Семантика

      Солнце уже давно садилось за горизонт, когда Тина впервые за время жизни во Франции покинула расположение своего кабинета раньше полуночи. Тусклый свет лампы освещал заваленный бумагами стол, на краю которого стояла нетронутая чашка с кофе. Напиток уже изрядно остыл, но продолжал источать тонкий аромат корицы, заполняя помещение жизнью и придавая хоть немного домашней атмосферы: дома у сестёр Голдштейн в последнее время слишком часто пахло корицей.       Вечерний Нант притягивал уставший взгляд карих глаз к ярко освещенным домам, а ноги сами несли девушку вдоль улицы Антре Уржанс на набережную Андре Морис. Прогулка вдоль реки Луар должна была окончательно привести мысли в порядок, но всё стало только запутаннее. На совершенно безлюдном побережье Тина слышала голоса детей, разъярённые возгласы толпы и запах костров, которые преследовал её уже вторую неделю. Перед глазами стояли миллионы образов, испуганные лица, но Порпентина не знала этих людей.       С детства ей твердили о том, что между родственными душами существует какая-то особая связь, но Голдштейн относилась к разряду тех людей, которые спустя несколько попыток найти свою судьбу, окончательно и бесповоротно решили забросить это дело как можно дальше в нижний ящик и заняться чем-то более полезным. И этим стала для неё работа. Каждый день приходя домой глубоко за полночь, Голдштейн старалась не разбудить младшую сестру, посапывающую в объятиях мужа в соседней комнате, и без сил заваливалась на свою кровать, даже не притронувшись к заботливо приготовленному ужину. Естественно, на утро от него не оставалось и следа, особенно после того, как Куинни фурией влетала в комнату Порпентины, требуя объяснений, но получала в ответ лишь любящую улыбку и недовольный шепот в честь столь раннего подъёма.       Вечерние пейзажи и в этот раз ненадолго захватили внимание девушки, и она уже подумывала о возвращении на рабочее место: её ждёт еще множество не рассмотренных дел и отчаявшихся людей и она просто обязана всем им помочь с поисками без вести пропавших родных. К слову, ситуация с исчезновениями мужчин в последнее время слишком пугала Тину, но еще больше её тревожили взгляды и мольбы отчаявшихся женщин и детей. Возможно, их голоса были именно теми, что преследовали её всё это время.       Путь к участку лежал вдоль Пре Эрве, на которой находилась больница Жюль Верна. Уже практически миновав её территорию, Голдштейн поняла, что не имеет права пройти мимо. Там, на втором этаже её всегда ждали отголоски прошлого и, возможно, частичка будущего — брошенный на произвол судьбы, никому не нужный, чуть не погибший от холода и голода, пятилетний мальчик. Когда Порпентина нашла его побитого в подворотне стылым зимним вечером, на её правом запястье вспыхнул знак бесконечности, а спину обдало жаром. Ровно с того момента они были связаны Вселенной до конца. Этот факт пугал Тину ровно до того момента, как сестра без стука вошла к ней в комнату перед сном, чтобы оставить на столе чашечку чая с корицей и выронила ту на пол. — Тинни! Твоя татуировка, — старшая Голдштейн обернулась к зеркальным дверям шкафа-купе спиной и замерла. Когда погибли её родители, на спине тусклыми чернилами появились первые рисунки. В этот день Тина перешерстила все возможные книги о мажеской судьбе, в одной из которых говорилось, что на спине человека в течении всей его жизни будут отражаться все судьбоносные события и решения вплоть до того момента, как он впервые встретит своего соулмейта. В этот день на спине Тины появилось небольшое изображение манежа. Только увидев его, девушка поняла, почему символ бесконечности на руке на мгновение принёс покой в её рассеянные мысли. Но внезапная ответственность пугала её, хотя робкий взгляд мальчишки, который с перерождением Земли начинал понемногу приходить в себя, заставлял Тину двигаться дальше.       Лестничный пролёт был преодолён в считанные минуты и Голдштейн тихо сидела возле кровати спящего Криденса, коря себя за то, что ничего ему не принесла сегодня, но ничего, завтра она исправится, а уже через несколько недель, если доктор ничего не путает, сможет забрать мальчишку домой: документы на усыновление уже давно были готовы. Единственное, с чем Тина пока не могла справиться — испуганные глаза, которые видели явно слишком много зла для своего возраста и слишком мало ласки. Поднявшись с кресла, Голдштейн осторожно, чтобы не разбудить, поцеловала Криденса в лоб и вышла из палаты, попросив врача передать мальчику, что она придёт к нему завтра днём. Доктор молча кивнула и улыбнулась чему-то своему, наблюдая за тем как девушка покидает больницу.

***

— Тинни, ты уверена, что справишься с ним одна? — миссис Ковальски внимательно наблюдала за тем как её сестра упаковывает в чемодан последние оставшиеся вещи и магией пытается заставить его застегнуться. — Мальчику нужна полноценная семья, Тин-Тин, — снова повторяет девушка, надеясь вразумить старшую Голдштейн не делать поспешных выводов, но Тина уже всё решила. — В первую очередь ему нужны тишина и покой, Куин. По крайней мере, в ближайшее время, — Тина тяжело вдыхает, понимая, что первые несколько месяцев ей будет необычайно трудно обходиться без сестры, ведь с самого детства они проводили вместе каждый день, но что-то подсказывало, что нельзя мешать чете Ковальски строить своё личное счастье наедине, хотя Якобу тоже не нравилась её идея о переезде, но с хозяйкой квартиры Голдштейн уже договорилась и внесла деньги практически на год вперёд, так что можно было ни о чем не переживать. Двухкомнатные апартаменты готовы были принять молодую маму в любую минуту и это не могло не радовать. — Знай, что ты можешь вернуться в любую минуту, — Якоб нежно обнял Тину, в попытках поддержать девушку, и она окончательно убедилась в том, что сможет поставить на ноги своего новоиспеченного ребёнка, ведь умеет дарить любовь, может, немного не так как это делает её сестра, но всё же искренне и с удовольствием. Осталось только помочь Криденсу снова поверить в этот мир.