***
Хелена с балкона смотрела, как всполохи салютов взлетают и рассыпаются по небу голубоватыми искрами. Совсем как звёзды. Сами звёзды были не видны: их заслоняла одна единственная, горевшая так ярко, что небо белело, как на рассвете. Но до рассвета было ещё далеко: стрелки часов только приближались к часу ночи. Где-то в другом крыле всё ещё весело переговаривались, сидя в полутёмном салоне после шумного бала, гости королевы. В бальном зале гасили последние световые шары. Замок готовился отдыхать, а город, расположившийся прямо под королевским холмом, ещё жил и веселился под грохот салютов и мелодии старых песен. Его было едва видно за парками. Крошечными огнями пробивался свет окон и ярмарок сквозь сплетение чернеющих ветвей, но Хелена упрямо рассматривала их мерцание, то, как гирлянды и фонари меняют цвета, смотрела на фейерверки, потому что стоило дать себе послабление — и взгляд обязательно скользнул бы на мраморный парк. Тот белел ещё ярче, укрытый тонким слоем снега, но, в отличие ото всего остального мира, казался мрачным, потусторонним. И всё равно сложно было о нём не думать… Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем последний салют рассыпался блестящим дождём и мир наконец затих. Хелена простояла ещё несколько минут, глядя вокруг с улыбкой, полной светлой грусти. Клумбы, парковые дорожки сверкали, покрытые снежной пылью, укутались в легкий иней вечнозелёные кусты и оголившиеся ветки деревьев. Её окружала зима, но она не чувствовала этого, не помнила, когда у неё в последний раз мерзли руки. Ледяным принцессам не пристало мёрзнуть. Тряхнув головой, Хелена вернулась в комнату, и свежий воздух проследовал за ней, забрался с ней в свежие простыни. Мир обновлялся в эту ночь, освещённый Новой Звездой, а угасание её должно было унести всё плохое прочь. В этот день было принято менять, чистить всё, избавляться от старых, надоевших и напоминающих о плохом вещей. И раньше Хелена с удовольствием прибирала платья и украшения, выкидывала из бардачка письменного стола лишние бумажки, тюбики с засохшей краской и кончившуюся косметику. Но сегодня Восхождению она не радовалась. Свежие простыни казались колюще холодными и неуютными, а свет звезды — слишком ярким. Он проникал сквозь плотно задёрнутые шторы и мешал уснуть. Хелена ворочалась, утыкалась в подушку, открывала и закрывала окно, садилась и ложилась снова. Полночи она просмотрела в серый потолок. Ни одна светлая полоса не пробежала по нему, ни один оттенок не изменился. Ей казалось, что она снова попала в плен серости, преследовавшей её весь месяц после смерти отца. Тогда она проводила такие же бессонные ночи, уставившись в потолок и тихо плакала, колючие слезинки скатывались из уголков глаз и путались в волосах. И ей снова стало так же пусто, и одиноко, и страшно. Почему Звезда не забирала то, что творилось с ней сейчас? Почему ей снова было не вдохнуть без ощущения, что это последний вдох в жизни? Чёрная тень скользнула слева. Хелена моргнула. Показалось. Но её дыхание участилось, тело напряглось. Ещё одна тень. Теперь справа. Хелена повернулась, но не увидела никого. Лишь балдахин, собранный серебристыми подвязками, чернел, выделяясь на фоне бесцветной комнаты. Сердце билось сильнее, постоянно сбиваясь. Хелена села на кровати, сжимая тонкое одеяло, и ловила ртом воздух. Взгляд бегал по части комнаты справа, что-то ища, но она затылком чувствовала: это что-то — слева. Оно стояло за спиной, смотрело на неё неотрывно, но не дышало. И от этого по всему телу побежали мурашки. Боясь задохнуться, но не в силах вдохнуть, Хелена медленно повернулась. Крик застрял в горле. Она смотрела на абсолютно чёрную тень, которая нависла над её кроватью и не двигалась. Голова, скрытая капюшоном, медленно наклонилась, приблизилась, будто пытаясь рассмотреть Хелену лучше. Чёрная ткань колыхалась, невесомая, словно паутина. Хелена сидела неподвижно. Страх сковывал движения, казалось, стоит двинуться — и тень сделает что-то ужасное. Бросится, поглотит, и тогда короткий испуганный вдох действительно станет последним в жизни. Но тень и не думала нападать. Она долго неподвижно смотрела, а потом медленно повернулась. Хелена проследила за её взглядом — и вздрогнула. Ещё одна тень приближалась к ней из тёмного угла комнаты. Справа снова что-то мелькнуло. Ей даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять: там тоже тень. И чем больше Хелена всматривалась, тем больше видела. Тени вырастали из темноты, выходили из углов, из стен, штор. Все облачённые в чёрные полупрозрачные саваны, сплетённые из чёрных невесомых нитей, они плыли медленно, беззвучно. Хелена забралась глубже в постель, вжалась спиной в неожиданно холодное изголовье и прижала к груди одеяло, будто оно могло защитить. Горло сжимали спазмы, глаза жгли слёзы, но ни они, ни крики не могли вырваться. Все звуки исчезли, обратились в звенящую морозную тишину. А чёрные фигуры обступали кровать. Глядели скрытыми капюшонами глазами. Тянули костлявые руки. Всё ближе и ближе… Хелена прикусила костяшку пальца, беззвучно всхлипывая, и уткнулась лицом в колени. Горячие слёзы обожгли веки. Она не знала, что делать. Она не могла даже кричать. Никто бы не пришёл на помощь. А тени сгущались. Мертвецкий холод окружал, и воздух колыхался, как чёрные саваны. Мелкая дрожь волной покатилась по коже — и что-то холодное коснулась плеча. Истошный крик — и она села на кровати. Сердце билось в груди, как сумасшедшее. Бешенный взгляд окинул комнату, раскрашенную рассветными лучами. Никаких теней, никакой серости. Она была совершенно одна, и никто вломился к ней в спальню, услышав крик. А был ли крик?.. Хелена прижала ледяные пальцы к горлу, а потом к плечу, за которое её пытались схватить. На коже не было никаких следов. Неужели это был лишь сон? Она упала на подушки. Дыхание выравнивалось, но чувство тревоги не отпускало. И с этим нужно было что-то делать. Беспомощность из сна так ярко отпечаталась в сознании, что Хелена поморщилась. Она не хотела больше испытывать подобное. Это тени, кем бы они ни были, должны бояться её, а не она их. Никто не должен её спасать, кроме неё самой, потому что, если тени сгустятся ещё раз, будет поздно звать на помощь. Да никто и не придёт. У неё никого нет. Только она сама. Хелена снова села и зло выдохнула. Ей нужно было что-то сделать. Что-то важное, что навсегда убило бы её страх, вселило уверенность. Она даже подозревала, кто мог ей в этом помочь. Но сперва нужно было разобраться с трауром. Чёрные шторы вновь напомнили ей о ночных силуэтах и том, почему она терпеть не могла этот цвет. Символ смерти. Символ зла и неизвестности. Она не хотела видеть его больше нигде. Босиком ступая по полу, она сдёргивала чёрные скатерти (стоявшая на журнальном столике ваза упала и раскололась, по луже расплылись белоснежные линии), покрывала с кресел, даже попыталась сорвать с кровати балдахин, к которому льнули ночные призраки. Но тот не поддался, и Хелена, обиженно скрестив руки на груди, уселась на пуф у зеркала и вызвала служанку. — Доброго утра, ваше высочество, — поклонилась та. — Чем я могу вам помочь? Хелена бросила на девушку взгляд через зеркало и вернулась к собственному отражению. Она накрутила на палец чёрную прядь и отбросила её назад. Взгляд пробежался по разложенным на столике у трюмо украшениям. Сегодня ей нужны были сапфиры. — Предупреди сэра Рейверна, что я хочу увидеться с ним через полчаса. — Конечно, миледи. Вы хотите завтракать со всеми или принести вам завтрак сюда? Хелена задумчиво наморщила нос, всё ещё играя с волосами, проходя меж ними пальцами, перекладывая с одной стороны на другую. — Да. — Она накрутила прядь на палец, потянула — и чёрный локон упал ей на плечо. — Я буду завтракать здесь, чтобы не портить матушке и её дражайшим гостям, — она захлопала ресницами с выражением отвращения на лице, — утро. Служанка поклонилась и поспешила выполнять приказ. А Хелена с интересом продолжила завивать волосы, пока все пряди не обратились в аккуратные рассыпавшиеся по спине волны. У Гардиана Арта волосы тоже вились, и Хелене это новое сходство с отцом нравилось. Когда оставалась пара минут до назначенного ею самой времени, Хелена велела избавиться ото всех следов траура в её покоях и поспешила в кабинет Элжерна Рейверна, советника её отца и помощника матери. Он был умным человеком и, очевидно, чрезвычайно терпеливым: весь месяц он пытался научить совершенно неспособную к тому мадам Арт вести дела. Это веселило Хелену и в то же время заставляло закатывать глаза. Как можно быть настолько непонятливой женщиной, прожив почти пятьдесят лет?! Дверь в кабинет Элжерна Рейверна была не заперта, и Хелена без стука проскользнула внутрь. Сэр Рейверн стоял у окна, сцепив руки за спиной, будто и не ждал её, но повернулся тут же. — Рад вас видеть, миледи. — Его глаза блеснули, на губах заиграла едва заметная улыбка. — Слышал, мадам Арт недовольна тем, что вы не вышли к завтраку. — Ей бы только быть чем-то недовольной, — Хелена отмахнулась и без приглашения опустилась в кресло. — Я хочу с вами поговорить о другом. — О чём же? Он ожидал, что она будет мяться, лукавить или заходить издалека, но Хелена посмотрела ему в лицо и сказала: — Я хочу, чтобы вы учили меня. Чтобы объяснили нынешнее положение вещей, перспективы, то, что делал мой отец, то, что происходит в мире после войны, и чем это грозит Санарксу. Элжерн Рейверн поднял брови. — Вы заинтересовались политикой, мисс Арт? — А я не должна? Я интересуюсь тем, с чем неспособна справиться моя мать, — отчеканила Хелена. Её ладонь непроизвольно сжалась в кулак. — Наверно, мне стоило прийти раньше, сразу же, но… — она выдохнула, — я была не в состоянии. — Скорбеть по отцу абсолютно нормально, ваше высочество. Только скажите: сейчас вы в состоянии? Вы уверены, что способны понять то, что не может уяснить ваша мать? — Сэр Рейверн обошёл рабочий стол и встал напротив Хелены, скрестив руки на груди. — Вы юны, у вас нет банальной базы. Да и сами подумайте: женщина в политике? — Вы во мне сомневаетесь? — Хелена с прищуром смотрела на него, выпрямив плечи. — Я? Сомневаюсь? — с иронией спросил сэр Рейверн, прикладывая руку к груди. — Да как я смею! Но у меня перед глазами отличный пример того, насколько печальна может быть ситуация. — Моя мать не может самостоятельно выбрать наряд на бал. Чего вы от неё хотите? — Хелена раздражённо дёрнула плечами. — Ей это не нужно, не интересно. А я хочу быть уверенной, что смогу сделать всё, что в моих силах. Вы не можете быть против этого! — Я и не против. Но одного энтузиазма мало, миледи. Хелена закатила глаза, а потом обиженно надула губы, хотя смотрела всё ещё холодно и с небольшим прищуром. — Вы считаете меня ребёнком, который ничего не понимает? Сэр Рейверн усмехнулся и вернулся на место, чтобы собрать бумаги. Хелена ждала. Следила молча и неотрывно. Бумаги отправились под ключ. Ключ тут же исчез, а сэр Рейверн будто невзначай кинул на Хелену пару коротких взглядов. Затем он с задумчивой улыбкой подошёл к одному из высоких шкафов, протянул руку, не взглянув на полки, и достал толстенную книгу в тёмной обложке и с истёртым золотым оформлением. — Это вам, миледи, — он протянул книгу Хелене. — Прочтёте — и, думаю, мы начнём. Она смело выхватила фолиант, и лицо её дрогнуло от неожиданности — тот оказался слишком тяжёлым. Крупные строгие буквы языка Санаркса на обложке гласили: «Политика и Экономика». Страниц было столько, что книгу легко можно было разделить на две или даже три. Хелена слегка нахмурилась, но лишь от твёрдой решимости сделать всё, что от неё требуется, как бы сложно ни было. Рейверн узнает, насколько политика не для женщины! — Отлично. — Она коротко улыбнулась и встала. — Успехов, мисс. В его голосе проскочила лёгкая насмешка, но Хелена не обратила на неё внимания и, не прощаясь, ушла, прижимая книгу к груди. Когда дверь закрылась, сэр Рейверн опустился обратно в кресло и закинул руки за голову. Отчего-то он не сомневался, что она придёт. Ждал позже, но ждал. Сколько бы Хелена ни переняла от матери — нервность, вспыльчивость, обычное женское притворство — она была дочерью своего отца, и её не могла не беспокоить судьба страны. Гардиан всегда знал, что так будет. «Что ж, интересно, что из вас получится, мисс Арт», — с азартом подумал сэр Рейверн, не отрывая взгляда от двери.***
Коридоры навеивали неприятное, ощутимое кожей волнение. Джонатан хмурился, глядя по сторонам, пока шёл из гостевого крыла, в которое переместился, в другое, где находилась комната Эдварда. Это было одно из немногих Восхождений, которое Спарксы провели не в компании королевской семьи на шикарных гуляниях. И вот теперь, спустя пару дней после самой светлой ночи, Эдвард ждал друга у себя, а Джон медленно поднимался по лестницам, пытаясь разобрать странную энергию, которая вызывала у него сильную тревогу и ощущение скорой беды. Такой мощной он ещё не встречал. Лиф был сильным, от него несло чёрной энергией, которая могла опутать любого, подобно змеям, но даже его — ничто в сравнении с тем, что Джонатан чувствовал сейчас. Эта была враждебна, почти опасна, и в пустом коридоре, отражаясь от стен, она становилась ещё более ощутимой. Джонатан шёл нарочито медленно, постоянно оглядывался и пытался прощупать воздух, узнать, как близко источник. Джон заметил мельтешение площадкой выше, но не обратил внимания: его цель была совсем рядом… Ярко-алые, слепящие молнии ударили в глаза. Ток, парализуя, прокатился по телу. Джонатан отшатнулся, протирая ослепшие глаза, и обратился весь в ощущения. Он только что впечатался в ядро той самой энергии, которая лилась на него весь путь наверх. И сейчас это ядро стояло совсем рядом и не двигалось. Слепота проходила, перед Джоном рисовался силуэт. Слишком близко. — Простите. — Джон отступил, закашлявшись, поднял голову… и снова закашлялся. На этот раз от неожиданности. — Что-то не так? — спросила Анна, недоумённо глядя на него. — Всё… в порядке, — медленно проговорил он, но оторвать от неё взгляд теперь стало слишком сложно. Анна была ядром. Это вокруг неё из молний сплеталось энергетическое поле, распространяющееся по коридорам и лестницам. Джонатан нервно сглотнул: вот, как выглядит Аура. На балу её энергия смешалась с энергией других гостей, и Джонатан даже не сразу поверил, что эта девушка могла обладать подобной. Филипп, должно быть, преувеличивал, чтобы выставить свою сомнительную пассию в выгодном свете. Но вот она, перед ним, и аура сверкает так близко. Он никогда с ними не сталкивался и теперь в ужасе не мог сдвинуться. И больше всего его пугало то, что аура Анны была тёмной. Они встретились взглядами. И Анна поняла. Джон был уверен, что поняла, — так резко поменялся её взгляд с удивлённо-настороженного на злой и полный желания запустить в Джонатана настоящей молнией. Кровь застучала у него в ушах, желудок сжался. С ней бы он не справился. Он был ключником, поисковиком, но ни разу не боевым магом. Его щит не выдержал бы первую же её атаку. Где-то на задворках создания Джонатан понимал: в замке она едва ли позволила бы себе применять магию против людей, но от одного её взгляда было страшно. — Проблемы? — вдруг раздался удивлённый голос. Анна вскинула голову и сжала губы. — Эд! — истерично вскрикнул Джонатан. У него будто камень с души упал. Эдвард спускался по лестнице, держа руки в карманах брюк. На лице у него было написано недоверие, брови — сдвинуты, глаза переходили с Анны на Джонатана и обратно. — Тебе нужна помощь? — спросил он, останавливаясь на ступеньку выше. — Я ищу Фила, — хмуро отозвалась Анна. — Мы столкнулись с твоим другом, пока я спускалась. Кому-то нужно смотреть перед собой. Она сверкнула глазами на Джона. — Я ведь извинился! — воскликнул тот, пытаясь напустить на себя беспечность. Но нервничал. Сильно. — Я не знаю, где Филипп, — пожал плечами Эдвард. — Я другого и не ждала, — хмыкнула Анна и поспешила вниз по лестнице. Джонатан перегнулся через перила, глядя ей вслед, а потом покачал головой. — Она странная, — выдохнул он. — Не обращай на неё внимания. Пойдём. Эдвард махнул рукой, и они пошли вверх по лестнице. Оба молчали, пока дверь не закрылась за спиной. На лице у Джонатана залегла тень, и он молча опустился в кресло. Эдвард сел напротив. — Эй, — окликнул он друга, — всё хорошо. Успокойся. Анны здесь нет и не будет. — Хорошо! — Джон выдохнул. — Это было ужасно! Мы действительно столкнулись, потому что я не смотрел перед собой. Я смотрел на энергетические поля. Чувствовал что-то… плохое. Тёмное и сильное. Ну и, в общем, это она. И она, кажется, поняла, что я читаю её. Так посмотрела на меня! Если бы ты не пришёл, она бы меня убила! Ну или её аура… Не представляю, как Филипп находится к ней близко. Мне кажется, у меня взорвалась бы голова от такого напора. Не нравится она мне… Эдвард понимающе кивнул. С Анной он почти не пересекался, но она ему тоже решительно не нравилась. Он старался держаться с ней вежливо и приветливо, улыбался, но знал, что улыбка эта выходила донельзя натянутой. Впрочем, Анна с ним была не более приветлива, чем он с ней. — А вообще, — вдруг сказал Джонатан, — я пришёл не обсудить невесту твоего брата. У меня проблемы… Эдвард удивлённо поднял брови и кивнул, призывая Джонатана рассказывать дальше. Тот тяжело вздохнул, ослабил галстук и воротник, закинул ноги на журнальный столик и сполз в кресле. — На Восхождение, — начал Джон издалека, подцепив длинную светлую прядь и накрутил её на пальцы, — мы гостили у друзей отца. Ну как друзей, у Фоуксов, у них поместье в Эльсе на соседнем участке, отец ведёт с мистером Фоуксом дела, и тот пригласил нас провести пару дней с ними на источниках. Я сразу понял, что это не просто дружеский выезд. И не ошибся. — Рот Джонатана горько изогнулся. — Я был тогда немного подшофе, но ты не представляешь, как некоторые вещи отрезвляют! Они планировали… — Слова на мгновение застряли в горле, а потом Джонатан наконец выплюнул: — Помолвку. Эдвард раскрыл рот от удивления. — На… На ком? — На дочери этого Фоукса. — Джон встал, распустил волосы и снова собрал их в хвост, завязав плотнее. — Она похожа на поросёнка. Толстуха, носит какие-то розовые рюши, которые ей даже не идут. И смеётся, как хрюкает. Она липла ко мне все три дня, я думал, что умру от стыда, если кто-то увидит. — Он поёжился, а потом повернулся к Эдварду с неожиданно серьёзным видом. — И знаешь, что самое плохое? Как только помолвка состоится, мне придётся расстаться с Эми. Отец так сказал. А я… не хочу! Он замер посреди комнаты с возмущённым выражением лица, оттопырив нижнюю губу. — А если ты женишься на Эмили в обход этой договорённости? — предложил Эдвард. — Просто сделаешь ей предложение раньше. — И пойти против отца? Он лишит меня наследства. Отличное начало взрослой жизни! Ты дашь мне денег, Керрелл? — Филипп женится вообще непонятно на ком, — пожал плечами Эдвард. — Но его ещё не лишили ни титула, ни престола. А я знаю, что отец против! Все знают. — Я не твой брат. У меня нет привилегий кронпринца, — покачал головой Джонатан, снова упал в кресло и взял лицо в ладони, растягивая кожу. Эдвард впервые видел друга таким встревоженным. — Нам надо что-то придумать! Такое, чтобы никто не мог придраться. Как можно отвратить от себя девушку? Или её родителей? — Откуда мне знать?! — удивился Эдвард. — Вот и я не знаю, — пожал плечами Джон. — Но надо что-то придумать! — Может, её убить? — хихикнул Эдвард. — У нас есть Анна. Что ей будет? Я слышал, что она кого-то уже убивала. Молния, — он вскинул руки к потолку, словно вызывал кару небес, — и твоя вынужденная невеста — жареный поросёнок. Джонатан вытаращился на друга, но на его лице промелькнула тень задумчивости, будто он на самом деле рассматривал этот вариант. А затем он горячо замотал головой. — Нет! Ни в коем случае! — Это шутка, Джон, — успокаивающе улыбнулся Эдвард. — Но мы можем попробовать придумать что-то настоящее. Джонатан кивнул, и начался мозговой штурм…***
Анна спустилась на первый этаж и ещё раз бросила раздражённый взгляд наверх. Мальчишки! Она так старалась не попадаться никому на глаза, а в итоге столкнулась с теми, кого даже не ожидала встретить. Главное, чтобы встреча эта не принесла проблем. Шумно выдохнув, Анна осмотрелась. Длинные тихие коридоры уходили от лестницы влево, к бальному залу и главному холлу, и вправо, туда, куда ходить было нельзя. Там скрывалось множество важных помещений: комната для перемещений, петля, один из совещательных залов, какие-то тайные ходы, о которых Филипп лишь мельком обмолвился, но вдаваться в подробности не стал, и военный коридор. Чем ближе к нему, тем больше становилось охраны. Первый этаж в принципе охранялся лучше всего. Дежурные ходили у всех лестниц и выходов, даже у спуска к комнатам прислуги, но Анна была уверена: всё, что на самом деле важно, скрывает военный коридор, и охрана нужна чему-то, что скрывается именно в нём. И ей стало даже интересно, насколько близко её подпустят. Пока она не была членом семьи, ей едва ли удалось бы попасть в хоть сколько-нибудь значимое место, но любопытство вело за собой. С каждым шагом усиливался азарт. Анна словно не замечала внимательно следящих за ней военных, которые провожали её взглядами, напрягались, но пока не подходили. А она как ни в чём не бывало шла вперёд, то и дело останавливаясь у картин или бюстов. Она читала надписи, постоянно крутила головой, будто не понимала, где находится, и взгляд выхватывал редкие надписи на табличках дверей. В основном имена. Анна знала, что рискует, что непременно вызовет подозрения, и оставалось лишь надеяться, что в случае чего Эдвард и его друг смогут подтвердить её легенду о невинных поисках Филиппа. Он ушёл с час назад, сказав, что у него какие-то важные дела, и Анна сочла это отличной возможностью прогуляться до того самого военного коридора, куда пускали только определённых людей. Филипп упоминал, что детьми им с Эдвардом тоже запрещали туда соваться. И Анна пообещала, что не будет ходить. Но мало ли что она обещала! Ей нужно было проверить свои догадки. Опыт подсказывал, что просто так серьёзные люди охрану не расставляют. Там должны были скрывать что-то очень важное. И, быть может, интересное. Остановившись у угла, Анна ещё раз осмотрелась. Большое окно в конце коридора залило его ярким белым светом. Бежевые стены казались мраморными, расплывались разводы на вписанных в стены колоннах, блестели на солнце металлические петли и ручки. Люди то появлялись, то исчезали, хлопая дверьми, у которых застыли суровые стражники, и у Анны по спине пробежали мурашки. Она невольно потянулась рукой к затылку. Пока встречи с военными Пироса один-на-один не приносили ей ничего хорошего. Но она тряхнула головой и одёрнула руку. Они не имели права её трогать. Только ради этой неприкосновенности стоило принимать предложение Филиппа! Анна сделала осторожный шаг в коридор, нервно посмеиваясь про себя, и постаралась вернуть лицу выражение некоторой заинтересованной растерянности. — Вы не видели его высочество? — быстро спросила она у пролетавшего мимо посыльного, но тот лишь глянул на неё и помчался дальше. А Анна едва не столкнулась с каким-то мужчиной в форме. Тот нахмурился, его глаза на секунду загорелись, и он скрылся за дверью, захлопнув её так быстро, что Анна не успела даже мельком подсмотреть, что там, и недовольно поджала губы. Новый хлопок двери заставил её вздрогнуть и обернуться туда. Глядя прямо на неё, приближался высокий хмурый мужчина с широкими седыми бровями и усами, закрывающими полгубы. Неприятно кольнули нервы, и Анна с глазами переполненными восторженного облегчения пошла навстречу к мужчине. — Заблудились, мисс? — спросил офицер ледяным тоном. — Я ищу его высочество, — с воодушевлением отозвалась Анна. — Вам нужно уйти. Мужчина протянул руку, чтобы помочь ей покинуть коридор, но Анна вдруг воскликнула. — Фил! Филипп, в дверях дальше по коридору разговаривающий с каким-то человеком, резко обернулся, и лицо его дёрнулось. Он распрощался с собеседником и поспешил, к Анне, которая, потупившись, пыталась скрыть улыбку. От облегчения ей стало весело. А от того, как Филипп пытался держать себя в руках и сохранять лицо, становилось ещё смешнее. Стоявший рядом офицер, напротив, помрачнел. — Ваше высочество, — приветственно отсалютовал он. — Что-то случилось? — Филипп зло блеснул на неё глазами, но Анна лишь развела руками. — Мисс Рейс нельзя в этот коридор, ваше высочество. Я попросил её его покинуть. Филипп кивнул. — Благодарю за бдительность. Вы правы. Дальше она не пойдёт. Вы свободны, офицер. Тот кивнул и ушёл в ту же дверь, из которой вышел. А Филипп взял чересчур весело улыбающуюся Анну под локоть и повёл с собой прочь из коридора. Она не сопротивлялась, но как только убедилась, что их никто не видит, вырвала руку из его хватки. Улыбка с лица тут же сползла. — Что ты там делала? — шёпотом спросил Филипп, и тон его, совсем не раздражённый, был полон серьёзности. — Я говорил, что туда ходить нельзя. — Я искала тебя, — повела плечами Анна, закатывая глаза. — Про это я тоже говорил: вызываешь Родерта, и он находит меня. Если это что-то важное и серьёзное. — А я — не важное и серьёзное? — подняв брови и надув губы, посмотрела на него Анна. Филипп выдохнул в сторону. — Давай выйдем на улицу, — предложил он, и Анна не стала сопротивляться. По коридору они шли молча, и от этого всё становилось темнее и унылее. Если бы Филипп злился или читал ей нотации, наставлял на «путь истинный» и опять говорил о правильности, Анна смогла бы позлиться на него, а так… У выхода в сад им дали по длинному шерстяному плащу для быстрой прогулки, и Анна, игриво прячась за пушистым воротником, скорчила страшную рожу и показала Филиппу язык. Он отвернулся, пряча улыбку, вспыхнувшую мимолётным видением, и уже через мгновение вернул лицу спокойное ничего не значащее выражение. В саду веселее не стало. Небо белело высоко над серыми газонами, по которым тянулась паутина серых тропинок. Где-то вдалеке виднелся серый же выключенный фонтан, и стены замка серыми громадами возвышались надо всем. Анна выдохнула и покачала головой. — Никогда бы не подумала, что столица бывает настолько непривлекательным местом. Филипп будто её не услышал. — И всё же что ты делала в коридоре? — Я уже сказала: искала тебя! Можешь даже у своего брата спросить. — У брата?! Филипп выглядел настолько сбитым с толку, что Анна прыснула. — Я серьёзно! Спроси у него! — Значит, вы встретились и он всё ещё может говорить? — усмехнулся Филипп. Анна пожала плечами. — Он жив. Здоров. И его друг тоже, хотя, признаюсь, это было сложно. Филипп шумно втянул носом воздух, возводя глаза к небу и прикладывая руку к груди. Но на губах у него всё ещё играла лёгкая улыбка: судьба Джонатана Филиппа нисколько не заботила. Он кинул вопросительный взгляд на Анну, и та продолжила: — Я столкнулась с ними на лестнице, когда спускалась. Белобрысый пытался меня читать… Не знаю, что он увидел, но, когда тебя сканируют, это вообще-то неприятно. И явно не добавило им обоим любви ко мне. Твой брат такой милашка, когда ты рядом, но выпускает колючки каждый раз, когда тебя нет. — Он хотя бы пытается быть милым, — заметил Филипп, и Анна фыркнула. — И всё же, зачем ты искала меня? Анна закатила глаза и остановилась, скрестив руки на груди. — Потому что мне скучно! Когда твоя хмурая физиономия находится рядом, хотя бы смотреть есть на что! Я по пути до коридора столько картин успела рассмотреть, и, небо, какая же это скука! Не представляю, как все эти светские барышни, — Анна сморщила нос, — ходят по галереям и наслаждаются всякими видами морей и лесов. Сколько из них на этих морях на самом деле были-то? Филипп пожал плечами. — Не знаю. Меня никогда не интересовали ни картины, ни светские барышни. Он смотрел прямо на Анну, и та нехотя смягчилась. Ей нравилось быть кем-то, кто его интересует. — А что насчёт лесов? — Анна повела плечами и сделала шаг к Филиппу. — Мы могли бы бросить всё сейчас и уехать куда-нибудь. Где-то у лестницы видела нарисованную чащу, похожую на нефритскую или джеллиерскую. Там будет лучше, чем здесь. Где угодно лучше, чем здесь. Она прикоснулась замёрзшими пальцами к его щеке, и Филипп тут же взял её ладонь в свою. И отчего-то это показалось нехорошим знаком. Он будто останавливал её. Или себя… — Не сейчас, — проговорил он едва слышно, и в глазах было столько разочарования и горечи, что Анна отступила. — У меня есть важные дела на Пиросе. Это мой долг, и как бы мне ни хотелось, этот долг не отнять. Меня учили, что… — Меня тоже много чему учили! — воскликнула Анна. — Например, что все принцы и короли высокомерные кретины. Что они — зло, в которое нужно стрелять! Резкий пас — и с пальцев сорвались острые молнии. С приглушёнными взрывами врезались они в увядшую траву, и лёгкий порыв холодного ветра принёс запах гари. Два яростных взгляда пронзали друг друга. — Не всё, чему нас учат, правильно, Филипп, — прошептала Анна. — Порой счастье где-то на противоположной стороне. — А ещё порой приходится чем-то жертвовать во благо прочих, Анна. Анна со злостью фыркнула и отвернулась. «Ты даже не представляешь, насколько прав в этом, Фил!» — Я тебе обещаю, что мы уедем из замка, как только всё кончится, — сказал Филипп, осторожно проводя по её плечу. — Я договорился с отцом, но пока исполнять уговор нужно мне. И тебе тоже. — Я ни о чём с твоим отцом не договаривалась. Анна дёрнула плечом, скидывая руку Филиппа. — Нет, но обещала мне, что не будешь ходить туда, куда не следует. Потому что нельзя, чтобы у него были какие-то подозрения. У него есть причины не доверять тебе, согласись. Так что нужно вести себя осторожно, пока ты здесь. И пытаться быть милой, насколько это возможно. Осталось недолго. Потом мы оба будем свободны. Анна поджала губы и взглянула на Филиппа краем глаза. Он хмуро смотрел на замок, будто пытался отыскать кого-то в чернеющих окнах. — На что ты смотришь? — спросила она тихо. — Это окна отца. Филипп мотнул головой и попытался улыбнуться. Анна покачала головой: не вышло. Слишком натянуто. Она не понимала, что с ним сейчас было не так. Почему он не мог бросить всё, наплевать на дурацкие правила и быть счастливым где-нибудь далеко. Там, где зеленела листва или журчала река, где драконы рассекали воздух. На него точно так же давили стены замка, законы трона, и в этот раз они будто что-то в нём сломали. Будто война закончилась, все желания осуществились и ему не за что стало бороться. Потому что когда Филипп чего-то хотел, для него не существовало границ и правил. Вести переписки с правителями и представителями других государств? Улететь в самоволку на драконе? Нарушить приказ короля и привести в замок ведьму? Он был готов на всё, что привело бы к цели. И не были нужны никакие договорённости! Тем более те, что заключил он, а вдруг стать хорошей и правильной она почему-то была обязана! — Я тебе обещаю, — повторил Филипп, заправляя прядь волос на Анне за ухо. — Мы уедем отсюда. И это будет ещё одна вещь, которую мы сделаем правильно. Они одновременно фыркнули, и Анна нехотя сменила гнев на милость. Взяла его за такую же холодную ладонь, как у неё, и кивнула, медленно переплетая их пальцы. — Я постараюсь быть милой девочкой, Фил. Надеюсь, договоры со мной тебе так же важны, как с отцом. — Я тоже надеюсь, что в этот раз мы действительно друг друга поняли. Анна невинно похлопала глазами, и Филипп, стараясь не рассмеяться, покачал головой. Он положил руку ей на плечи, притянул к себе, и они побрели в глубь парка, прочь от чёрных окон, в одном из которых притаилась едва заметная фигура. Элиад Керрелл внимательно наблюдал за короткой ссорой и сделал свои выводы.