Хранительницы Тибая

      Ри осторожно ступала по мостовой Нового кладбища Треттов, глядя на тревожные отблески зеленых огней в уличных фонарях. Окна высящихся вокруг зданий взирали на нее, словно темные провалы глазниц мертвецов, что лежали там, внутри, за этими обветшалыми стенами.       Когда-то эти дома принадлежали живым, но страшное проклятие, поразившее этот район Тибая, изгнало прочь тех, кому посчастливилось выжить. Ри отлично помнила тяжелый сладковатый смрад, которым тянуло из домов. Помнила мертвецов, лежащих прямо на улицах, а потом поднимающихся, затем, чтобы нести проклятие еще живым. Помнила и тысячи голосов, шепчущих в тенях и окнах вокруг.       Солдаты и полицейские жгли поднявшихся; беженцы, поняв, что не могут выбраться из карантина, помогали, прекрасно осознавая — это их единственный шанс выжить и уйти прочь, когда все закончится; а две драконицы вселяли во всех них надежду. Пока одна отгоняла проклятие от мест, где оставались живые, другая изгоняла его из тех, кому еще посчастливилось таким быть. Потом...       Потом выжившие отказались возвращаться в дома, где по ночам вставали тени мертвецов, а бесплотные голоса настойчиво вплетались в сны. Их можно было понять, поэтому власти не стали настаивать. Вместо этого дома превратили в склепы, и скованные цепями мертвецы остались лежать в установленных там гробах. И год за годом Ри временами обходила эти кварталы, стараясь услышать скрежет ногтей по камню и звяканье цепей. В этом случае она поднималась по сколотым ступеням, искала нужную комнату и, открыв крышку гроба, заливала содержимое драконьим пламенем. После чего клала крышку на место, отлично зная, что обитатель гроба больше никогда не побеспокоит живых.       Но сейчас она услышала совершенно другое.       Мерные, чуть пришаркивающие шаги, звук которых доносил до нее ветер с Длинной улицы, ведущей к этой части бывших окраин Тибая. Сев на хвост под ближайшим фонарем, Ри решила подождать гостей... Или гостя? И правда, вскоре вдалеке показалась одинокая ссутулившаяся фигура, медленно бредущая по единственной дороге. Ри сощурилась. Зеленый свет искажал зрение, но она и не видя чуяла: гость был интересен хотя бы тем, что не являлся очередным умертвием.       Когда не замечавший ничего вокруг человек подошел на расстояние в десять шагов, Ри наклонила морду набок и тихо рыкнула. Человек встрепенулся, поднял голову, щурясь на свет, и хрипло спросил:       — Тюремщица мертвых Ри?       — Рада видеть вас этой ночью, — ответила она. — Не ожидала встретить кого-то в одиночестве на Новом кладбище Треттов.       Человек закашлялся, и драконица тактично подождала, давая ему время прийти в себя. Но прежде чем заговорить снова, он попытался отвесить неуклюжий поклон — и чуть не упал, едва удержавшись на ногах.       — Меня зовут Мор. Говорят, здесь обитает целительница Гру... И это самая короткая дорога к Теплому Углю, что в Больнице Малых Слез?       — Следуйте за мной, — холодно отозвалась Ри и, не дожидаясь ответа, первой пошла в нужном направлении.       За ее спиной тут же раздалось шарканье. Что бы с ним не происходило, Мор явно старался не отставать, хотя его тяжелое хриплое дыхание отражалось от мертвых стен, а шаги разносились на целый квартал. Принимая это во внимание, Ри шла неторопливо: путь предстоял неблизкий.       Им нужно было пройти половину квартала, прежде чем очутиться на площади Летучей Мыши, где когда-то остановили распространение проклятия, самым простым и действенным способом: огнем. Сейчас мостовая в центре этой площади просела, там разлилось небольшое озеро, в черной воде которого отражались зеленые отблески кладбищенских фонарей, перемешиваясь с яркими искрами звезд и живым теплым светом из окон Больницы Малых Слез. Обгорелый фасад приемного покоя, обращенный к погибшему району, потихоньку ветшал и развалился бы совсем, если бы одна черная драконица не облюбовала его под свои посиделки. Тогда-то его и прозвали Теплым Углем.       Ри обогнула озеро и, подойдя к небольшому колоколу с изображением летучей мыши, закрепленному на каменном столбе, качнула его лапой, с удовольствием вслушавшись в прокатившийся над водой гулкий звон, который не звучал тут, наверное, уже больше сотни лет.       За ее спиной наконец-то получивший передышку Мор зашелся в глухом надсадном кашле, потом его вырвало, и он, из последних сил отойдя на пару шагов, рухнул на брусчатку.       И в тот же момент сверху спланировала черная драконица, словно отделившись от ночного неба. Колокольчики на ее хвосте и шее глухо звякнули, когда она приземлилась и, низко наклонив голову, тихо зарычала на свою старую противницу.       — Р-р-ри... — протянула Гру и провела когтями по обугленной и давно поросшей травой брусчатке. — У тебя хватает наглости вызывать меня с помощью колокола?       — Я лишь помогла с зовом этому человеку, — Ри кивнула на лежащего. — Мне кажется, он по твоей части, Гру. Впрочем, если подождешь еще немного — будет уже по моей.       Раздраженно рыкнув, Гру быстро подошла к потерявшему сознание Мору и наклонила морду. Некоторое время она вслушивалась в его дыхание, втягивала ноздрями запах, ловя тепло тела. Острое зрение позволяло разглядеть все: от цвета кожи до ее состояния, а отчаянные удары сердца были бы слышны и кому с менее тонким слухом.       — Ждите здесь, — наконец сказала Гру, выпрямившись. — Я скоро буду.       — Хорошо, — безразлично отозвалась Ри, сев на хвост подле Мора.       Она задумчиво глядела вслед Гру, скрывшейся в Теплом Угле. Черная драконица так раздраженно помахивала кончиком хвоста, что колокольчик на нем скорее дребезжал, чем звенел, и этот звук слышался даже снаружи. Тон Ри, ее поведение в целом — все явно задело Гру, но Ри отлично понимала, что именно сейчас та не сможет уйти и оставить пациента, даже если этому человеку оставалось жить совсем немного. Дыхание Мора как раз немного выровнялось: похоже, потеря сознания перешла в сон. Наверное, это хорошо. Ри не знала точно, она никогда не была лекарем. Зато она прекрасно знала: расчет оказался верен, потому что Гру все-таки вышла из дверей Теплого Угля.       Драконица несла на спине длинный сверток, в пасти покачивалась увесистая даже на вид корзина. Подойдя, Гру поставила ее на землю, аккуратно сняла со спины сверток и развернула. Это оказался вытертый множеством ног ковер, который обычно лежал в передней Теплого Угля. В него была завернута стойка капельницы, которую Гру невозмутимо поставила на потрепанный ворс и принялась наливать в закрепленные на ней бутыли какие-то зелья, вытащенные из корзины. Окончив с этим, она посмотрела на Ри и неожиданно попросила:       — Поможешь мне? Ему нужно лежать на ковре.       — Хорошо. Но почему ты не позвала докторов и учеников?       Они вдвоем подхватили Мора передними лапами и, расправив крылья и балансируя хвостами, перенесли его на ковер, уложив рядом с капельницей.       — Потому что они ему уже не помогут, — Гру сорвала с Мора камзол и разодрала рубашку, оставив нетронутыми сапоги и штаны, после чего несколько раз с силой провела лапой с растопыренными когтями, начертив на его коже продольные линии, а затем и поперечные, превратив грудь и живот в кровавую шахматную клетку. Мор тихо застонал, но не проснулся, только частые капли крови потекли на ковер.       — А то, что я делаю, законно только с точки зрения моих клятв, — закончила Гру.       — Становится все интересней. И, так понимаю, я все еще нужна тебе? — Ри наклонила голову набок, следя за развитием событий.       Гру кивнула и, взяв из корзины полотняный мешочек, вынула оттуда выточенную из кости человеческую фигурку и установила на расчерченную грудь. Та словно приклеилась к коже, не падая ни вправо, ни влево. Убедившись, что все идет, как надо, Гру отложила мешочек, протерла руку Мора обеззараживающим раствором, ловко вставила иглу капельницы в вену и лишь после этого посмотрела на Ри.       — Твоя очередь, — сказала Гру, протянув ей мешочек. — Достань фигурку и установи, куда заблагорассудится.       — Хорошо, — Ри запустила лапу в мешочек, достала оттуда фигурку белой драконицы, с любопытством рассмотрела и, подумав, поставила на живот, многим ниже первой фигурки. — Похожа на меня.       Гру не ответила и достала следующую. Она удивительно походила на черную драконицу, и Гру поставила фигурку как можно дальше от ее белой копии, ближе к шее.       Две драконицы по очереди расставляли фигуры на груди тяжело дышащего человека, пока мешочек не опустел. Тогда Гру подтянула поближе корзинку и вынула из нее две бутыли вина, свиной окорок и небольшую лампаду, с щелчком зажегшуюся от удара встроенного кремня. Поставив ее на опустевшую корзинку, чтобы теплый живой свет освещал их импровизированное поле, Гру удобно устроилась с одной стороны ковра, а Ри подумав, полулегла с другой.       — Мы на пикнике? — уточнила она. — Но тогда я замечу: делать игровую доску из пациента не лучший вариант и действительно незаконно.       — Мертвые не рассказывали тебе об этом? — усмехнулась Гру, протягивая бутыль. — Об исцелении?       Ри дернула хвостом, отчего бубенцы тихо звякнули, и невольно улыбнулась, принимая вино.       — Видишь ли... Обычно мертвецы помнят лишь о неудачном лечении и редко хотят о нем говорить, — пояснила она. — А если же лечение было удачным, то оно, опять же, не особенно их интересует.       — Ясно, — коротко кивнула Гру, резко посерьезнев. — Тогда слушай внимательно. Нам предстоит сыграть с ним в игру... — она замялась, подбирая слова.       Ри не подгоняла ее. Куда интересней оказалось смотреть на Мора — вот уж кому явно не до каких-либо игр. Ему что-то снилось, и сны эти вряд ли были добрыми, резко очерченное тенями лицо мужчины страдальчески кривилось.       — Мне кажется, он не сможет переставлять фишки, — наконец сказала Ри. — Да и правил игры может не знать.       — Ему и не надо, — проворчала Гру. — Ладно, слушай. Каждый раз в этом мешочке разное число фишек, и каждый раз они разные, с разными свойствами.       Ри медленно кивнула: она слышала о таком. «Разные, с разными свойствами» — это означало, что фишки сотканы из чего-то, что реально лишь в определенных условиях. Например, в солнечном свете такие вещи могли сгореть, а меч, пронзивший чью-то грудь, неожиданно истаять, не оставив ран. Иногда дело могло быть даже не в самих фишках, а мешочке, постоянно их тасующем или отдающим по каким-то одному ему ведомым правилам. Подобные вещи встречались редко даже в Тибае, и потому Ри не бралась строить догадки.       — Каждая фишка, — продолжала Гру, — это судьба. Вернее ее элемент. И фишка сама будет давать передвигать себя лишь на определенно число клеток и лишь в определенном направлении.       — Как мы поймем, что игра закончена и кто победил?       Но Гру лишь дернула хвостом. В темноте жалобно звякнул колокольчик.       — Каждый раз по-разному. Может, он очнется, и фишки ссыплются с него? Может, они превратятся в прах или тени? Может, он умрет? А может, сам снимет их с себя?..       — Тогда, — Ри кивнула на своеобразную игральную доску. — Чей ход?       Гру сделала приглашающей жест, и Ри начала старательно выбирать с чего начать.       В этом всем чувствовался подвох. Конечно, Гру не могла осознанно привести в ловушку, она не могла даже умолчать о ситуации, в которой Ри что-то грозило. Ри это знала хотя бы потому, что и сама была бы обязана не только предупредить давнюю противницу о возможном губительном решении, но и в меру сил попытаться помешать совершить его. Но, с другой стороны, Гру вполне могла выставить ее на посмешище. Почему бы и нет? Подумав, Ри откинула эту мысль. Плохая тюремщица мертвых не сможет правильно заручиться уважением горожан, а значит, не сможет исполнять свои обязанности. Вредить ее репутации — значило вредить городу. Что же тогда? Свойства фигур?       — Гру, — Ри провела подушечкой пальца по руке Мора. — А что за свойства у этих фигур?       — Коснись и поймешь, — ответила та и со вздохом и даже злобой добавила, видя как на ладони терзания Ри: — Я не могу повредить ни тебе, ни твоей репутации, ни твоему здоровью. И соврать не могу. Просто про фигуры весьма трудно объяснить. Можно только почувствовать.       Ри кивнула и положила подушечку пальца на изображение собаки. И внезапно словно наяву почуяла запах псины и услышала отдаленный лай и удары когтей по брусчатке. Казалось, под пальцем перекатываются мышцы могучего тела, а коготь зарылся в жесткую густую шерсть. Пес охотился. Пес догонял. Пес просил пустить его по следу, и Ри уже знала, куда.       Она передвинула фигурку, подталкивая в нужном направлении и, оставляя кровавую дорожку, пес пересек линии, сместившись на две клетки. Теперь он стоял совсем близко с другой фигурой в виде странно гротескного дома. Оттуда пахло бумагой и чем-то знакомым. Стены дома уходили вверх, закрывая звезды, и пес глухо рычал, чуя след. Ри вздрогнула, тряхнув головой: казалось, это она очень долго простояла подле дома — хотя точно знала, что никуда отсюда не уходила!       — Собака... Пес... Ищейка... Идет к дому, где его ждут, — Гру покачала головой, комментируя ее ход. — Я даже не знаю, хорошо это или плохо.       — Твой ход? — хрипло предложила Ри. — Может, вы с ним еще подружитесь?       Гру коснулась фигурки в виде небольшого кораблика и чуть не зашипела от боли. Кровь и страдания. Ее словно обожгло пламенем, а из-под чешуек на пальце выступила пара капель крови. Корабль нес смерть, совершенно не считаясь ни с чем и ни с кем. Даже приказы он готовился исполнять лишь для того, чтобы бесконечная резня имела под собой хоть некое основание.       Гру в раздражении оттолкнула фигурку и поняла, что сделала ход.       Воды озера в центре площади всколыхнулись и закипели, словно в перегретом котелке. Безумные звезды плясали по поверхности, не желая пропадать средь пены, а из глубины лезли щупальца кракена. Гру выдохнула и невольно зарычала, прогоняя навязчивое наваждение, в этот раз пробывшее с ней дольше обычного. Вдохнув, она облизала окровавленную лапу, одновременно заставляя раны закрыться.       Ри молча открыла бутылку с вином и, отхлебнув сама, протянула своей противнице. Благодарно рыкнув, Гру сделала большой глоток. Теперь они были готовы к дальнейшей игре.       Недолго думая, Ри коснулась фигурки с изображением солдата. Холод стали и старой кожи. Путь на грани, приведший на пару клеток выше. Казалось, это она только что сражалась меж темных стволов деревьев без надежды на спасение и победу.       Гру досталась уже использовавшаяся фигурка здания, и драконица чуть завалилась не на бок, придавив крыло, когда вокруг заклубились тени воспоминаний и множества судеб, прошедших через его стены. Три клетки вправо.       Тени ходили хороводом вокруг ковра. Звезды множеством недобрых светящихся глаз наблюдали за игрой с неба. Что-то колыхалось под поверхностью воды, тянулось из внезапно разверзшейся черной бездны. Игра продолжалась. Пару раз драконицы прерывались на ветчину и вино, но игра звала их, не давая хоть немного поднабраться сил.       В какой-то момент Ри поняла, что она не идет куда-то, а просто двигает собственную фигурку. Дойдя до маленькой фигурки Гру, белая костяная драконица изменилась, переплелась с нею в новой форме. Ри смотрела на подобные метаморфозы со спокойной мордой: это было уже не важно. Многие фигурки сливались и изменялись, распадались на несколько, иногда словно появляясь ниоткуда. Обе драконицы чувствовали, как ветер, обретая плоть, пытался управлять их лапами; в ушах звенело от смеха и криков сотен голосов. Они старались не обращать внимания ни на первое, ни на второе. Важна была только игра. Не освещенные зелеными фонарями улицы с домами, полными мертвецов; не стоны давно ушедших больных из палат Больницы Малых Слез; не бурлящая поверхность ночного озера, в которой отражалось пламя стоящего до небес пожара. Важна только игра на расчерченном окровавленными клетками теле.       Внезапно все кончилось.       Фигурки распались, став черной дымкой, которую снес в сторону ветер, а кровавые полосы клеток на груди Мора мгновенно зажили. Не осталось даже пятен крови на ковре. Игра была окончена. Вот только — для дракониц. Но не для самого Мора.       Его тело неожиданно выгнулось, ломаясь. Затрещали кости, изменилась форма ног, дрогнули пальцы и заострились, становясь толще, ногти, начиная превращаться в когти. Вытягиваясь, менялся череп, зубы белели в обнажившихся деснах, становясь все крупнее. По обнаженной коже прошла волна, окрашивая ее в буроватый цвет: это стремительно росла густая волчья шерсть.       Тихо рыкнув, оборотень открыл глаза.       Гру как ни в чем не бывало отсоединила капельницу, а Ри протянула Мору недопитую бутыль.       — За твое рождение, Мор, — сказала она. — Новое рождение.       — Ч-хто... Со... Мной? — говорить нечеловеческой пастью было трудно, поэтому Мору приходилось цедить по одному слову. — Спасибо...       Он взял бутыль и жадно приложился к ней. Вино потекло из распахнутой волчьей пасти, бурыми потеками пятная шерсть на груди. Но что-то все-таки попало в горло, Мор шумно сглотнул, потом принюхался, подобрал с ковра оставшуюся от ветчины кость и, не побрезговав, начал с удовольствием грызть ее.       — Возьми, — Гру наклонилась к корзине и дала ему припасенный кусок ветчины, на который Мор буквально набросился, выкинув недогрызенную кость в темноту.       Драконицы не мешали ему есть, понимая, что сейчас пытаться разговорить впервые перекинувшегося оборотня бесполезно. Зашевелились они, только когда он в последний раз сглотнул, безотчетным движением облизав пахнущие мясом пальцы.       — Ты оборотень, Мор, — пояснила Гру. — Чтобы спасти, я перелила тебе немного порченной сыворотки, сделанной из крови зараженного.       Мор замер, прижав уши. По морде было видно, что он напряженно размышляет — что для едва принявшего новую суть было сродни подвигу.       — Но... Почему я обр-ратился сразу? — наконец спросил он. — Ведь это тр-ребует вр-ремени?       Ри покачала головой.       — Потому, Мор, что у тебя его не было. Ты умирал. И был практически мертв, когда мы принялись за тебя.       — Но... Как? — упрямо повторил он. — Я... Видел сны. Места и города. Людей и не только. Казалось, прожил множество жизней за раз. Я видел вас... И...       Драконицы переглянулись, и Ри кивнула Гру. После чего та, невольно ударив хвостом по брусчатке, повернулась к Мору.       — Это была игра Дорфи. Мы играли в нее на твоей коже и твоей крови под светом звезд и огня лампады. Твоя судьба должна была закончиться здесь. Единственный способ подпитать затухающий огонек жизни — насытить его обрывками непрожитых судеб, нерассказанных историй и чужих снов. Мы играли фишками, сплетенными из полуночного кошмара и свернувшейся крови. Мы двигали их, вплетая то, что могло быть, в то, что есть. Цель у игры была одна: заинтересовать саму судьбу. Уговорить ее принять еще одного человека.       — И она приняла, — закончила Ри. — Ты снова будешь жить, проживая то, что не должен был, тем, кем раньше не являлся.       Мор кивнул. Чем легко волкам: они могут не понимать человеческим умом, но чуяться звериным началом, чуять правдивость и глубинный смысл чужих снов. Вот и он еще не осознал до конца произошедшее, но уже принял, что это не во зло ему, и даже не во благо... Во спасение. В новую жизнь.       Ри поднялась. Больше тут нечего было делать, и она подала Мору его рваную рубашку и камзол которые он с трудом натянул на плечи, косясь на спокойно собирающих вещи дракониц.       Они исполнили его мечту, даровав то, во что он раньше не верил: исцеление. Это с одной стороны. С другой, Мор теперь не знал что и думать. Был ли он сам собой? Имел ли право на саму жизнь? Но зверь в нем отмахнулся от этих мыслей. Для зверя все просто: он был, он жил, и это — правда. О том, что будет дальше, должен рассказать грядущий день, до которого еще предстояло дожить. И человек в Море неожиданно согласился с этой простоватой звериной мудростью.       Тем временем обе драконицы снова стояли перед ним. Гру уже унесла ковер и корзину с капельницей, и теперь стояла подле Ри, как ее ожившая тень.       — Идем, Мор, — предложила Ри. — Мы поможем тебе найти свое место.       — Или ты можешь вернуться той дорогой, которой пришел сюда, — возразила ей Гру. — Тебя никто не осудит.       Мор перевел взгляд с одной на другую и... ухмыльнулся, показав волчьи клыки. Он прекрасно понимал: там, откуда он пришел, в таком виде его никто не ждал. Скорее наоборот. А если он нужен был этому месту... То готов был рискнуть.       — Ведите. На мне долг жизни.       — Хорошо, — хором сказали драконицы.       Все так же шагая бок обок, они повели его в полуразрушенный приемный покой и, пройдя его насквозь, попали внутрь Больницы Малых Слез. Здесь пахло травами, спертым воздухом и кровью — но здесь не было запаха отчаянья и смерти, присущего множеству других больниц. Виной тому была выбравшая это место своим домом Гру. Как Ри следила за пытающийся поднять голову нежитью, Гру следила за больными, по мере своих сил облегчая их выздоровление или уход. Но делала она и иное — и Мор не был первым мужчиной или женщиной, идущим по этому пути.       Обычно игра Дорфи велась меж Гру и кем-либо из ее учеников, кому нужно было постичь сложное ремесло лекаря. Вот только не все могли потянуть эту игру: она была опасна и для них, и для пациента. Так что, на самом деле Гру все решила сразу, едва увидев, кто и зачем звал ее звоном древнего колокола. Она сочла, что доверять честь игры кому-то, кроме приведшей чужака Ри, было бы просто оскорбительно.       Мору уже не требовалась помощь лекаря, и потому Гру шагала дальше, а Ри следовала рядом с ней светлой тенью. Миновав длинный коридор больницы, они вышли на улицу Старой Псарни. Воздух на ней и в самом деле пах будоражащим запахом зверя, а двери домов и подоконники распахнутых настежь окон были помечены царапинами множества разномастных когтей.       Здесь обитали оборотни и им подобные. Те, чья кровь делала их стойкими к болезням и проклятьям, а их суть — нежеланной для остальных жителей Тибая. Здесь они несли дозор, сдерживая уже один раз пытавшееся пройти по этому пути зло.       Озираясь по сторонам, Мор спешил за драконицами, жадно ловя запахи других оборотней и оборотниц, а зверь внутри него ликовал, понимая, что больше он не одинок. Человек одергивал его, человек понимал: время для знакомств будет позже, сначала — дело.       Драконицы вели его к улице Гнутой подковы, на углу которой высилось здание конюшни, место, где подкованные серебром и вспоенные кровью кони далеко не всегда ели зерно. Их конюхи носили черненые кольчуги и надевали коням шоры, прежде чем впрячь их в кареты. Шоры спасали кроваво-красные глаза коней от не слишком приятного для них солнечного света. Конечно, в содержании подобных тварей находились свои минусы... С другой стороны, они были сильны и выносливы, не боясь ни огня, ни боли, а в бою кусались бритвенно-острыми зубами и смеялись, словно люди, заходясь в гневном реве, если получали раны.       Вот только дорога Мора лежала вовсе не туда, пусть он и подозрительно принюхивался к странно пахнущему ветру. Просто именно рядом с конюшнями стояло здание управления полиции.       Пара констеблей, о чем-то разговаривающих на крыльце здания, по-звериному быстро повернулись к подошедшим драконицам, с любопытством глядя на идущего меж ними Мора. Тот не сразу понял, что перед ним две девушки в мужской форме, и невольно смутился своего внешнего вида, но секундой позже заметил во внимательно-насмешливых глазах проблеск волчьей желтизны и учуял пропитавший их форму запах. Эти констебли были такими же, как он.       Здесь брали в полицию... оборотней? Это не могло не вдохновлять, и Мор быстро поклонился, чуть не потеряв равновесие на непривычно длинных ногах. И констебли, спрятав улыбки, ответили ему тем же, отлично понимая, что новичок скоро пополнит их ряды.       Они отступили в стороны, и Мор толкнул створы дверей и первым вошел в коридор управления, не заметив, что теперь уже драконицы следуют за ним. Коридор вывел в малый зал ожидания. Мор невольно заозирался, принюхиваясь: здесь пахло множеством оборотней, а шкура у жарко полыхающего камина хранила запах Гру — наверняка та часто лежала там, ожидая пока подойдет кто-нибудь из полицейских, вызвавший лекаря по очередному срочному делу. Подобное было неизменно во многих городах, менялись лишь действующие лица.       Сейчас в зале присутствовал лишь констебль, что-то читающий в наскоро сшитом томе, одном из многих, лежавших на столе у стены. Заслышав звон колокольчиков и бубенцов дракониц, он обернулся.       — Сир, вы не могли бы доложить комиссару Харму, что к нему с визитом Ри и Гру? — поинтересовалась Ри. — И, боюсь, дело срочное.       — Какое же? — вежливо уточнил констебль, недоверчиво скользнув взглядом по Мору, который пока так и находился в зверином виде, как и многие оборотни поначалу не в силах сменить облик.       — Это Мор. Он недавно прибыл в Тибай с целью поправить здоровье, — взяла слово Гру. — Мы вылечили его, но из-за побочных эффектов этого лечения ему придется обратиться за трудоустройством к вам.       — Понятно, — кивнул констебль и захлопнул книгу. — Ожидайте.       Ри и Гру с довольным видом сели на хвосты. Подобный ответ значил, что сегодня комиссар Харм, глава полиции города Тибая, на месте, и им не придется идти до самой улицы Красных Лент, где высился принадлежащий ему дом. Комиссар вообще был сложной личностью. Когда-то он служил егерем Черного Леса, произраставшего на проклятых руинах давно погибшего города, и переназначение на пост в Тибае воспринимал не иначе как почетную пенсию в сонной и спокойной провинции. Поэтому договориться с ним порой было тяжело, а уж беспокоить не на работе, а дома...       Мор о подобных сложностях не подозревал, но все равно тревожился. Не находя себя места и не зная, что тут можно трогать, а что нет, он осторожно сел на скрипнувший стул для посетителей и постарался не слишком вертеть головой. Он нервничал, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, но это было сложно: да, он слышал слова Гру, но... Неужели все так просто? Прийти и попроситься на работу в полицию? Вот только спрашивать о таком не стоило, хотя бы из-за очень чуткого слуха оборотней. Впрочем, и ожидание было недолгим.       Уже через несколько минут все трое повернули головы к внутренней двери, из-за которой слышались приближающиеся уверенные шаги комиссара. Их можно было узнать безошибочно: комиссар до сих пор ходил в тяжелых подкованных сапогах, отвыкнуть от которых не смог даже на новой службе. Дверь резко распахнулась, грохнув по стене, и комиссар Харм появился во всем своем великолепии, как обычно одетый в вычищенную форму простого констебля, но без шлема, из-за чего копна длинных седых волос гривой спадала ему на плечи.       — Приятного вечера, — сухо поздоровался он. — Это и есть ваш новый рекрут?       — Мор... Просто Мор. Я рад видеть вас, — Мор замолчал, оборвав себя, потому что понял: с нервов может начать говорить много, быстро и лишнего.       Комиссар Харм некоторое время смотрел на него внимательным тяжелым взглядом. Немногим оборотням удавалось контролировать себя в первые часы после превращения. А то, что у Мора они первые, становилось ясно, стоило взглянуть на натянувшиеся и местами разошедшиеся по шву штаны. Подобное поведение было хорошим признаком. Мор не пришел в ярость или не утонул в собственных страхах. И то, и то считалось обыденным, как внешнее проявление борьбы человека и зверя.       Понимал комиссар Харм и другое: подобное спокойствие означало, что Мор не жертва укуса, наложившегося на природную склонность и желание пойти по пути оборотничества. Не был он и рожден в союзе оборотней, слишком неловко держался для того, кому превращения привычны с малых лет. А значит, ответ один: данный конкретный оборотень был обращен вследствие манипуляций двух дракониц.       Комиссар Харм с легкой ненавистью посмотрел на Гру.       — Игра Дорфи? — хрипло спросил он. — Опять?       — Я спасала ему жизнь, — рыкнула Гру. — И ты не хуже меня знаешь, в каких случаях я ее применяю.       Харм ударил по столу, отчего тома с делами подпрыгнули, а крепкое дерево затрещало.       — А что бывает с ними после?! Ты ведь знаешь, что ни у одного из них не будет своей смерти?       — Вы мне отказываете? — уточнил Мор. — Сир, я был солдатом, и...       Харм перевел взгляд на него.       — Тогда, младший констебль, направляйтесь за эти двери и скажите что вы рекрут по имени Мор, одобренный комиссаром Хармом, — он снова посмотрел на дракониц. — И если ты думаешь, что можешь благодарить их за спасение, то сильно заблуждаешься. Но тут твоей вины нет.       — Да, сир. Конечно, сир. Не буду, сир, — Мор поспешно встал и направился к внутренней двери.       Харм подождал, пока он покинет зал, после чего со вздохом сел на один из стульев. От него несло злобой и какой-то усталостью.       — Что я должен знать? Что ты приплела к его жизни, ведьма?       — Что приплели мы... Сир, — покачала головой Ри. — Зачем вам это знать?       На секунду ей показалось: сейчас комиссар не выдержит и перекинется в волка. Но он все-таки сдержался, вместо этого заговорив, и голос его походил на отрывистый лай.       — Одна девушка после вашего «спасения» стала поэтессой, хотя до этого ничего не понимала в стихах, и родила двойню. После ее три раза било молнией, из-за чего случались большие пожары. Другой обрел талант предвиденья. Он может почуять чужую смерть за несколько дней, когда та станет неотвратимой. Теперь бедняга предпочитает работать в одиночестве.       Но дракониц это не впечатлило.       — В судьбе Мора оказались замешаны мы, — мрачно бросила Гру. — И поэтому мы, с вашего позволения, не будет раскрывать подробней.       Капитан Харм тихо зарычал, потом резко встал, опрокинув стул.       — Я так понимаю, у вас есть срочные дела? Удачной дороги.       — Спасибо, сир, — хором ответили драконицы. Разговор был окончен.       Они молча вышли наружу, спустились по опустевшему крыльцу управления.       Слияние их фигурок в одну означало переплетение судеб, еще более плотное, чем сейчас. Что-то, что приведет к моменту, который навсегда решит вопрос страшных уз клятв и ненависти, столетиями держащих их прикованными друг к другу. Встреча, которая стянет все в единый узел, влияющий на многие судьбы разом. Это мог быть и смертельный поединок, и...       Драконицы остановились посреди улицы, глядя друг на друга.       Что бы ни должно было произойти, оно случится довольно скоро.       — Те фигурки, — наконец спросила Ри в надежде, что Гру как более опытная увидела немного больше. — Ты знаешь, что они означают?       — Близость. Смертельную для нас обеих, если это поединок. Или... Какую-то другую. Которая так же изменит положение вещей.       Драконицы застыли, рассматривая друг друга.       Любопытство. Надежда и интерес. Они не знали, через что может прийти освобождение, и боялись спугнуть эту робкую, словно бабочку, надежду. Не говоря более ничего, они расправили крылья и взлетели, направляясь в разные стороны и мучаясь смутными предположениями.