Наследники. Леди Арт

      Хелена смотрела в одну точку. Пальцы стискивали деревянные подлокотники, ногти соскребали лак в их резных прожилках. По потолку пробегали спасающиеся от утреннего солнца тени, а по спине — мурашки.       Она не помнила, как открыла окно, когда, зачем. Последнее чёткое воспоминание — это неотвеченный вопрос «что случилось». Один переместил её в спальню, она сама прогнала хотевших помочь служанок… и всё.       Она осталась одна.       Почти.       Из угла, из тени между трюмо и софой на неё смотрело чудовище. Оно скребло когтями по паркету. Оно скалило блестящие клыки в коварной ухмылке. Ему не нужно было нападать — только выжидать, следить. Его жертва всё равно придёт к нему.       Чудище давно пряталось по углам, скрывалось в тени. Его никто не видел — зато все чувствовали. Оно всегда было рядом. И звали его Унынием.       Хелена играла с ним в гляделки. Они смотрели друг на друга неотрывно, не моргая, и ждали, кто сдастся первым. Зверь победно мурчал, и мурчание его — будто ногти по стеклу. Лоснилась сливающаяся с тенями шерсть, блестели жадные огромные глазищи. А в них — и это было хуже всего — понимание.       Хлопнула дверь. Зверь-Уныние забился под софу, шипя и сверкая глазами. Хелена моргнула, скидывая оцепенение, и перевела взгляд в сторону. Один вошёл без стука, как обычно, по-хозяйски. Оглядел комнату, уперев руки в бока, и будто что-то искал.       Зверь затаился глубже, вжимаясь в стену.       А Один хмуро посмотрел на Хелену.       — Ты в этом же платье, — с неудовольствием заметил он. — Ты вообще спала?       Хелена пожала плечами. Это напрочь стёрлось из памяти, словно вся ночь прошла за минуту, и она не успела даже подумать о сне.       Глаза жгло, будто она на самом деле не закрывала их всю ночь. Потяжелевшее тело слабо подчинялось, в затёкших коленях сосредоточилась колкая, вязкая боль. Казалось, она просидела в узком кресле так, поджав под себя ноги, всю ночь. Но двигаться не хотелось. Не хотелось даже поворачиваться и смотреть на Одина, а он взял другое кресло и поставил рядом. Его взгляд пронизывал, а от голоса побежали мурашки.       — Что с тобой? — спросил он. — Ты нервничаешь? Переживаешь за мать?       Она мотнула головой.       Один хмыкнул.        — Меня ты не обманешь. Я всё вижу. Что тебя беспокоит?       Хелена молчала. Смотрела на полосу света меж плохо закрытыми шторами. Тюль колыхался от прохладного ветра, шёл волнами, а тяжелые портьеры не давали ему свободно взлететь.       Один не сводил с неё взгляд. Молчал, но ждал. Выжидал. И Хелена не знала, от чего тяжелее: от мыслей или от того, что он так смотрел. Будто мог бы просидеть в ожидании ответа вечно. И кто знает… Она сильнее сжала подлокотники и прикусила губу, зажмуриваясь. Может, так стало бы легче. Может, он бы понял или сказал что-то нужное. Хоть кто-то ведь должен был…       Хелена повернулась к Одину, шмыгнула носом и, глядя в его бесстрастное лицо, спросила:       — Кто умрёт с большей вероятностью: я или мой ребёнок?       Каменное лицо Одина едва заметно дрогнуло.       — О чём ты?       Хелена тяжело вздохнула и, прежде чем продолжить, села удобнее, спустив ноги на пол. Дрожь прошла по телу и поселилась почему-то в желудке.       — Мой отец умер от неизлечимой болезни, — Хелена говорила медленно, размеренно, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мать серьёзно больна… Какова вероятность, что со мной случится то же?       Один поднял брови и… хмыкнул. Он расслабился в кресле и улыбнулся, глядя в её распахнутые непонимающие глаза.       — У тебя всё будет хорошо, — произнёс он. — Я бы сказал, что ты переживёшь меня, но, увы, это невозможно.       Хелена шутку не оценила.       — Значит, ребёнок… — выдохнула она и отвернулась.       Один давил рвущийся наружу рык. Она переворачивала его слова с ног на голову, придавала им то значение, о котором он и помыслить не мог. Люди! Женщины! Им нужен лишь повод — любой, самый незначительный и далёкий от реальности, — чтобы объявить себя страдальцами и усложнить и без того непростой миг, данный им для жизни. Самое раздражающее качество смертных. И самое вечное.       Один подался вперёд, взял Хелену за подбородок и развернул к себе.       — Прекращай это, — прорычал он, и слова его, тихие, но полные угрозы, громогласным эхом прошли по комнате.       Хелена напряжённо смотрела на него, не двигалась, почти не дышала. Один был близко. Слишком.       — Если то, что происходит здесь, так на тебя влияет, я заберу тебя куда угодно. Как угодно далеко.       От его шепота по напряжённым плечам пробежала дрожь. Хелена ещё сильнее впилась пальцами в подлокотники.       Он смотрел в её тёмно-голубые глаза, полные воды и горькой тоски, и этот взгляд ударил, как молния, как короткое резкое помутнение. Он коснулся большим пальцем её искусанных губ. Хелена не дёрнулась, но взгляд её резко похолодел, словно предупреждая. А сердце билось в горле.       В дверь постучали. Один отстранился, убирая руку. Хелена, выпав из оцепенения, вжалась в спинку кресла и прижала ладони к губам. Её дикий взгляд метался.       Стук повторился.       — Войдите! — пробасил Один.       Мадам Берроуз заглянула в комнату, задержала взгляд на Одине, но, не выразив никаких эмоций, обратилась к Хелене:       — Ваше высочество, сэр Рейверн хочет вас видеть.       Та не отзывалась.       — Ваше высочество? — повторила гувернантка и на этот раз скользнула взглядом по Одину с некоторым опасением.       Тот же встал и посмотрел на Хелену.       — Пойдём.       Она подняла глаза, моргнула и покачала головой.       — Выйдите, — сказала она тихо и холодно, а затем повернулась к гувернантке. — Я хочу переодеться.       Сэр Рейверн не должен был видеть, что она не спала, что переживала и была разбита. Она не хотела предстать перед ним в мятом платье и со спутанными волосами. Макияж тоже, наверно, рассыпался…       — Сэр Один, пожалуйста, — со строгой вежливостью обратилась к нему мадам Берроуз.       Один развёл руками и безо всяких возражений пошёл к выходу, обернувшись у самой двери. Хелена на него не смотрела: глядела в никуда застывшими глазами и вытаскивала из спутанных волос цветочные шпильки и заколки. Гувернантка расстёгивала ей платье, обнажая белую кожу спины…       Он вышел.       Хелена обернулась на звук закрывшейся двери и нахмурилась.       — Если сэр Один ещё раз решит зайти ко мне, не пускайте его и предупреждайте меня заранее, — попросила она и, получив в ответ «Разумеется, ваше высочество», немного успокоилась.       Ровно до того момента как вышла из комнаты.       Один ждал в коридоре. Он окинул её оценивающим взглядом: Хелена будто пыталась спрятаться в ткани строгого синего платья в пол, но она не была бы собой, если бы не рушащие всё мелочи. Сверкающие кольца, длинные тяжёлые серьги — и высокий закрывающий шею воротник. Белые кружевные манжеты. Волосы собраны будто на скорую руку аккуратной заколкой, усыпанной сапфирами. Она выглядела всё так же отстранённо, грустно и устало, но красиво.       — Сэр Рейверн, должно быть, заждался, — хмыкнул Один.       — Мне всё равно, — сказала Хелена, скрестила руки на груди и пошла вперёд.

***

      Элжерн Рейверн мерил шагами кабинет, сложив руки за спиной. Хмурое выражение не сходило с его лица, а глубокие морщины на лбу, казалось, больше никогда не разгладятся. Он молчал, но от этого выглядел ещё более жутким. Напряжение можно было резать.       Хелена сжимала кольцо, и крошечные камушки до боли впивались в кожу. Она ждала худших вариантов и нехотя признавалась себе, что переворачивает её желудок сейчас не голод, а страх. Ведь если сэр Рейверн, всегда такой спокойный и сдержанный, был настолько встревожен, как должна была реагировать она?       — Мы не вовремя? — поинтересовался Один, и Хелена бросила на него короткий взгляд. Он не должен был быть здесь, его никто не звал, она вообще не хотела его видеть, но от его присутствия становилось немного легче.       Сэр Рейверн остановился. Ладони за спиной сжались в кулаки, он опустил голову, а затем крутанулся на каблуках. Его лицо наконец разгладилось, стало спокойнее, будто и не было этого приступа паники.       — Почему вы хотели меня видеть? — подала голос Хелена и обиженно поджала губы: слишком тихо и жалобно получилось.       — Я хотел уведомить вас о здоровье её величества, — ответил сэр Рейверн тем же самым спокойным тоном, каким говорил всегда.       Хелена нахмурилась и опустила глаза. Виски невыносимо сдавило.       — Я вас слушаю.       — Её величеству лучше.       Звучало как протокол. Хелена сжала зубы. Что-то в его тоне задевало. Нервировало. Злило. Он будто собирался рассказать про инфляцию или торговлю с Джеллиером.       Деревянное обрамление кресла жалобно скрипнуло от того, с какой силой сжал его Один.       — Тем не менее, — продолжал сэр Рейверн, — в целом прогноз… не позитивный. Ваша мать больна.       Хелена закрыла глаза и… засмеялась. Сначала беззвучно, широко улыбаясь и дрожа всем телом, а потом зазвенели странные смешки, похожие на истерические всхлипы. Громче, чаще. Она прятала их в ладонях, закрывая лицо, а потом — вдруг — всплеснула руками.       Подняв бровь, изогнув губы в жестокой ироничной усмешке, она смотрела на сэра Рейверна.       — Моя мать больна всю жизнь, — проговорила Хелена. — Это что-то новое?       Сэр Рейверн таращился на неё, как на сумасшедшую. Наверно, она не понимала, что говорит. Или что говорит он. Лучше бы она на самом деле не понимала.       — Её величество серьёзно больна, — с нажимом повторил сэр Рейверн. — Вчера вечером у неё был приступ. Как вы можете?..       — Моя мать неуравновешенная истеричка, и было только вопросом времени, когда это её доведет. Ей стоило беспокоиться больше о своём здоровье, а не о том, чем и с кем занимаюсь я. Если бы она следовала всем предписаниям докторов, ей было бы лучше. Или ваши наблюдения отличаются от моих, сэр Рейверн? Вам ведь лучше знать, чем занимается моя мать.       Она смотрела ему в глаза. С вызовом. Без капли раскаяния.       И последние капли спокойствия, которые пытался сохранить сэр Рейверн, рухнули в бездну. Шторы за его спиной заметались в ужасе. Папки на столе распахнулись, аккуратно сложенные бумаги зашелестели — и взорвались салютом, взмывая под потолок.       Один ступил вперед.       — Так что со здоровьем её величества? — спросил он, и в этом будничном вопросе звучала угроза.       Хелена взглянула на него, а потом на сэра Рейверна, хмыкнула и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку кресла. Ногти впились в кожу у локтей. Внутри всё содрогалось, а она сверлила сэра Рейверна злым взглядом.       Он же, проиграв молчаливую борьбу с Одином, вернул себе утерянное спокойствие и продолжил:       — У её величества, — Хелена поймала его свирепый взгляд, — на самом деле проблемы с нервами и довольно давно. Её лекарства действуют хорошо, но приём таблеток — вероятно, на самом деле нерегулярный, — ослабил организм. У неё слабое сердце, возраст. После вчерашнего приступа ситуация стала ещё тяжелее. И, по прогнозам, будет ухудшаться. Вплоть до, — он втянул носом воздух, — летального исхода.       Тишина показалась неестественной.       Тиканье часов отсчитывало секунды до взрыва.       Три.       Две.       Одна.       Хелена вскочила, посмотрела на обоих воззрившихся на нее мужчин и выбежала из кабинета. Догонять её никто и не подумал.       Сэр Рейверн покачал головой.       — Её отношение отвратительно, — выплюнул он, упираясь ладонями в стол.       — Она ребёнок, Элжерн.       — Она не ребёнок! — вскричал он. — Вы это знаете! Признайтесь, Один! Вы так защищаете её, потому что влюбились? Или вы на самом деле не видите, что она делает и как себя ведёт?!       Слова разбились о стену.       — Я защищаю её, потому что дал слово, — с железным спокойствием ответил Один. — А мои клятвы нерушимы. И это вы не понимаете, почему она так себя ведёт. Дело далеко не в пренебрежении здоровьем мадам Арт.       — Прекращайте, Один, — прервал его Рейверн. — Если мы начнём обсуждать её высочество, придётся достать несколько скелетов из собственных шкафов. Вам вряд ли хочется быть откровенным. А мне — так тем более.       Один улыбнулся, поднимая брови, и медленно кивнул.       — Благоразумное предложение. Но нам всё равно придётся вернуться к этому разговору рано или поздно.       — Лучше поздно.       — Как скажете.       — К слову. — Сэр Рейверн со вздохом осмотрел разлетевшиеся по всему кабинету бумаги и призывным заклинанием приманил расписной конверт. Тот выскользнул из-под листов и приземлился ему в ладонь. — Завтра состоится важное совещание восточного Альянса. Я буду там днём. Вечером же Вильгельмина де Монтель устраивает закрытый приём с ужином и танцами в своём имении. Это — официальное приглашение. Её величество слишком слаба, чтобы присутствовать. Я один не поеду: балы — не моя среда, а с её высочеством нам лучше какое-то время не пересекаться. Так что, — он улыбнулся, протягивая приглашение, — поздравляю: вы сопровождаете леди Арт.       Один молча принял конверт и, кивнув, покинул кабинет.       У дверей комнаты Хелены его остановили и попросили уйти. «Приказано никого не впускать. Ни под каким предлогом». Один совсем не удивился и спорить не стал. Просто исчез. Ведь сколько бы она ни запрещала ему приходить, сколько бы заклинаний и стражников не выставляла вокруг своей комнаты, он мог обойти всё. И он обошёл. И теперь смотрел из тени, как она глушит рыдания в подушке. Усталость и дурные вести оставляли свои следы, и они были глубже, чем невидимые царапины монстра-Уныния, который довольно мурчал, помахивая хвостом.