Драбблы по Году крысы

«Полукровка», — указывали на молодую жену новоиспеченного посла бокалами, покуда та скромно жалась к локтю своего мужа. «После союза тсаревны Исенары с ринтарским тсаревичем становятся модными смешанные браки», — небрежно пожимали плечами иные. «Мордашкой Божиня не обделила, да и за всем остальным в очереди к Хольге стояла первой», — одобрительно причмокивали губами лощеные ловеласы, что на всех красивых женщин имеют свои планы. «Не иначе как на ринтарском болоте откопал», — снисходительно роняли придворные девицы, у которых сорвалась удачная партия. «Как низко пал род Хаскилей, если под его гербом простолюдинка», — ворчали матроны, которых в жене Алька не устраивало решительно все, а особенно — густые темные волосы до самого пояса. «Пришла знакомиться с свекрами в драной рубахе», — закатывали глаза ревнители устоев. «Но кто бы еще стал его терпеть?» — вздыхали все кумушки синхронно, а в холодных взглядах аристократов мелькало нечто отдаленно похожее на сочувствие. Альк Хаскиль был самой желанной и самой нежеланной партией при дворе. Сын посла, в фаворе у самой тсаревны, при собственном имении, да еще и красив — чего еще хотеть? Если бы ко всему этому не прилагался характер истинного Хаскиля… о матери Алька ходили толки, что она-де святая, раз терпит своего мужа, а младший Хаскиль был точной копией старого посла. Злоязыкий, честолюбец, гордец каких поискать и наглец. Не преминет уколоть даже отца и мать — каких только слухов не ходило о представлении невесты родителям! Говорили, что крыша поместья ходуном ходила от криков, а сама «госпожа Рыска» едва не сбежала под покровом ночи. Разумеется, только всем обязанная простолюдинка без медьки за душой могла бы оставаться с таким мужем, пусть и предстояло всю жизнь выть от тоски. «А сколько у него еще таких девиц», — вздыхали сердобольные «тетушки». И как ни разглядывали они строгий профиль младшего Хаскиля, сколько ни ловили тех интимных жестов, какие выдают привязанность влюбленных — все без толку. Холодный и отстраненный, он, казалось, и вовсе забывал о своей нареченной, предпочитая общество беседующих о политике господ. «Как она еще не повесилась?» — заключали, наконец, вздыхающие с облегчением фифочки и уносились в ритме очередного модного танца, подальше от стула, на котором сидела жена нового ринтарского посла. А Рыска тихо вздыхала: «Как им не надоест?» Она все слышала и пыталась привыкнуть к тому, что каждый шаг ее отныне — повод для слухов. Терпела, мирилась и репетировала у зеркала «светскую улыбку». Рыска знала, что Альк не притворяется. Знала она и то, что он действительно таков — ехиден и бесконечно далек от тех, кто его окружает. Когда она всматривалась в его бесстрастное лицо на людях, на приемах, на улицах, перед домочадцами, когда принимала его руку, выбираясь из брички, ей начинало казаться, что от нее он дальше всех. Все сомнения развеивались в томной полудреме, за несколько минут до сна. В ней были его руки — неожиданно теплые и сильные — на плечах, на щеках, в волосах. А еще — поцелуи, которых она уже не видела, утомленная супружеским пылом. Не видела, но чувствовала — кожей, ресницами и дыханием, общим на двоих. И вот это он сыграть не мог никак. А остальное — пусть будет, не жалко.