Второй шанс

      В помещении было очень холодно, отчего на коже появились мурашки. Мизуки сидела на полу, неспешно осматривая свою камеру, в которой придётся жить до самой смерти. В ней продолжала бурлить обида на свой клан, что просто отвернулся от неё, не желая вникать в подробности. Верилось с трудом, что в этом мире нет презумпции невиновности.       От мысли «другой мир» девушка вздрогнула потому, что ничего не почувствовала. Казалось, будто это её дом, а не какое-то иное измерение или пространство. Её настоящие воспоминания постепенно стерлись из памяти вместе с чувствами, которые она испытывала в тот момент.       Мизуки резко встала и принялась быстро ходить по своей камере, желая согреться. На улице была жара, но в этом месте температура была слишком низкой, из чего можно было сделать вывод, что это чья-то техника, предназначенная для заключённых. Надзиратели пытались подавить преступников, лишить их желания сопротивляться и бороться.       «Как там сказал Таро? Мы сможем уйти отсюда когда нас помилуют или в следствии смерти? Да я быстрее заболею и умру от воспаления», — подумала девушка, пытаясь хоть как-то согреться.       Сверху кто-то сильно закашлял, подтверждая её догадки. Хотелось поскорее покинуть это место, но Мизуки понимала, что это слишком опасно. Начальник тюрьмы сам сказал, что если кто-то из них отойдёт слишком далеко, то их ждёт верная смерть. А это значит, что надо найти или способ снять эту печать оков небес, или расправиться с тем, кто наложил её на тело. Возможно, техника развеется после смерти Таро, по крайней мере она очень надеялась на это.       Говорить, что её не пугает это место, значит врать самой себе. Сенджу боялась, но старалась подавить в себе это чувство, чтобы не лишиться здравомыслия. Для того, чтобы придумать, как избавиться от печати, необходимо сохранять ясный рассудок. Но как же было тяжело сосредоточиться на мыслях, когда в помещении царил такой холод. Чтобы хоть как-то согреться, девушка принялась приседать. Как оказалось, это была её первая ошибка: тело пронзила боль, заставляя ноги подкоситься и упасть на пол.       Дыхание сбилось, а на лбу выступили капли пота. Боль постепенно притуплялась, а удивление Мизуки росло с каждой секундой. Девушка не понимала, что произошло, почему печать сработала, ведь она ничего не сделала. — Не шевелись какое-то время, — послышался голос Изуны, затем раздались тихие шаги.       Она смотрела на парня, который слишком внимательно вглядывался в неё, будто что-то взвешивая в своей голове. Сенджу не стала упрямиться и постаралась расслабиться, ведь боль действительно уходила. Они молча смотрели друг на друга, словно увиделись впервые. Если первая думала про то, как бы сбежать, то второй удивлялся её глупости. — Эта техника блокирует каналы чакры, а когда ты начинаешь энергично двигаться, они невольно активируются.       Ей захотелось хлопнуть себя по лбу от понимания, какую глупость совершила. К сожалению, в её сознании ещё были пробелы об устройстве этого мира и всех его нюансов. Когда боль сошла на нет, Мизуки аккуратно села в позу лотоса и посмотрела на Изуну, который находился в камере напротив. — Здесь холодно, — тихо произнесла она.       Парень без лишних слов снял с себя куртку, а затем кинул в её сторону. Девушку очень удивил такой поступок, ведь Изуна с самого начала был враждебно настроен по отношению к ней. Почему же тогда сейчас помогает? Что в нём изменилось? Не решаясь задать эти вопросы, она молча протянула руку сквозь решётки, хватаясь за ткань. — Не вздумай поддерживать температуру с помощью чакры, — усмехнулся мужчина, вновь скрываясь в тени. — Не тупая, — тихо буркнула Сенджу, осматривая чужую куртку. Она была тёмно-синего цвета, практически чёрного, на спине виднелся герб клана — бумажный веер, которым обычно раздувают огонь. Это было довольно символично, потому что клан Учиха использовали преимущественно огненные техники. Они были действительно мастерами своего дела, ведь даже Сенджу признавали их как сильнейших противников.       Девушка поспешила надеть куртку, которая была ей велика. Для неё это не имело никакого значения, ведь самое главное, что стало немного теплее. Её до сих пор не отпускали мысли об Изуне: почему он помог, ведь ему известно, к какому клану она принадлежит? Была ли это элементарная жалость или сочувствие, было сложно понять. Возможно, парень просто хотел сохранить ей жизнь, чтобы затем собственноручно отнять.       Мизуки нахмурилась. Она ничего не знала про клан Учиха, зато прекрасно понимала, что среди её людей есть предатели. Обида так и не покинула её души, и, казалось, пустила там корни. У неё была нелёгкая жизнь: постоянно приходилось выгрызать зубами своё место под солнцем. Хотелось хорошо жить, иметь большую и дружную семью, иметь возможность быть слабой девушкой. А что в итоге? Тюрьма, предательство клана, голод и холод. Всё было настолько мрачно, что впору волком выть.       Девушка с трудом понимала, что делать дальше. Сначала надо присмотреться к заключённым: вдруг среди них будут те, кого она сможет назвать союзниками. Всё-таки покинуть это место в одиночку практически невозможно.       Пока в ней оставались частички прошлых воспоминаний, этот мир отказывался принимать Мизуки. Каждый раз, когда она пыталась вспомнить свой прошлый дом или друзей, по её телу будто разряд тока проходил. Неизвестно сколько понадобится времени, чтобы полностью овладеть телом и всеми навыками, которые были натренированы годами. Стало очень стыдно из-за своей временной беспомощности. Самое главное, чтобы другие не поняли, что она лёгкая добыча, иначе придётся туго.       Витая и путаясь в своих мыслях, Сенджу не заметила, как уснула. Она куталась в свободную куртку, стараясь сохранить тепло. Сны были такие же неспокойные: бег в никуда, в самую тьму. Казалось, что впереди нечто важное, то, что спасёт всех. Но оно было так далеко, а сил оставалось так мало.       Утро наступило неожиданно, заставляя Мизуки нахмуриться. Между камерами ходили надзиратели, приказывая заключённым открыть глаза, дабы пойти на завтрак. При мыслях о еде, живот болезненно сжался. Стресс притупил чувство голода и боли в области груди, но теперь, когда тело за ночь отдохнуло, девушка сполна ощутила все краски дискомфорта.       Мужчина с отвращением посмотрел на неё, будто перед ним был преступник, который собственноручно вырезал целую деревню, не пощадив ни детей, ни стариков. Она скривилась ему в ответ, показывая, что тоже не испытывает к нему добрых чувств, и направилась на выход. Стоило ей выйти из камеры, как в спину прилетел удар, затем последовал по ногам, заставляя упасть на бетонный пол.       Вокруг была звенящая тишина, Сенджу слышала лишь учащённое сердцебиение. Глаза щиплет от обиды и понимания всей несправедливости ситуации, но она не позволяет ни слезинки упасть с её глаз. Взгляды присутствующих обращены на неё, девушка ощущает их затылком, из-за чего по коже бегут мурашки. — Встала и пошла, — обращается к ней тот, кто ударил, гадко ухмыляясь и потирая руки.       Мизуки чувствует, что чакра в теле реагирует на её злость, заставляя кожу неприятно гореть. Понимание, что пока боль не такая сильная, надо высказать работникам тюрьмы всё, что думает. Она медленно встала на ноги и направилась к надзирателю, у которого с лица медленно сошла улыбка. Он угрожающе выставил перед собой дубинку, показывая, что воспользуется ею, не задумываясь. — Думаете если на мне оковы небес, то можете меня бить по первой вашей прихоти? Ни одна печать не удержит гнев внутри человека. Советую вам больше не поступать так опрометчиво, иначе ни одна печать не сможет меня остановить.       Её слова были тихими, но в полнейшей тишине их услышал каждый. Девушка говорила правду лишь отчасти, ей просто хотелось показать, что в случае необходимости она сможет дать отпор. Преступники смотрели на неё с одобрением в глазах. Некоторые из них были в этом месте не один год, им удалось многое повидать за это время. Но ни один из них не видел, чтобы кто-то сопротивлялся начальству. Это заставило мужчин и женщин посмотреть на новенькую под другим углом.       Сенджу тем временем прошла длинный коридор и вышла в большое помещение, которое оказалось столовой. Заключённые не спеша занимали свободные места. Повсюду были слышны тихие разговоры, но девушка не обращала на них внимание. Она подошла к месту, где выдавали еду, пряча дрожащие руки в длинной куртке. Женщина положила перед ней поднос с едой, которая больше походила на собачий корм.       Не желая ввязываться в ещё большие проблемы, Мизуки взяла поднос и направилась к свободному месту. Есть хотелось безумно, поэтому она решила попробовать местную пищу. — Невкусно? — спросил Изуна, садясь напротив неё и видя, как она скривилась. — Ничего, привыкнешь.       Слова парня её не подбодрили, привыкать к такой пище совершенно не хотелось. Мизуки поглядывала на парня, замечая, что он выглядит отдохнувшим. В нём бурлила энергия, словно он был не в тюрьме, а на курорте. В его глазах не было страха, в то время как её руки до сих пор дрожали. Ей казалось, что выходку с надзирателями обязательно припомнят.       Девушка не терпела, когда сильные издевались над слабыми. Охранники чувствовали себя в абсолютной безопасности, потому что знали, что никто из преступников не нанесёт им никакого вреда. Сдерживающая огненная печать ещё никогда не давала осечек. Однако новая заключённая отличалась от других, она не хотела прогибаться под чужие правила. Внутри неё было нечто такое, что заставляло подниматься несмотря на опасность. — Сколько тебе лет? — спросила Сенджу, изнывая от любопытства. — Пятнадцать, — ответил Изуна, продолжая есть непонятную похлёбку, которая не имела никакого запаха, но на вкус была отвратительна.       Мизуки не поверила своим ушам. Парень точно не выглядел на свой возраст, возможно, всему виной его высокий рост и накаченное тело. А ведь он ещё подросток, но уже сражается на войне на равных с людьми более взрослыми и опытными. Это восхищало и пугало. Детям приходится с самого раннего возраста учиться военному ремеслу. Они учатся быстрее метать кунаи, нежели говорить. Так не должно быть, это неправильно. — Не смотри так на меня, — нахмурился Учиха.       Девушка хотела спросить как «так», но мимо них прошёл тот самый надзиратель, с которым у неё не заладились отношения. Мужчина стукнул по столу своей дубинкой, и пошёл дальше, словно так и надо. От неожиданности Мизуки подпрыгнула, едва не перевернув на себя завтрак. — Теперь он тебе покоя не даст, — пожал плечами Изуна, доедая похлёбку. — Сама виновата. — Ничего, пусть наслаждается своей властью. Это ненадолго, — девушка кивнула сама себе, взяла лепёшку, которую положили возле миски, и сказала: — Я не собираюсь здесь задерживаться.       Молодой Учиха поднялся на ноги и направился за ней. Делать в этом месте было нечего, поэтому ему захотелось задать несколько вопросов. Всё-таки его брат, Мадара, почему-то не убил Сенджу, хотя ненавидел этот клан больше всего на свете. Эта девушка явно приглянулась ему, и Изуна хотел знать, чем именно. — Не хочешь здесь быть? А куда ты пойдешь? Между прочим это твой клан отправил тебя в тюрьму.       Изуна и Мизуки вышли во двор, огороженный высокими каменными стенами, возле которых находились скамейки. Тёплые лучи солнца коснулись их лиц, девушка не смогла сдержать улыбки. За ночь в камере она сильно промёрзла, а теперь могла вдоволь погреть свои косточки. Из её груди вырвался тяжелый вздох. Пусть стоящий перед ней Учиха и был юным, но назвать его дураком просто язык не повернулся бы. — Честно? Не знаю, — лицо парня вытянулось от удивления. Он ожидал, что девушка начнёт юлить или грубить. — Я совершенно выбита из колеи и не знаю, куда мне идти и что делать. — И как ты планируешь выбраться? — Сперва надо разобраться с хозяином этого места. Оковы небес сожгут нас дотла, если мы отойдём слишком далеко. Дальше надо будет действовать по ситуации. Из меня ужасный мастер по созданию детальных планов, но я хорошо импровизирую.       Сенджу не врала. Всю свою жизнь она действовала на интуитивном уровне, никогда не строила планы на год или завтрашний день. Все её действия и решения были спонтанными. У неё не было родителей: отца она не знала, а мать умерла, когда ей было одиннадцать. Клан — это всё, что у неё было.       Мизуки сомневалась, что её предали старейшины и глава клана, слишком мелкой пешкой она была. Но вот кому-то ей не посчастливилось перейти дорогу или как-то насолить. Мужчина, который проткнул её катаной, делал это быстро и чётко, точно зная, чего хочет. Никаких эмоций, лишь холодный расчёт. К его сожалению, ей удалось выжить, и тогда он решил упрятать её в тюрьме.       Почему она уверена, что это сделал именно тот человек? Потому что будь она действительно в чём-то виновна, её убили бы на месте, уничтожив после этого её тело и все воспоминания о ней. Именно так поступали в клане Сенджу — стирали человека, словно тот никогда и не рождался. Нет предателей — значит клан будет процветать. Мизуки не могла понять только одного: почему и за что с ней так поступили. Ни она, ни бывшая владелица явно этого не знали. — Мне кажется, я начинаю понимать. — Что именно? — Да так, не важно.       Девушка ощутила жуткую усталость, как эмоциональную, так и физическую. Извинившись перед Изуной, она отправилась к пустующей скамейке, где намеревалась съесть свою лепёшку. Но стоило ей только сесть, как на плечо опустилась тяжелая рука. Мизуки подняла взгляд, ощущая, как к горлу подкатывает ком, и замерла. Перед ней стоял невероятно высокий и рослый мужчина. Его лысина блестела от солнца, а почти беззубый рот оскалился в попытке улыбнуться. «Дерьмо!» — подумала она, когда улыбка заключённого стала шире, а хватка на плече — крепче.