Эклектика

      Альбиус Чарингхолле вытер меч. Все стихло — эхо и предсмертная мука. Осколки стекла, пятна серебристой крови устилали путь, но Альбиус был рад этому: достижение цели получилось прочувствовать, как ничто другое в жизни.       Но рано выбрасывать меч, Белые миры Ожерелья — не единственный зал, который он желал посетить, а Астат — не единственный недобог, смерти которого Альбиус жаждал.       Бой длился долго, и не всегда Альбиус верил, что победит. Каждое ранение отрезвляло. Каждая атака врага — напоминала, для чего он ворвался в зал. Идея в голове, желание доказать себе и другим, ненависть к недосказанности… И если каждая цель будет столь яро отстаивать жизнь во свету, если каждая победа будет иметь такой вкус — что ж, Альбиус действительно поверит, что выбрал правильный путь.       Альбиус убрал меч в ножны. Ему было необходимо отдохнуть. Бой длился слишком долго, и слишком много провалов в бездну он открыл, сражаясь с Астатом. Тьма хороша в сравнении. Пусть бесконечные залы замка восстановятся — тогда он посетит каждый. Смахнув со лба рыжие пряди, Альбиус прошагал к балкону. Каблуки сапог стучали по камням, плащ невесомо летел за спиной. Ветер, отрезвляя, бил в лицо. За время, пробытое с Астатом, Альбиус забыл, каков на вкус ветер.       Наверное, на этот балкон любил выходить Владыка Белых миров: открывавшаяся взору бездна красноречиво напоминала, что ждет каждого, не нашедшего признание и цель в жизни. Для Альбиуса бездна стала переплетением цветов. Самодовольно улыбнувшись, он облокотился на перила.       Весь замок его, только его. Альбиус уже достаточно искусен, чтобы убивать и очищать залы Ожерелья мира.       Пути назад нет — пока шла борьба с Астатом, Чарингхолл истлел окончательно, забрав с собой Шэстелианну и всех, кого он знал. Альбиус не жалел. Жалость ничего не изменит. Нет, ничего, он был уверен, и никто бы не переубедил в обратном. В середине боя Альбиус едва не поддался мысли сбежать и спасти родину, но не стал этого делать. Он не нашел достаточных причин. Женщина, не пожелавшая быть рядом, дело предавшей его богини — пожалуй, Чарингхоллу давно надо было обратиться в песок времени и опасть на самое дно мира, где собираются все нечистоты. И пусть голосок Бетельгейза говорил внутри обратное. Ничего. Он одержит победу и над ним.       Склонившись над бездной, Альбиус заметил беснующееся во времени ртутное облако и ухмыльнулся. Возможно, когда-нибудь он сбросит Висмуту какой-нибудь ненужный мир — пусть поверженный божок позабавляется в пустоте. Хотя, наверное, Висмуту было и так неплохо в бездне. Тем более, что Аргенто потухла усилиями Теллура.       — И как? — обратился Альбиус к воздуху, зная, что малахитовый странник услышит. — Почувствовал вкус победы?       Теллур обосновался рядом. Зеленый, расшитый золотом жакет притягивал взгляд.       — Не особо. Мне больше нравится процесс, — пояснил он. В каштановых кудрях гуляли искры.       — Нужна цель, чтобы был процесс. Куда пойдем дальше? Есть у меня одна идея… — Альбиус мстительно сощурился.       Теллур звонко рассмеялся.       — О, нет. Ты туда не попадешь. Дверная ручка в Серебряный мир исчезла, осталась только замочная скважина. Из нее рвется свет, с каждой мыслью все ярче. Я сумел заглянуть туда раньше, но сейчас… — Теллур пожал плечами, по-прежнему улыбаясь. Альбиус пронзил его взглядом.       — И что увидел? — со жгучим любопытством спросил он.       — Два мира, связанных металлическими цепями. В одном — его потомки и дети его сестры, во втором — их создания, вампиры. Миры были бы рады оторваться друг от друга, но у Джея свой взгляд на все, как всегда.       — Джей? — Альбиус впервые слышал это имя.       Теллур проводил взглядом летящую над Ожерельем Виттарию-странницу.       — Майриор Джей Десенто. Он ненавидел вторую часть имени, считал, что отец дал ее как указание на смертное происхождение… Мол, слишком простое, некрасивое. Я побоялся сказать, что Джеем назвала мать, а не Трид, упокой свет его душу. Трид так ждал победы сына. Жаль, не увидел триумфа.