Как приручить белого кота?

      POV Хенвона       Меня переполняют абсолютно разные эмоции и чувства, такие противоречивые — и всеми командует Хосок. Я же — отдаюсь моменту, полностью вверяя себя в сильные руки любимого человека. Это первый раз, когда кто-то видит меня полностью оголенным — и телом, и душой. Это первый раз, когда ощущаю любовь каждой клеточкой, передаваемую с очередным нежным прикосновением губ, легким касанием пальцев.       Хосок, кажется, жаждет перейти сразу к решительным действиям, но не позволяет себе сорваться, и я ему благодарен, поскольку для меня слишком волнительно все, что происходит, ведь — в новинку. Обожаю аромат, исходящий от Шина — я вновь дышу, и уже не вещами в его квартире, а действительно им самим, оживая.       Зарываясь в волосы пальцами и делая шумный вдох, ощущаю, как пантера исчезает, опускаясь все ниже и ниже, покрывая шею и грудь поцелуями, начиная поглаживать бедра. Более напористые действия, но не менее заводящие — очередные новые ощущения. Ох, и много же я узнаю в эту ночь…       От того, как внезапно и возбуждающе ведет языком по соскам, у меня ушки встают, и сразу прижимаю их с невольным стоном, когда, заметив реакцию, возвращается, вбирая в рот и начиная посасывать, покручивать, сжимать и оттягивать пальцами. Меня даже выгибает от приятных ощущений, и леопард, явно довольный результатом, целует пупок.       Член касается широкой шеи, на которой вздулись венки, и я пачкаю предэякулятом кожу, чувствуя, как лицо совсем краснеет от смущения. Хосока ничто не смущает, но нутром чую, как мужчине хочется, чтобы я наконец-то расслабился, пусть мы оба знаем, что все действия ведут к тому, что мне будет наутро очень тяжело просто подняться. — Я люблю тебя, — теплый шепот, губы вновь на моих, и Шин переворачивает на себя, стягивая домашние штаны, помогаю ногой избавиться от них совсем.       Теперь мне ощутимее его «любовь», от чего скоро пар из ушей пойдет. Кажется, я горю, а любимый не собирается сбавлять температуру — только повышать. Мы целуемся так жадно, будто от интенсивности зависит наша жизнь. Зато это расслабляет, позволяет раствориться в объятиях, чувствовать приятный массаж ягодиц и трение фаллосов друг о друга.       Сперва меня отрезвляет аромат мяты, появление которого я пропустил. Собственно, момент, когда оказался на боку — тоже. Перебросив мою ногу через свою, Хосок начинает размазывать прохладный лубрикант, от чего непроизвольно сжимаюсь, пытаясь закрыться, вернув ногу на место. Не удается, ладонь требовательно ласкает бедро у колена и ведет до самого верха, касаясь мошонки. — Жалобный взгляд не поможет, я же сказал, что не остановлюсь уже, — целует в лоб, улыбаясь. По взгляду вижу, что сам переживает, — дай мне тебя подготовить, тогда все пройдет хорошо… — и продолжает так властно, что если бы стоял, точно коленки бы подкосились: — сопротивление бесполезно и болезненно, — кусает за ухо, а у меня возбуждение от этого голоса отзывается тянущим чувством внизу живота.       Именно. Я полностью принадлежу Хосоку, и отдам себя целиком.       Дышу прерывисто в шею, целуя, потираясь носом, оставляя иногда легкие укусы. Иногда — это когда Шин добавляет палец, разрабатывая колечко, так и не расслабленных, мышц, или же проникает так глубоко, что странно от ощущений. И все же находит ее — точку, при контакте с которой у меня даже лежа колени и правда подкашиваются, я весь обмякаю в объятии руки, что просунул под меня, равномерно гладя спину. Эти успокаивающие движения правда помогают. Мне спокойнее от того, что, чувствуя его желание обладать мной, Хосок все-таки не забывает быть нежным. Именно потому я влюбился, этим и был пленен — заботой.       Пока я отхожу от эффекта прикосновения к простате, Шин целует — медленно, вальяжно контактируя с моим языком, проходясь по губам — и добавляет еще геля, продолжая растягивать тремя пальцами, раздвигая стенки и вызывая дикое желание, чтобы заполнил уже собой.       Руки сильнее сжимают меня, чтобы перевернуть, прижимаюсь к груди, а ладони давят на плечи, вынуждая выпрямиться. Под своим членом ощущаю чужой — и это дико возбуждает, но в то же время мне стыдно в такой открытой позе, стесняюсь и прижимаю ушки к голове.       Теплый красный взгляд. Ладони вычерчивают линию талии, опускаясь ниже, приподнимая бедра. Прикусанные губы у обоих. Утро проникает с бледными лучами, оставляя полоску света на рельефном животе возлюбленного. Я же хотел соблазнить Хосока еще в машине в горах, так что сейчас так себя веду? Время отдаться нашим чувствам.       Время отдать себя.       Склоняюсь за поцелуем, делая его коротким, хотя Шин был готов к тому, что мне нужны долгие прелюдии и сейчас, чтобы решиться. Однако, прикоснувшись к любимым губам, успев вдохнуть его аромат, кладу ладонь на возбужденную плоть, поглаживая, привыкая. Для меня даже такая близость была ранее недоступна.       Раньше       То, как Хосок запрокидывает голову назад на подушки в то время, как я насаживаюсь на член, заставляет меня расслабиться. Тот факт, что я — девственник, все-таки смущает, и кажется будто из-за отсутствия опыта не смогу доставить необходимые ощущения. Неподдельное удовольствие, что вижу на лице Шина, и то как вылезают милейшие черные ушки и хвост убеждает — ему хорошо со мной.       Хвост же мгновенно оплетает талию, помогая держать равновесие, ведь ноги трясутся с непривычки. Я совсем забыл об особенности леопардов, пусть Синго и предупреждал — размер члена увеличивается от возбуждения уже внутри, пока он не кончит — физически не сможет выйти из-за набухшей головки. Тяжело, пусть Хосок не жалел лубриканта, мне так много всех ощущений, что срываюсь на хриплые стоны и всхлипы.       Влажно — гель вытекает, когда приподнимаюсь, чувствуя упирающуюся головку, но так и не покидающую мое тело. Кончик чужого хвоста возбуждающе щекочет сосок, а ладонь Шина наконец-то накрывает мой фаллос, от чего невольно активнее начинаю подмахивать бедрами.       Хосок рычит и начинает наблюдать, а у меня от пристального взгляда какие-то странные замашки появляются: упираюсь пальцами в живот и откидываюсь назад, зная, что меня поддерживает черный хвост и то как он красиво контрастирует с моей белой кожей.        Пусть смотрит.       Хочу, чтобы видел всего — с оставленными им засосами, затвердевшими от возбуждения сосками и членом, что немного обмяк от боли, но вновь встаёт от его прикосновений.       Надеюсь, протяжное «Хосок», смешанное порой даже со вскриками, ласкает слух. Я чувствую себя настолько открыто, что подобная уязвимость начинает действительно нравиться. И даже как при каждом вхождении до упора касаюсь кожи паха мошонкой. Любой контакт — сокровенный.       Лишь начинаю привыкать, а уже оказываюсь под ним, наконец-то немного расслабляясь, ощущая мягкую поверхность. Хосок входит полностью и, устроив бедра на талии, тянется за поцелуем, который с удовольствием ему дарю, затем пропадая — два-три глубоких резких движения с попаданием по простате, и я тону в собственных же стонах, ощущая, что нас обоих накрывает оргазм.       Шин даже после оставляет сотни нежных поцелуев на коленках, бедрах, животе и груди, плечах и шее, доходя до подбородка и расслабляя мои сжатые от боли губы. Несмотря на неприятные ощущения, я испытал оргазм. Это невозможно сравнить с тем, что получаешь при онанизме, и сейчас осознаю, как через припухлое колечко мышц тонкой струйкой вытекает сперма возлюбленного. — Прости за то, что заставил плакать, — накрывает свободным краем одеяла и гладит плечи, оставаясь нависать надо мной. Лишь мотаю головой за неимением сил на большее, даже телепатию. Невозможно мыслить после такого. — Подожди немного, я сейчас вернусь, — целует в щеку и отстраняется, пока я, прикрыв глаза, пытаюсь осознать свое состояние.       Оно странное — и боль, и удовольствие, и ощущение еще большей любви к Хосоку — новой любви. Меня забирает сначала сон, только сейчас осознаю, что бодрствую вторые сутки, а это совсем не дело для кота! Еще и с таким приключением на задницу… Затем забирает Шин, прямо в одеяле унося в ванную. Погружает в теплую воду, которая определенно расслабляет.       Пантера забирается следом, под меня, чтобы мог расположиться на сильной груди, умывает мне водой лицо и целует припухшие от слез веки. Жмусь, чувствуя единение такое, какое до этого никогда не испытывал. Через печаль, запреты, страх и боль — мы все прошли. — Хенвон, — водит носом в моих волосах и продолжает, явно улыбаясь: — без тебя бы я так и не узнал, что такое настоящая любовь. Ты тот, кто дарит мне подлинные чувства. — Я благодарен, Хосок, ведь… Ты, пусть и приручил меня, но даровал свободу, свободу чувств. — С днем рождения, — теплая улыбка, теплый взгляд карих… Видимо, мое беспокойство очевидно, — тоже карие, — чмокает в лоб, — можно сказать, что сегодня утро нашей любви, твое новое рождение. Ты знал, что цветы гиацинта… — … означают вечное перерождение и бессмертие? — Хосок очень удивляется моим познаниям, — а еще — верность и любовь. Это — мое лучшее рождение…

Жизнь, в которой всецело принадлежу тебе