удар приторной сладостью под дых.

      Тишина, обволакивающая маленькую, но оттого более уютную комнату Ким Тэхена, постепенно отступает, просачиваясь в неплотно закрытое окно. На улице уже начали ездить машины и лаять собаки, вторя приторным словам бабушек, выгуливающих их. Еще чуть-чуть и тишина совсем покинет его маленький дом, ведь до будильника осталось совсем ничего.       Три.       Два.       Один.       Резкая трель молнией врезается в виски омеги и заставляет его, застонав и ругаясь себе под нос, выпутаться из теплых объятий кроватки и упасть в тиски прохладного утра.       — Конечно, Ким Тэхен, ты ведь не догадался закрыть окно с вечера, — бубнит тот себе под нос, — не хватало еще заболеть, — продолжая все также бурчать, он останавливается напротив зеркала и придирчиво изучает свое лицо. Честно признаться, он надеялся увидеть хотя бы синяки под глазами из-за недосыпа, однако на его лице остался только слегка красноватый след от подушки, от которого уже через пятнадцать минут не будет и следа. Тяжело вздохнув и устало проведя рукой по лицу, он развернулся и зарылся с головой в шкаф, выискивая свои самые любимые (большие) вещи, в которых он, будто в коконе. Сам Тэхен уже в пятнадцать лет понял, что его внешность слишком привлекает внимание, и начал хоть как-то пытаться скрыть этот факт. Его темные глаза на солнце иногда отливали чем-то, похожим на темный мед, а запутавшиеся в его волосах солнечные лучи разжигали настоящий пожар. Телосложение уже от природы ему было дано суховатое, однако и занятия танцами сделали свое дело, оставив отпечаток в виде мышц, но даже это придавало ему особенную красоту. По росту он мог бы, пожалуй, сравняться с некоторыми альфами. К слову, это было, по мнению Тэхена, единственным стоящим его достоинством.       Резко замерев, Ким вылез из шкафа и с громким стоном присел на корточки, упираясь лбом в колени. Пошлым вечером он забыл постирать все то, что собирался надеть, занятый самобичеванием по поводу перевода. Решив пойти по пути наименьшего сопротивления, он, не глядя, вытащил из огромного количества шмоток, как оказалось позже, не самый лучший, но и не самый худший вариант: облегающие черные джинсы, длинную, до середины бедра, рубашку и черную куртку. Тяжело вздохнув, он оделся и, не забыв надеть очки, хоть как-то скрывающие его просто невероятные глаза, направился на кухню, мимоходом замечая, что времени на плотный завтрак у него уже не осталось. Придется, наскоро закинув в себя что-нибудь, голодать весь день.       На улице уже мало что напоминало о том, что еще два месяца назад была зима. На деревьях распустились редкие листочки, а солнце как-то особенно по-весеннему грело почти рыжий затылок Кима. В ушах — любимая музыка, на улице — замечательная погода, однако он продолжал хмуриться и пальцами сжимать ручку портфеля, прикусывая губу почти до крови. В его голове бешеным ураганом носились мысли, разбавленные страхами и сомнениями. Пустая улица постепенно стала расширяться и наполняться людьми. Вдали уже виднелось серое здание, являющееся местом заточения Кима ближайшие три года. Тяжело вздохнув, он сделал шаг, еще и еще, и уже более уверенно направился в неизвестность.       Мимо пробегали младшие ребята, норовя случайно задеть его. Тэхен весь сжался, что внутренне, что внешне, и в напряжении продолжил свой путь, пока в его спину не прилетел увесистый такой мячик: «баскетбольный, наверное,» — подумал Тэхен, ощущая острую боль в районе копчика, однако не останавливаясь и продолжая путь. Сзади слышались голоса так громко, что даже музыка в наушниках не была способна перекрыть их. Вздохнув, он убрал их в карман, ускоряясь и стараясь не хромать. Он ожидал чего угодно, но не того, что чей-то пусть и тонкий, но угрожающий голос вступиться за него.       — Вы что, совсем озверели, ублюдки? Вам делать нехуй? Так идите и выебете друг дурга раз так по двадцать, — вещал этот неизвестный, не щадя ничьи уши. Тэхен обернулся и в удивлении застыл, рассматривая омегу, стоящего в грозной позе и мечущего молнии глазами. Ким хотел было ответить что-то типа «да все в порядке», «ничего не случилось», но гнев незнакомца обратился уже в его сторону.       — А ты че встал? Тебя отец не учил отпор таким долбаебам давать? — Тэ дернулся, как от пощечины, и, не говоря ни слова, развернулся и стремительно начал удаляться от места происшествия. Отец — больная тема для Кима. Он умер всего три года назад, не вернувшись со службы. В городе, где они жили ранее, завелся какой-то опасный преступник, которого ловили всеми отделами полиции, однако погиб именно его отец. Казалось, со смертью Кима-старшего умер и сам Тэхен. С тех пор он постоянно меняет места своего обитания, потому что его папа с головой ушел в работу, стараясь забыться. Ким был не против такого развития событий, ведь всеми этими однообразными сценариями сам хоть как-то отвлекался и разбавлял свою жизнь. У него никогда не было настоящих друзей, и к общению в целом он относился спокойно — переезды выработали своеобразное умение быть одиноким.       За своими размышлениями он поднялся по явно холодным ступеням и оказался окутан прохладой своеобразной тюрьмы. У него было его личное расписание, где прописаны все кабинеты и учителя, но не было понятия, где расположены все эти кабинеты и учителя. Сдув прядь упавшую на глаза, Тэхен, возведя очи к небу, направился к широкой лестнице, по которой во все стороны сновали ребята из разных классов. Насколько он успел заметить из беглого осмотра, здание не делится на корпусы и имеет только три этажа, так что найти нужную аудиторию ему будет не так сложно. Преодолев мраморные ступени, пролет и еще один ряд ступеней, он вошел в большой, залитый солнечным светом коридор, где было слишком много людей. Запахи омег и альф привычно ударили молотом по его обонянию, от чего Тэхен слегка пошатнулся.       Двери были расположены по правую руку от Кима и на каждой их них был прибит свой номер. Посмотрев на часы, Тэхен с удовлетворением заметил, что до урока еще достаточно времени и можно не торопиться. Держась ближе к стене, омега внимательно вглядывался в витые цифры, выискивая аудиторию 24. Спустя примерно середину коридора он наконец остановился и, тяжело втянув носом воздух, вошел в класс, бегло оценил свободные парты и, заметив свободное место в дальнем углу класса, направился туда. Игнорируя множество заинтересованных взглядов, Ким отвернулся к окну и подпер щеку рукой, наблюдая за тем, как ветер колышет только появившиеся листочки. Наверное, хорошо быть деревом или ветром. Ты прекрасно знаешь, что будет завтра, через год, ведь в природе все периодично и постоянно. Краем уха он улавливает что-то вроде «эй, новенький», обращенное, кажется, к нему. Предпочтя проигнорировать, омега даже бровью не ведет и уже морально готовиться к дальнейшим разборкам, ведь так было всегда, каждый раз, но его спасанием становится звонок и громкий удар чего-то об учительский стол. Тэхен вздрагивает, ищет источник шума и снова вздрагивает, недоуменно распахивая глаза. «Показалось или нет?» — все, о чем может думать омега, даже не замечая, что место рядом с ним занимает кто-то незнакомый.       — Кажется, у нас новенький, — такой знакомый голос, от которого по телу Тэ начинают толпами бегать мурашки. — Некий Ким Тэхен, — продолжает самый главный кошмар Кима и смотрит прямо ему в глаза, улыбаясь этой своей фирменной улыбочкой, которая заставляет все внутри перевернуться и сжаться в огромный комок из нервов. На негнущихся ногах он подходит к столу и, скорее на автомате, по привычке, чем осознанно, Ким кланяется и представляется, неся чушь вроде «прошу, позаботьтесь обо мне» или «надеюсь, мы станем хорошими друзьями», а сам тем временем думает, как же его так угораздило. Чем-то внутренним, не слухом, он слышит ответ «учителя», крошащий что-то внутри него на множество мелких частиц:       — Приятно познакомиться, я классный руководить. Мое имя Мин Юнги.       Мир падает, а в глазах красные пятна пляшут, превращая общую картину мира во что-то смазанное и неразборчивое, а в голове это «Мин Юнги» по буквам и таким родным голосом. Губы начинают дрожать, а слезы готовы вот-вот сорваться с его ресниц, но он титаническим усилием выдавливает из себя улыбку и отвлекается на попытку запомнить имена своих новых одноклассников. Когда очередь доходит до парты, за которой сидит он сам, Ким снова вздрагивает (что-то слишком много всего на одно лишь утро), видя, что с соседнего места встает высокий, красивый альфа и изучающе смотрит прямо на него, на Кима, пожирая его взглядом, да так, что колени омеги ватными становятся, а запах, ранее незамеченный, по рецепторам бьет с такой силой, что мысли все из головы вылетают. Снова улыбнувшись, он идет к своему месту и садится, стараясь отодвинуться как можно дальше от… Но как же его зовут? Будто мысли прочитав, это ходячее искусство поворачивается к нему и протягивает руку, представляясь повторно:       — Чон, — и улыбается так, будто знает что-то, что самому Тэ знать тоже вроде как положено. Буркнув что-то в ответ, омега утыкается в учебник и решает про себя, что от Чона держаться подальше надо.