую сотню — человек в попытке высмотреть две знакомые фигуры, но не заметил никого похожего на Томаса или Беатрис. Впрочем, даже с его неестественно острым зрением, сделать это было бы практически невозможно с такого расстояния — людей, преимущественно подростков, было слишком много. Найти их здесь, тем более с внушительного расстояния, казалось невыполнимой задачей, а потому Питер, обреченно вздохнув, стал двигаться в сторону шумной толпы, пестревшую аляповатыми футболками и яркими браслетиками. Девушки, пробиравшиеся мимо Питера ближе к сцене, громко смеялись, впереди него подпевал артисту рыжий юноша, а по правую руку от Паркера пара молодых людей беззастенчиво демонстрировала свою неподдельную подростковую любовь друг другу, звучно и самозабвенно целуясь. И если Питер в годы своей бытности тинейджером был таким же, то, черт возьми, почему никто и никогда не говорил ему о том, что выглядит он крайне глупо. Питер, прибавив шаг, устремился вперед, надеясь встретить хоть одного из детей, но все его попытки, казалось, обречены были на провал. И, наверное, Паркер совсем бы отчаялся найти растворившихся в толпе подростков, если бы вдруг не обратил внимание на то, как юный артист, до того высоко и оглушительно громко поющий, не закончил свое выступление под громкие аплодисменты. Мельком оглядев сцену, он едва не рассмеялся: разумеется, Томаса и Беатрис стоило искать не в толпе зрителей. Их выступление объявили объяснимо скомкано, потому что прежде ни один из них не выступал вот так, на фестивалях, однако молодые люди, собравшиеся вокруг сцены, словно отбросив всякие предрассудки, с поразительным теплом встретили неизвестных Томаса и Зои. Для Беа выступления были частью жизни и главным источником дохода: она уже пела в тех ресторанах, куда обычно подростки не ходят совсем, но Томми… Он играл на гитаре исключительно в компании близких людей, поэтому Питера несказанно удивила решительность в его взгляде, счастье и азарт, что, дополняя друг друга, позволяли юноше так уверенно держаться на сцене, с улыбкой поглядывая на Беатрис, которая привычно перехватила ладонью микрофон и, на одно незаметное мгновение прикрыв глаза и порывисто выдохнув, кивнула Томми. Когда Паркер впервые увидел выступление Беатрис Аллен, то подумал, что до неузнаваемости ее изменили высокие каблуки, блестящее платье и умело сделанный яркий макияж, но сейчас, стоя на сцене в шортах, слабо зашнурованных кедах и растянутом свитере Ванды, наброшенном на плечи, Питер видел, что дело было в ней самой. В дикой самоотдаче, в любви к музыке и своему делу: Беатрис превращалась в Зои, но притом не теряла своей уникальности, не растворяясь в тысячах подобных ей малоизвестных певиц. Она отличалась от большинства, от массы других рабов сцены и софитов, которых немало, надо сказать, повстречал на своем пути Питер, и ей удавалось приковать к себе сотни пар глаза только едва заметным изменением вибрации мелодичного голоса. Она — талант, неизвестный, затерянный в трущобах Сан-Франциско талант, о котором должен был услышать не прибрежный фестиваль любителей инди, но Вашингтон или Нью-Йорк, а за ним и весь мир, чтобы к ногам Беатрис Аллен падали лепестки всех известных на Земле цветов, а она радостно улыбалась и понимала, что делится прекрасным с миллиардами людей по всей планете. Об этом думал Питер Паркер, пока смотрел, как шестнадцатилетняя девочка, самозабвенно прикрыв глаза, пела, и на накрашенных впопыхах губах цвела улыбка, которая будто сводила с ума самозабвенно аплодирующую толпу. И, кажется, его самого — но только совсем немного, не столько очаровывая, сколько заряжая его давно утерянной энергией необъяснимой молодой беспечности. — Больше разговоров было, а позора всего на четыре минуты, — упрекнул со смешком девушку Томми, обнимая ее за плечи и подводя ее совсем близко к Питеру, которого заметил еще на втором куплете. Паркер коротко улыбнулся и одобрительно кивнул, когда поймал взгляды названного племянника и девушки, что счастливо хохотала, полностью будто позабыв все заботы прошедших дней. — Ну, если ты о своей игре, то… — протянула Беатрис, разводя руки и едва прикрывая глаза. Возмущенно шикнув на подругу в ответ, юный Брок нахмурился, оглядываясь на толпу, словно стараясь кого-то разглядеть среди одичавшей молодежи. — Брось, я шучу; уверена, твоя королева Марго наверняка оценила наш номер. — Успел найти подружку, а, Томми? — рассмеялся Питер, и юноша повел плечом, смущенно улыбнувшись. — Можно считать, что выходные не потрачены впустую, молодчина. — Прекрати, Пит, какая там подружка? — Он скромничает, не слушай его. Этот Казанова только гитару в руки взял, а девчонка уже голову потеряла, я клянусь, — рассмеялась Беатрис и обхватила себя руками при порыве прохладного вечернего бриза. Питер проследил за ее движением и покачал головой: надо было увозить детей с пляжа как можно скорее, чтобы мисс Аллен не получила вдруг осложнения. А иначе получит он, и достанется Паркеру менее приятный выговор Ванды Максимофф. Девушка, словно прочитав намерения Питера, вдруг махнула рукой и, прислонившись к плечу Томаса, щелкнула пальцами, оглядываясь назад. — Э, мистер Паркер, я понимаю, конечно, что у нас комендантский час и книжки на ночь, но давайте заскочим куда-нибудь перекусить? А то с этими гениальными планами по соблазнению красивых девчонок мы даже к сэндвичам миссис Максимофф не притронулись. Питер возражать не стал: аргументов подходящих здесь и при всем желании не получилось бы отыскать. И противиться предложению Беатрис было бы совершенно преступно, учитывая то, что невдалеке они нашли удивительно уютную закусочную, окна которой выходили прямо на побережье. Бургеры. молочные коктейли с приторно-клубничным ароматом, хрустящая картошка в густом сладковатом соусе, смех подростков и краснеющая в преддверии заката линия горизонта — все, как в классическом американском кино и уж точно как в жизни Паркера, которая осталась где-то за широкими плечами супергероя, на которых невыносимо тяжелым монолитом лежали воспоминания защитника Нью-Йорка. Невозможно было забыть о том, что в его паспорте — страшное число “за тридцать” и штамп о разводе, однако глядя на беспечно болтающих Беатрис и Томми, принимая участие в их беседе и смеясь так же, как и почти двадцать лет назад, Питер впервые за долгое время почувствовал, что он все еще жив.***
— Так значит… Ты получил это в Фонде Жизни? — Выходит, что так, — кивнул Эдди, укутывая Ванду вторым пледом, который нашел в коробках на втором этаже офиса — оставил их там давным давно, так и не придумав, чем заполнить второй этаж и думал, даже, сдать его в аренду, но пока так и не нашел времени поискать арендатора. Ванда кивнула и вновь зависла, остановившись на одной точке взглядом, перестав реагировать на что-то. — Я бы попросил, не говорить обо мне как об “этом”, — вежливо и вкрадчиво прорычал Веном, так что Ванда тут же вздрогнула, а Эдди зашипел, чтобы Веном заткнулся. — Насколько ты близок к диссоциативному расстройству личности? — На одного Билли Миллигана? — спросил Эдди, надеясь, что у Ванды хотя бы это вызовет улыбку, и она хоть немного успокоится, потому что все остальное время, считая с момента, как он очнулся и до этой минуты она подскакивала от каждого шороха и даже слишком громкий вдох Эдди вызывал у нее легкую панику, словно в этой неуловимой девушке-загадке, сильной и никому непокорной и неподвластной, Эдди разбудил ребенка — того самого, пролежавшего в завалах под руинами собственного дома, подорванного всем известным оружейным концерном, видевшего смерть родителей собственными глазами и лет с десяти не жившего, а выживавшего в бедной, самим богом забытой стране. Простая шутка и правда сработала — она улыбнулась и спокойно выдохнула. Ванда положила ладони на стол, наконец перестав зажимать между ними чашку и выдохнула, видимо вновь прокрутив в голове историю Брока и как-то ее осмыслив. — А можно? — осторожно спросила Ванда, приподняв руку и взглянув на Эдди, который, кажется, не сразу понял, о чем Ванда спрашивала позволения. Да, похоже, не к нему и обращалась — только когда веном появился после небольшой паузы на одной из его рук, он осознал, что Ванду, похоже, инопланетный дружок интересовал куда больше. — Я осторожно, клянусь, — шепнула Ванда, зажигая огонь на своих руках — словно провести спичкой по наждачке — щелчок и появилась искра, которая, почти как Веном, обволакивала теплом и защитой пальцы Ванды. — Ты защищался? — Защищал, — прохрипел Веном после очередной паузы. Видно он до сих пор то ли побаивался, и не приведи господь ему услышать что Эдди так о нем думает, то ли до сих пор не знал, чего от нее ожидать и как к ней относиться, учитывая, что она слишком сильная, еще и разгромила половину офиса и хотела Эдди убить, а с другой стороны, сам Эдди относится к ней так же, что делал с иными женщинами, оставшимися в памяти хоста. Ванда после этого признания подняла глаза на Эдди, шепнула, что это очень мило, заставив его смутиться, но больше ни слова не произнесла, только в легком удивлении и восхищении раскрыла рот — Веном поднял руку Эдди и остановился в нескольких миллиметрах от руки Ванды, так что алое сияние и черная кожа симбиота почти соприкасались. — Кажется, я сама немного боюсь, — шепнула Ванда, так и не решаясь прикоснуться к симбиоту. — Что вы оба чувствуете? — нахмурился Эдди, присаживаясь на стул напротив Ванды. Все-таки стоять, пока они там что-то выясняют о себе, было неловко, некомфортно и неудобно. — Ничего конкретного, наверное, — пожала плечами Ванда. — Тебе не больно? — спросил Эдди, не зная, чего в его словах больше — заботы о гостье или искреннего любопытства. — Нет, — почти хором отозвались Ванда и Веном, но, спустя мгновение Ванда все же опустила руку, а Веном исчез в тело Эдди, оставляя их наедине. Кажется, действительно наедине, и даже если Эдди сейчас и ляпнет что-то возмутительное, Веном не вернется с угрозами. Возможно, Ванда ему что-то показала своей магией, может, Веном что-то почувствовал, что заставило его оставить своего хоста наедине с ведьмой без опасения за его жизнь. Может, Веному до сих пор Ванда не очень то нравилась g после каждого раза, когда Ванда и Эдди встречались, веном заявлял, что она электризует все в радиусе пары миль своим колдовством и его от этого ну просто выворачивает. Правда, все это оставалось исключительно на словах и Эдди привык списывать это на личностную неприязнь. Питер Паркер, к слову, тоже в этот момент думал о личностной неприязни, с которой Ванда говорила об Эдди Броке. Может не так уж и стоило рваться к нему на практику, если Ванде он не нравится? А он ей верил. Питер, в какой-то момент понял, что очень уж привык к Ванде, и если воспринимал ее не как Мэй, то как минимум как старшую сестру, которой временами не хватало. Вот например сейчас — пока Нэд и Эм-Джей в Нью-Йорке, он обычно смотрит все премьеры Нетфликса с Вандой, они и сегодня вечером договаривались устроить вечер за сладостями и проектором, включенным на единственную белую стену в их квартирке. Но почему-то ее не было. Питер Раскидал уже все пледы и подушки, на которых они обычно сидели на полу, сбегал за тако и двумя коробками начос в ближайшую забегаловку, написал сообщение Ванде, спрашивая, где она, съел свой тако, проверил телефон. Ее так и не было. А что если она не зря возмущалась в адрес Эдди Брока, но все же пошла договориться с ним по поводу Паркера? С ней же тогда что-то могло случиться? Или… Господи, да они же в Сан-Франциско, случиться с ними могло все что угодно! Прежде, чем Паркер, стянув с себя футболку с рисунком падающего матраца, облачился в костюм, застегивая его уже на бегу к выходу из квартиры, его телефон чирикнул, как он чирикал каждый раз, когда Ванда отвечала ему что-то на отправляемые фотографии со смешными животными или отправляла фотографии закупленных на вечер вредностей. “Не жди, со мной все ок. Повеселись без меня.” “Ты не вернешься вечером?” — тут же быстро напечатал Паркер, хмурясь и гадая, куда Ванда могла исчезнуть из Сан-Франциско. Может, Тони дал ей еще какое-то задание? Или что-то случилось с самим Тони, но Питеру об этом не говорят. потому что считают его ребенком? “Могу себе позволить в мои то годы. Без паники и не дай моему тако пропасть зря,” — получив ответ от Ванды Питер, конечно, сильно не успокоился, но решил, что Ванда так поставила точку. Даже если он сейчас завалит ее тысячей сообщений, она едва ли удосужится ответить.***
Беатрис со вздохом оттолкнула тяжелый полиэтиленовый пакет от себя, наблюдая, как он медленно отдаляется и уходит под воду. Удивительно, как только черный пакет выдержал груз из нескольких тяжелых камней — то, что она их подняла после недавнего недомогания удивляло, пожалуй, меньше всего. Выпрямившись и отойдя на несколько шагов от воды к лесу, Беатрис стерла перепачканными в грязи и крови руками сопли и слезы со своего лица, только испачкав себя еще больше и взглянула на руки. Еще несколько минут назад они были совсем другими. Тоже черными, но не из-за отсутствия света ночью на побережье у кромки леса, а по какой-то другой причине. Нечто захватило все ее тело и разум, не позволяя даже думать самостоятельно. Наверное, это было похоже на зомби-режим в любимом древнем сериале мамы, вот только Беатрис готова была поставить свою пятничную выручку на то, что она совершенно точно не была зомби. Никто из ныне живущих вообще не был зомби, их не существует. Удалившись в лес, после того как большой мусорный пакет окончательно пропал из вида под водой, Беатрис, заприметив ночные огни дома бабушки с дедушкой, остановилась в лесу. Еще раз взглянула на себя и свои руки и оглянулась на брезжущий на востоке неяркий свет — за ее ночными похождениями по лесу прошла целая ночь, и сейчас уже тьма начала расходиться. Ее руки по прежнему в земле, грязи и крови — не ее крови. Она упала на колени, не чувствуя, как хвоя покалывает голую кожу и, закрыв глаза и удержав себя от желания свернуться клубочком и заплакать, надеясь, что все окажется только лишь кошмарным сном, а она проснется совсем скоро у мамы на коленях, еще, может быть, в Японии, или, к черту, пусть это будет Сан-Франциско. Но с мамой. И с маленькой Татой-Беатой, которую она помнила, но давно перестала видеть в зеркале. Но нет. Это был не кошмарный сон. Это был настоящий рыбак, уплывающий сейчас на дно Тихого океана в свое последнее морское путешествие. И это была настоящая кровь на ее руках. Это была ужасающая реальность старого Сан-Франциско и, очевидно, новой для нее жизни.