Наследники. Леди Арт

      Весь путь до кабинета Элиада Керрелла Анна сжимала завёрнутый в платок щиток. Он покалывал руку сквозь тонкую ткань — реагировал на родные стены. А Анне не хотелось его отдавать. Она слишком много ставила на него, чтобы просто так расстаться, но сейчас это казалось более разумным. Если человек в чёрном серьёзен, то уже пронюхал, что у Керреллов реликвии пока нет, их барьеры — лишь «первый уровень», слабая имитация династийных, и счёт шёл на секунды, прежде чем он решится проникнуть в замок. В любой из.       А встречаться с ним Анна желанием не горела. Уж лучше с Элиадом Керреллом! У них хотя бы интересы пересекались: она хотела отвести от себя сумасшедшего, а его величество вряд ли бы отказался вернуть домой то, что его семья давно потеряла. Так сказать, взаимовыгодный обмен.       Последний вдох, пара шагов — и Анна остановилась перед двумя стражниками — высокими, крепкими мужчинами, совершенно одинаковыми на лицо, облачёнными в бурые мундиры. Они казались неподвижными статуями, но, стоило Анне приблизиться, как они сошлись, загораживая дверь.       — Мне нужно увидеть его величество!       Стражники не ответили, их лица оставались каменными, но глаза одного выкатились и загорелись неоновым светом. Через пару секунд из двери вышел старый мужчина с худым чопорным лицом и окинул Анну оценивающим взглядом, решая, достойна она аудиенции или нет.       — Какое дело у вас к его величеству, миледи? — спросил он, пренебрежительно поджав губы.       — Очень срочное. Государственной важности.       Старик хмыкнул.       — Я проверю расписание его величества и назначу вам аудиенцию.       Он собирался скрыться, но Анна выпалила:       — У меня есть одна очень важная вещь! — Старик замер. — Передайте его величеству, что это то самое, что Керреллы потеряли лет эдак семнадцать назад. Райдос пытался охотиться за этим. Я думаю, он поймёт.       Советник с подозрением нахмурился, пообещал передать и ушёл в кабинет. Казалось, что его не было вечность. Анна начала переживать и злиться, ведь дело было настолько срочным, а они там, за этими дверьми, за спинами здоровенных стражников, что-то решали, медлили! Как они могли, когда…       Старик, белый, как лист, вернулся и, не говоря ни слова, распахнул дверь.       Защитные чары надавили на голову, и Анна поёжилась от воспоминаний. В приёмной царил полумрак, но сам кабинет Элиада Керрелла был ярко освещён несколькими световыми шарами, и от их света на хмуром лице короля залегли тени, выделяющие морщины и жуткие шрамы от ожогов.       — Ну здравствуй, Анна, — сказал он. — Что у тебя за вещь?       — И вам доброго вечера, ваше величество…       Анна исподлобья взглянула на него и сжала в кармане реликвию. Она не ожидала хорошего отношения, но желание быть милой Элиад Керрелл отбивал напрочь. Если бы она могла уйти, словно ничего не было, она бы это сделала. Только теперь её отсюда не выпустят. С реликвией уж точно.       Да и нельзя было уходить. Ответственность за слишком большое число жизней неожиданно легла на её плечи.       — Не тяни, — строго сказал Элиад. — Показывай.       Нехотя из скрытого в складках юбки кармана Анна достала замотанный в платок небольшой предмет. Элиад Керрелл насторожился. Форма свёртка показалась подозрительно знакомой: продолговатая, как овал, но с заострениями. Элиад привстал, в неверии качая головой и неотрывно следя за Анной. Та бросила на него короткий взгляд и развернула платок.       Ярче, чем все световые шары, засиял железный исписанный золотыми рунами щиток. Он взлетел и завис, медленно вращаясь. Тёплые лучи заскользили по стенам, столу, лицам.       — Пятая! — прошептал Элиад, заворожённо глядя на реликвию. — Не может быть!.. — И вдруг взгляд его вспыхнул яростью. — Откуда она у тебя?!       Анна отшатнулась и притянула реликвию к себе, будто та могла защитить от гнева короля.       — Она принадлежала моим родителям, сколько я себя помню.       — Родителям, говоришь? — Голос Элиада Керрелла наполнила угроза. — Ты ведь знаешь, как реликвия была утеряна?       — Насколько я знаю, прежнего владельца убили… — Анна распахнула глаза. Сердце рухнуло: она поняла, что он имеет ввиду. — Я не знаю, кто это сделал! Мой отец был охотником на юге, не больше. Они хранили её. Никогда не использовали. Никогда никому даже не говорили о ней! И их убили из-за неё! Люди с Райдоса, притворявшиеся воинами Пироса… Я тогда не позволила её у нас украсть, а сейчас…— В горле пересохло. — Я хочу её вернуть.       На несколько минут в кабинете воцарилась тишина. Анна слышала стук собственного сердца, то, как стрелки часов отсчитывают мгновения, и даже тихое жужжание световых шаров. Элиад смотрел на неё неотрывно, будто хотел прожечь взглядом. И казалось, даже воздух горит. Одна искра — и взорвётся.       Элиад переплёл пальцы.       — И почему вдруг? Реликвия у тебя явно не первый день.       — Потому что сейчас это важно, — тихо проговорила Анна. — Пиросу грозит опасность…       Она выжидающе посмотрела на Элиада и поняла по его лицу: теперь он не только заинтересован, но и встревожен.       — Продолжай, — потребовал он.       Анна вздохнула.       — Чёрный аурник с Форкселли. Он нападал несколько раз и требовал реликвию.       — Почему ты не отдала реликвию ему?       — Мне стоит пожалеть и изменить своё решение?! — оскалилась Анна. — Поверьте, это было бы безопаснее и проще, чем врать и рисковать жизнью ради древней железяки!       — Рисковать жизнью? Неужели ты не можешь с ним справиться? — Элиад прищурился со злой насмешкой. — Мне-то казалось, тебе по плечу любые силы.       — Я тоже так думала… Оказалось, нет. Иначе бы я к вам не пришла. Всем будет лучше, если щит вернётся на своё место.       — Всем будет лучше или ты перестанешь бояться за свою жизнь?       — Как будто это не взаимосвязано! — фыркнула Анна. — Давайте ближе к делу, ваше величество! Вам он нужен или я могу обезопасить свою жизнь, отдав щит вашему врагу? Он явно будет больше рад!       Лицо Элиада дёрнулось. Он мог бы сейчас же вызвать охрану и силой отнять щит. Анна находилась на его территории и, даже будучи аурницей, заведомо проигрывала. Но его смущал щит в её руках. Её связывали узы брака с Филиппом, даже не будучи Керрелл по крови, обладая реликвией, она могла управлять замком. Если, конечно, знала, как это делать и на что реликвия на самом деле способна.       Щит — идеальный ключ. Обладателю он давал полный контроль над замком: над тайными ходами и комнатами, над защитными барьерами. Он позволял проникать везде. И если бы враги — любые: с Форкселли, с Райдоса, с самого Пироса, откуда угодно — заполучили его, они могли бы захватить власть над замком, его сердцем, а потом — и над всей страной.       Ему нужно было получить щит.       Элиад поднялся из-за стола и подошёл к Анне.       — Щиту пора вернуться домой. — И протянул руку.       Анна в последний раз вцепилась в реликвию, почувствовала под пальцами вязь гравировки и попросила:       — Филипп не должен знать, что мы с вами встречались.       — Договорились. А теперь щит.       Она закатила глаза и отпустила реликвию. Сверкающий щит поднялся в воздух, и Элиад поманил его к столу, не отрывая глаз.       — Приятно с вами иметь дело, — с лёгкой иронией сказала Анна.       У неё с души свалился огромный камень. Теперь человек в чёрном должен был отстать от неё: он поймёт, что Керреллы его засекли и поставили самую сильную свою защиту. Она его не обманула.       — У тебя есть ещё вопросы? — спросил Элиад. Он уже сидел в кресле и рассматривал щит.       Анна, довольная результатом, пожала плечами.       — Тогда иди, Анна, — с нажимом произнёс он, и она, сдавленно улыбнувшись, поспешила к двери.              Элиад раздражённо покачал головой и выдохнул, будто выдувая из себя мысли об Анне. Она его не волновала и не интересовала. Теперь у него было нечто более важное, чем неугодная невестка. Хоть что-то полезное принёс ему этот союз Филиппа.       Элиад взглянул на реликвию, и ностальгическая улыбка коснулась губ. Глаза затуманились воспоминаниями. Его брат получил щиток в четырнадцать. Тогда именно эта реликвия была объектом споров. Её хотели, о ней грезили. Она была ещё более желанна, чем Огненный меч, но не могла достаться никому, кроме истинного наследника престола, и, когда старший Керрелл озарил зал светом династийного щита, все наконец были удовлетворены.       Потеря реликвии была ударом не менее сильным, чем гибель его владельца. Много лет поисков, волнений, как бы щиток не попал не в те руки. И вот, где он был! Практически под носом! Глупые дети не знали, на что были способны с таким ценным артефактом.       И хорошо, что не знали. Главное, что щит наконец вернулся туда, где ему было место, — во дворец Пироса, к его законным владельцам.

***

      Рейднар Роуэл, император Райдоса, прошествовал в залу для совещаний с чётким осознанием, что будет в ней не один. Серебро сверкало металлическим блеском, столешницу пронизывал единственный светлый луч, выпавший из-за приоткрытых штор. Человек в чёрном стоял у этого белого разрыва и играл с кисточками. Его силуэт выделялся, будто вырезанный и вставленный. И он был намного чернее всех оттенков чёрного в пустом зале. Лицо его было спокойно и пусто. Он будто и не заметил клацанья раскрывшихся и закрывшихся дверей, ни один мускул не дрогнул.       Император прошёл вперёд.       — Защитные чары ставят не просто так, — сказал он, оглядывая стены и пол.       Он знал человека в чёрном достаточно хорошо, его повадки не менялись. Даже плохое зрение императора улавливало плавное скольжение энергетических змей по стенам, по полу. Они притаились в складках тяжёлого бархата штор, на стыках пола и стен, вились под лакированными туфлями хозяина.       — Чтобы они стояли не просто так, в них должен быть хоть какой-то толк, — прошептал человек в чёрном.       — Разве есть что-то, что может остановить тебя?       — К сожалению. — Он сжал кисточку и повернулся к императору. Взметнулись полы длинного чёрного плаща. — Фамильная магия. Чужая, разумеется.       Рейднар скучающе пожал плечами, бросил китель на стул и сел, откидываясь. Безразличный взгляд застыл на человеке в чёрном.       — Тебе не интересно?! — воскликнул тот. — К Керреллам вернулась их реликвия!       — Меня не интересует Пирос уже больше года, Ариес. Совет наложил слишком большие контрибуции, чтобы думать ещё и о них.       — А зря! Их реликвия вернулась недавно. После их победы. И если бы я знал раньше, всё повернулось бы иначе! Никакие огнедышащие твари нам бы не помешали!       — Нам! — рассмеялся Рейднара, запрокинув голову, и смех его походил на лай. — И ты смеешь говорить о «нас»! Тебе стоило дольше отсиживаться на Форкселли, когда твои силы могли помочь здесь!       — Отсиживаться? — Лицо Ариеса осталось спокойным, но плащ затрепыхался, словно от ветра, которого в комнате не было и в помине. — Я достал вам всю технику, которая должна была привести Райдос к победе!       — Не привела, как видишь.       Ариес окинул императора презрительным взглядом.       — Из-за бездарности командования и неспособности анализировать.       — Легко анализировать, когда всё кончено.       Рейднар устало качнулся на стуле и перевёл взгляд на старинный канделябр по правую руку от Ариеса. По изгибам серебра ползла чёрная тень.       — Ты настолько спокоен, — прошипел Ариес. — Неужели ты не хочешь реванша?!       — Это зависит не только от моего желания, Ариес. У нас нет ни армии, ни средств, чтобы ввязываться в войну ещё раз. Наши торговые пути тщательно отслеживаются, и даже ты не сможешь ничего с этим поделать.       — С этим — нет. Но у меня есть другой план. Несколько. Ради первого я пришёл к тебе, отец.       Рейднар развернулся к Ариесу. Тот смотрел с усмешкой, кривой и опасной. Она могла бы напугать детишек, но Рейднар Роуэл лишь посмеялся.       — И чем я в этом могу тебе помочь, сын?       Ариес оставался серьёзен.       — Великие дома, — вкрадчиво заговорил он, — нужно уничтожать не снаружи, а изнутри. Мне нужно только войти в их уютный мирок, затмить бдительность, втереться в доверие, ослабить — и разлом будет делом времени.       Рейднар устало потер переносицу. Его взгляд стал холодным, жестоким, как у волка с герба Райдоса.       — С твоим-то умом, Ариес, предполагать такие наивно простые ходы! Они не примут тебя. Никогда. Мы проиграли войну, которую развязали сами. Это — огромное пятно, которое не смоют поколения. И тем более такой как ты.       Ариес поднял брови, скептически изогнул губы и дёрнул штору, заслоняя единственную полосу белого света в комнате.       — Это и правда позорное пятно, — прошептал он. — Но я всё ещё знаю, как можно восстановить величие Райдоса. И мне нужна лишь небольшая услуга. Мелочь по сравнению с тем, что я сделал для вас.       — Твои мелочи не помогли нам выиграть, Ариес! — вскричал Рейднар.       — Как и ваши трюки со взрывающимися людьми! Использовать собственных бастардов как пушечное мясо ради того, с чем лучше справилась бы бомба!       — Сколько заботы! Не смеши меня! Тебе и дела нет до этих мальчишек. Они все равно больше ни на что не годны. Тот даже взорваться достаточно не смог. Элиад Керрелл должен был быть мертв. Это была бы достаточно приятная компенсация за позорный мир, который они вынудили нас подписать. А потом шакалы бы разорвали Пирос, мальчишка-принц не успел бы опомниться.       Рейднар скалился, глаза его блестели ненавистью.       Ариес смотрел на него прямо, молча, с холодной яростью в почерневших глазах. Зал наполнился ядовитым чёрным туманом.       — Это всё очень занимательно, отец, — проговорил он. — Но вернёмся к моему плану. От тебя мне нужно немного. Всего лишь то, что принадлежит мне по праву, и то, что ты так хитро хочешь придержать. Мой титул. Признай меня своим наследником, и я сделаю так, что Пирос пожалеет, что не сдался, пока мог.       — Нет, Ариес. У меня достаточно сыновей и дочерей, способных занять трон. И ты свой титул не получишь. Никогда. Твои идеи привели Райдос во тьму, обратно, туда, откуда мы выбирались сотни лет. Больше я на это не пойду.       — Уверен?       Воздух вокруг зашипел.       — Я даю вторые шансы.       Рейднар взглянул в лицо Ариеса. Белое, острое, больше напоминающее череп в кромешной тьме и ауре из трепещущего смога. Губы императора растянулись в улыбке, а взгляд оставался холодным, как сталь. И слово — единственное слово — оказалось таким же острым.       — Нет.       Ариес разочарованно покачал головой.       — Тогда мне придется научить тебя тому, что есть настоящий взрывающийся человек.       И по залу с грохотом разлетелся чёрный дым.

***

      Этот день пришёл без отсрочек. Календарь нельзя было переписать из-за боли в сердце. Нельзя было заставить солнце не всходить или перемотать жизнь на момент, когда всё кончится и гнетущее опустошение ослабнет.       Хелена чувствовала его приближение за недели. Мучительно долгие, они безжалостно день за днём утягивали её из только-только вновь расцветшей жизни обратно в кокон, из которого она могла лишь наблюдать за тем, как мир теряет краски, а все людские образы искажаются, будто обнажая свои истинные лица. Красавцы обращались монстрами, слова — ножами. Хелене исполнялось семнадцать лет, и каждый, кого она встречала, с кем имела неосторожность переброситься больше, чем парой дежурных фраз, спрашивали про бал ко дню рождения. Торжества с Летнем были традицией с самого её рождения, немудрено, что люди помнили и хотели знать. Но их невинные вопросы бередили незажившие раны, и свежая кровь была готова вылиться слезами.       Природа тоже умирала и кровоточила. Садовые дорожки залепили мокрые бурые листья, и они чвакали под ногами, пачкали чёрную юбку и такой же чёрный стелящийся до земли плащ. Белоснежные фигуры мраморного парка безмолвно следили за девушкой, медленно идущей к одной из статуй. Больше для неё ничего не существовало. Не было мира. Не было ветра и холода.       Хелена остановилась напротив статуи отца и прикрыла глаза.       Никаких слёз. Только обжигающая горечь.       Шум листвы — как его голос в последние недели болезни. Слабый, шуршащий. И всё равно различимый так чётко, словно отец стоял рядом и говорил с ней на неведомом языке, на котором люди, покинувшие этот мир, говорят с теми, кто им дорог. Хелена в призраков не верила, но сейчас невольно прислушивалась к ветру, будто он мог принести к ней отца. Но приносил он только воспоминания.       Белоснежная выточенная из мрамора фигура казалась живым человеком. Гардиан Арт сейчас стоял на постаменте, как порой стоял в центре зала и произносил речь, одну руку убрав за спину, а другой держа королевскую ленту. Большой палец на ней, мизинец чуть оттопырен, пальцы украшены массивными перстнями. Статуя повторяла его суровое лицо, сдвинутые брови над пустыми глазницами. Даже густая, но короткая борода была совсем как у отца, только белая. А у него была насыщенно-чёрная, вьющаяся, но блестящая. И в ней Хелена не помнила ни единого седого волоска!       Гардиану Арту было под шестьдесят. Многие в его возрасте блестели лысинами или покрывались сединой, время оставляло на коже отпечатки в виде пятен и морщин. Глаза выцветали, теряли блеск, а тело устало гнулось к земле.       Но Гардиан Арт не старел. Крупный, статный мужчина, он держал спину прямо и в седле, и в обществе. Он раскатисто смеялся, ругался с жаром. Днём Хелена могла подслушать совещания с министрами, где его жёсткие, бескомпромиссные заявления отдавались дрожью в позвоночнике, а вечером он поднимал её на руки и кружил по гостиной под всеобщий одобрительный смех.       Бывало, в вечера, когда она слишком капризничала и не слушалась, заявляя, что выросла достаточно, чтобы не спать допоздна, как все, он закидывал её на плечо и не обращая внимания на попытки вывернуться и удары по спине, сам уносил в спальню под неодобрительные взгляды матери и гувернантки. Бывало, перед сном рассказывал вместо сказок о том, что их нельзя обижать, несмотря на то что мать жаловалась на неё каждый день, словно по традиции. И никогда — никогда! — в его словах не было ни злости, ни осуждения. А Хелена всё равно боялась, что однажды отец может прийти к ней в том образе, в каком представал перед другими, — и он никогда так не делал. Вместо этого говорил тихо, глубоко и спокойно, смотрел ей в глаза, такие же темно-голубые, как у него самого. Она дула губы, отворачивалась, скрещивала и руки, и ноги, а потом он щелкал ей по носу, и будто что-то переключалось. Она с криком бросалась на него, словно хотела ударить, но неизменно повисала на плече, обнимая.       Он тоже обнимал её, слушал пустые, никогда не сбывающиеся обещания быть хорошей девочкой, похлопывал по спине и плечам. И как бы много Хелена отдала, чтобы он сейчас мог появиться, обнять её призрачными руками, и стало бы в миг спокойнее, и она наконец почувствовала бы себя как раньше — в безопасности.       Пока же она обнимала сама себя, сжимая плечи замерзающими пальцами, и шептала, шептала. Ей хотелось рассказать ему всё! Поделиться тем, что мучило, расспросить, как жить дальше, если прошёл год, а она так и не сумела оправиться.       Но этому, как и прочим вопросам, было суждено остаться неотвеченным. Призраки не приходили. Ветер, жестокий, молчал. И лишь множество пустых каменных взглядов были устремлены на неё сейчас. Без сочувствия и без понимания.       А кроме них из окон замка за Хеленой следили ещё двое.       — Думаете, она когда-нибудь это переживёт? — с сожалением глядя на дочь, спросила мадам Арт. На ней впервые за год не было украшений. Никаких, кроме перстня с большим сапфиром. Подарка Гардиана. Так мадам Арт выражала свою скорбь, пряча её от дочери. Хелена считала этот день своим. В него парк мраморных фигур должен был принадлежать только ей, как и право скорбеть и носить чёрное.       — Возможно, — отозвался сэр Рейверн; высокий воротник его чёрной рубашки был застегнут на все пуговицы. — Но сожалеть об утрате отца не грех. Вы можете позволить ей проводить так своё время, миледи.       Мадам Арт тяжело вздохнула.       — Как будто я могу ей запретить. Сам Гардиан не смог бы. Но некоторые вещи нужно переживать быстрее.       — Всего год, миледи. Это может быть сложнее, чем кажется…       — О, не вам мне рассказывать, Элжерн! Я потеряла мужа! И на меня свалилось всё это. — Она всплеснула руками и осмотрела полный книжных шкафов кабинет. — Я знаю, что такое потерять кого-то и как потом с этим жить. И ей тоже придётся научиться.       Она замолчала, и сэр Рейверн тоже не находил, что сказать. Они просто смотрели на одиноко стоящую меж белоснежных статуй тёмную фигуру.       Мадам Арт не в первый раз носила траур. Когда-то давно, будучи совсем молодой девушкой, она потеряла первого мужа. Её выдали за него, не спросив. Он был богат, вхож во дворец, не раз вывозил её на королевские балы. Но его самого она уже не помнила. Наверно, он был хорошим человеком, его даже посмертно наградили орденом за заслуги перед королевством. В последующие годы мадам Арт не раз задумывалась, что это были за заслуги, потому что только благодаря ему в её жизни появился Гардиан Арт.       Наследный принц, которому пророчили скорое восхождение на престол, он был на десять лет старше, магнетически красивый и не боящийся никого и ничего. Как можно было отказать будущему королю, когда один его взгляд заигрывал и манил?       Об их романе знали все, но никто не смел и слова сказать. Её муж делал вид, что ничего не происходит, а потом его убили во время одной из заграничных командировок. Она была в замешательстве, но не чувствовала боли утраты, которой от неё ожидали. Выражать скорбь по нелюбимому человеку, только чтобы избежать осуждения, оказалось слишком сложно.       И тогда Гардиан Арт лично приехал к её дому. Как спаситель, как неожиданный луч света. Как посланец небес, принёсший слова, которые она мечтала, но не ожидала услышать.       После их помолвки общество взорвалось. На них обрушился шквал такого недовольства, какое она не встречала ни до, ни после. Вердикт был один: слишком рано. Женщина в трауре! Как можно? Гардиан велел не обращать на это внимание. Он всегда считал, что людям не должно быть дела до того, что происходит в личной жизни у него, у его жены, а потом и дочери. Он пресекал любые сплетни и твердил, что чужое мнение не имеет перед ним веса. Немного времени прошло, прежде чем это впитала и сделала своим главным постулатом Хелена.       Её Гардиан любил, души не чаял. Поздний ребёнок. Красивая девочка. Наследница!       Он делал для неё всё, уделял ей всё остававшееся время, отдавал всю свою любовь. Он смотрел на неё, как на собственное отражение, прививал свои ценности, учил всему, что знал. Чем старше она становилась, тем больше он ей позволял. Распущенные волосы, косметика, ночные балы, общество мужчин. Он запрещал запрещать, и вскоре авторитет матери перестал значить хоть что-то. Только Гардиан лично мог внушить ей что правильно, а что нет, но слишком, слишком долго он не понимал одной простой вещи: к девочкам относились иначе. А теперь было поздно понимать и что-то исправлять. Да Хелена и не послушала бы.       Эта девчонка вообще не хотела ничего и никого понимать и слушать. Мадам Арт не представляла, что бы делала без сэра Рейверна, который каким-то чудесным образом находил к Хелене подход. Быть может, если бы она знала, как он это делал, то…       Мадам Арт отвернулась от окна и рассеянно оглядела кабинет, случайно зацепившись взглядом за одну из полок. Книги накренились, и было ясно — там не хватает толстого тома.       — Элжерн! — воскликнула мадам Арт. — Я не вижу на полке ту книгу, которую забрала у Хелены. Где она?       Элжерн Рейверн никак не выказал удивления, хотя вопрос застал его врасплох.       — Вы велели его спрятать, миледи. Так что фолиант под ключом в моём столе. Мне его достать? Вы желаете почитать?       Он достал крошечный ключ откуда-то из манжеты.       — Ничего я не хочу, Элжерн! — фыркнула мадам Арт и отошла от окна, медленно меря кабинет шагами и прислушиваясь к шуршанию юбок. В голове шумело. — Можете не показывать.       — Как пожелаете.       Сэр Рейверн внимательно следил за ней.       — Ни за что не поверю, что моя дочь не пыталась заполучить его назад! — продолжала мадам Арт и вдруг пошатнулась.       Сэр Рейверн бросился к ней и хотел было поддержать под локоть, но она отмахнулась.       — Всё со мной в порядке! А теперь отвечайте. Пыталась ведь?       — Разумеется, миледи. Но я не смел вас ослушаться.       По его лицу никогда нельзя было определить, врёт он или нет. Всегда одинаково спокойный, внимательный взгляд, лёгкая насмешливая улыбка в уголках губ. И пусть сейчас он выглядел встревоженно из-за здоровья королевы, уличить его во лжи никто бы не смог. Не смогла и мадам Арт. Она лишь коротко улыбнулась и прижала тыльную сторону ладони ко лбу.       — Пожалуй, Элжерн, всё же вызовите врача. Мне явно нездоровится. Погода… Давление…       «Давление», — недовольно отметил про себя Элжерн. Состояние королевы ему не нравилось.       — Вам нужна помощь, чтобы дойти до своих покоев, миледи?       — Нет, нет, — заверила мадам Арт. — Не беспокойтесь. Просто вызовите мне врача — и всё.       — Разумеется, — коротко согласился сэр Рейверн.       Она раздражённо поджала губы, качнула юбками и ушла. Он только заметил, как неловко её пальцы легли на ручку перед этим.       Он был бы рад этого не замечать, но годы службы Гардиану Арту и его семье научили его видеть всё: любые изменения в поведении, повадки, мельчайшие детали… И то, что он видел, ему не нравилось.       Мадам Арт была больна. Это становилось заметнее с каждым днём. У неё чаще кружилась голова, чаще поднималось невыносимое давление, и она нервничала сильнее, чем обычно. Из-за этого он даже не стал говорить ей про срочное собрание Восточного Альянса, на котором должны были обсудить кончину Рейднара Роуэла — нападение на него в собственном замке равнодушным не оставило никого, особенно из-за замеченных вспышек тёмной энергии по югу континента, — его завещание и наследника престола. Последний волновал всех не меньше покушения, ведь Рейднар никогда не признавал своих бастардов сыновьями. Никто даже точно не знал, сколько их у него. Быть может, претендентов много больше, чем все представляли, и страну ждёт междоусобная война. А может, война ждёт всех…       Слишком много тяжёлой информации для больной женщины. Слишком серьёзное положение дел, чтобы доверять их решение той, кто ничего в этом не смыслит.       Сэр Рейверн бросил быстрый взгляд в окно, на маленькую чёрную фигурку, и со вздохом повернулся к столу, покручивая в пальцах ключ от ящика. Книга — вместе с важным документом — лежала там, ждала своего часа. И время почти пришло. Санарксу нужен был сильный правитель. Даже если этому правителю Санаркс был пока не нужен. Хелене было не до того, она была не готова.       Только времени готовиться могло не остаться.

***

      Когда к дому подъехала королевская карета, когда её окружила охрана, пронизывающая всё вокруг взглядами-рентгенами, и когда к нему в комнату ворвалась взволнованная экономка, Дегнар Старк понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Что-то, о чём он будет жалеть ещё очень и очень долго.       Когда за спиной экономки вырос толстый мужчина с серебряным волком на груди, Старк уже не сомневался. Его арестуют. За что — придумают.       Ни единой мысли поклониться императорскому послу.       — Дегнар Старк.       Утверждение. Им не нужен ответ, они и так уже всё знают.       Старк молча кивнул, не подавая виду, что взволнован. А в голове просчитывал пути к отступлению. За спиной — окно. Всего второй этаж. Он успеет сбежать. Аннализ не дома. Он найдёт их с сыном, предупредит, и она уедет к родителям, сделает вид, что ничего не знает…       — Вам известно, что на его императорское величество было совершено нападение?       — Да.       «Вот за что».       Посол кивнул в сторону. Старк ещё сильнее почувствовал окно за спиной, но остался стоять. А один из сопровождающих развернул перед ним бумагу, на которой чёрными чернилами вспыхнули слова «Императорское постановление».       — Что это?       — Подойдите и прочитайте.       Старк настороженно окинул обоих мужчин взглядом. На жирном широком лице посла читались насмешка и подозрение, даже немного презрения, которое он пытался скрыть, но не мог. Вытянутое лицо сопровождающего было бесстрастно, он даже не смотрел в его сторону. Ни у одного из них — по крайней мере внешне — Старк не нашёл желания напасть на него и скрепя сердце сделал шаг навстречу.       Он остановился на расстоянии вытянутой руки от бумаги и с недоумением увидел своё имя в нижнем углу. Взгляд метнулся снизу вверх, выцепляя самое важное, а затем неверяще сверху вниз, вдумчиво, серьёзно.       Старк отступил, таращась на усмехающегося посла.       — Что это? — повторил он.       — Вы поедете с нами, — сказал посол без объяснений.       — Как мне это понимать?!       Паника, возмущение и непонимание смешались в дикий клубок из чувств, готовый разорвать его изнутри.       — Так же, как и написано, — холодно заметил посол. — Подумайте дважды, прежде чем отказываться.       Он развернулся, помощник — следом, и оба они, не прощаясь, пошли вниз по лестнице, а Старк остался стоять. Дышалось тяжело, но где-то глубоко за смешанными чувствами и отрицанием произошедшего, он был рад их уходу. Сейчас они уедут, и он постарается забыть всё, как страшный сон. И не будет больше в его жизни ни «императорских постановлений», ни «посмертного желания», ни «объявляю своим сыном и преемником».       Экономка робко заглянула в комнату, цепляясь узловатыми пальцами за косяк, с опаской глянула вслед мужчинам и прошептала:       — Господин Старк, зачем они приходили?       Старк посмотрел на женщину, на её лицо, исчерченное глубокими морщинами, на бесцветные глаза и волосы, подумал о том, сколько она пережила, и мысль ещё более неожиданная поразила его, в мгновение распутывая клубок отрицания. Он взрычал, запрокидывая голову, мазнул ладонью по волосам и взял себя в руки.       — Они пришли сообщить мне очень важные новости, мадам. Передайте Аннализ, когда она вернётся, что я объясню позже, а сейчас у меня важные дела в императорском дворце.       И он, не объясняясь больше, поспешил вниз, схватив по дороге только плащ и синернист. Посол ухмыльнулся, когда Старк окликнул его, уже садящегося в карету, и с того момента жизнь перевернулась. Замок, где всегда не хватало света. Люди, бумаги, титулы, родословные, похороны человека, которого он никогда не знал лично и который оказался его отцом. Коронация, на которую собралась посмотреть чуть ли не вся столица. Встречи, знакомства, послы и министры. Многочисленная королевская свита с её изучающими взглядами.       Впервые за неделю или две, Старк уже не мог сказать точно, он остался один. Стоял и с настороженным интересом смотрел на статую из серого гранита. Рейднар Роуэл, император Райдоса, старик с острыми чертами лица, острой бородкой и взглядом, который тоже был бы острым, как на снимках из новостных хроник, если бы у посмертных статуй были зрачки. Мать никогда о нём не говорила, пока была жива. Отчим, чью фамилию Старк носил, скорее всего был вхож во дворец, и, наверно, ничего удивительного не было в том, как всё обернулось. Все знали, что у Рейднара Роуэла были десятки фавориток и десятки же незаконнорожденных детей.       Старк не понимал: почему он? Зачем человеку, который ни разу не появлялся в его жизни дольше, чем на время, нужное для прочтения новостной заметки, оставлять ему целое королевство? Что теперь с этим делать?       Влажный ветер ударил в лицо, и Старк покачал головой. Погода стояла непривычно холодная для Райдоса. Всё потонуло под дождями, увязло в грязи и укуталось в серую дымку облаков.       Омытая статуя императора смотрела на всё безразлично. Всё, что Старк знал о Рейднаре Роуэле наверняка, что его смерть неслучайна. Его убили. Убил человек, которого император знал и которого подпустил к себе. Убил мощнейшим выбросом чёрной магии. Возможно, ауры. Скорее всего это было сделано в попытках захвата власти, и убийца сейчас выжидал. Старк чувствовал себя приманкой.       Когда он решил последовать воле умершего императора, он посчитал, что лучше так, чем если междоусобная война жаждущих власти разорвёт страну, которая едва успела оправиться после позорного поражения Пиросу. Теперь Старк думал, что лучше было позволить шакалам сражаться друг против друга, а не сплачивать их против себя.       До слуха донеслись шорох плаща и шаги. Старк обернулся, и приближающийся незнакомец поприветствовал его кивком. Он встал рядом. Высокий, смуглый, но с болезненным оттенком кожи. Нос и подбородок острые, совсем как у статуи, радужка сливается со зрачком. Одет мужчина во всё чёрное, застёгнут на все пуговицы, руки спрятаны под широким плащом. Никаких опознавательных знаков, кроме выцветших ромбов на впалых щеках.       — Сочувствую, — сказал мужчина, разглядывая статую и не обращая внимания на пристальный взгляд Старка.       — Не стоит. Я не знал его.       — Я не о нём. — Минута молчания. — У вас скоро коронация?       Старк отвернулся.       — Через два дня.       — Удачи.       Мужчина хмыкнул с таким видом, будто его забавляло всё в этой ситуации, начиная со смерти императора и заканчивая взбесившимся ветром.       Старк молчал. Рядом с этим человеком было неуютно, хотя он не мог утверждать, что дело в нём, а не в том, как скоро коронация. Зловещая тень не сходила с постамента с короной, и чёрные и лиловые агаты сверкали предупреждающе.       — Я не представился, — заметил незнакомец, поворачиваясь. — Ариес.       — Дегнар. Лучше — Старк. — Коротко, формально. Ни один из них не протянул руку для пожатия. — Я не видел вас на похоронах, Ариес. Вы кем-то приходились его величеству?       Лицо Ариеса вытянулось, в глазах блеснуло подобие удовольствия.       — Вы задаёте верные вопросы! Меня не приглашали на похороны, увы, да и я был немного занят. Но сейчас не могу упустить возможности проститься с отцом.       Старк вздрогнул.       — С вами всё хорошо, брат мой? — ухмыльнулся Ариес.       — Всё прекрасно. У вас есть основания утверждать, что…       — Есть, — перебил его Ариес. — Можете расспросить советников императора и найти его корреспонденцию на моё имя. Там вы найдёте много чего интересного и о других.       — Других… — протянул Старк. От слова веяло холодом и отчуждённостью. Он тоже был «другим».       — Не принимайте слишком близко к сердцу, ваше величество. Это не так критично. Напротив! Вы можете гордиться, что из десятков своих детей Рейднар выбрал вас, и выбрал не в качестве оружия, не в качестве слуги, а как достойную замену себе.       — Зачем вы пришли, Ариес? — голос Старка стал твёрд и серьёзен.       Ариес бросил ещё один взгляд на статую и с покровительственной ухмылкой предложил:       — Давайте обсудим это в замке.