Семантика

      Под утро Криденсу снились объятия Тины, а ещё сладковатый запах выпечки и солнечные лучи, проникающие в комнату, задористый смех и голос Персиваля, а потом он понял, что это не сон, а постепенно дрёма отступает, давая дорогу утру пробраться в неспокойные мысли. Он резко открыл глаза, собираясь подняться с кровати и выбежать к Куинни, а лучше, он надеялся, что так и будет, к маме, но ласковые руки вернули его обратно и через несколько мгновений он во всю прижимался к маме, крепко обнимая её и едва сдерживая слёзы. Эмоции переполняли мальчика, и он жался к Тине, как к спасательному кругу в открытом океане, а она успокаивающе гладила его по волосам, вытирала ручейки слёз с его щек, ласкаво шептала что-то ему на ухо, но Криденс не разбирал слов, лишь обернулся к двери, когда уловил едва заметное движение, рядом с кроватью, и замер, когда осев под весом чужого тела кровать слегка скрипнула, а сильные руки обвили его и мамины плечи. Он поднял благодарный взгляд на Персиваля, начиная успокаиваться, и мужчина ласково улыбнулся ему в ответ, потрепав по волосам и облокотившись на спинку кровати. Тина инстинктивно прижалась к нему, и Грейвс сильнее сжала её плечи. Криденс не знал, сколько они так просидели, но дрёма снова начала одолевать его, и мальчик прикрыл глаза, устраиваясь поудобнее между мамой и Персивалем.       Полностью его вывел из сна сладкий голос Куинни, которая что-то щебетала про завтрак и лекарства, а ещё Ковальски, который пытался увести жену из детской, чтобы она не мешала. Кому тётя могла помешать, ребенок не понимал, а Грейвс потирал заспанные глаза, жмурясь от солнца. Нехотя он поднялся с кровати, потянулся и протянул руки к Криденсу, который позволил поднять себя и обхватил мужчину за шею. Только сейчас он заметил, что мама так и не пошевелилась: утомленная предшествующими событиями, она спала, отвернувшись к стене. — Ну что, разбойник, умываться и чистить зубы? — прошептал Грейвс, не сводя глаз с Тины, и Криденс уловил знающий взгляд Якоба, который лишь подмигнул ребенку и пожал плечами, покинув комнату вслед за женой. Поставив мальчика перед умывальником, и протянув ему щётку с пастой, Персиваль вышел из комнаты. Криденс мог только догадываться, куда он пошел, но когда он зашёл в спальню, чтобы открыть окно и впустить свежий воздух в комнату, Тина была укрыта пледом и довольно улыбалась.       Когда маленький Голдштейн зашёл на кухню, Грейвс разговаривал с Куинни и по выражению их лиц было видно, что данный разговор не доставлял удовольствие никому из учавствующих в нем сторон. Завтракать Персиваль отказался наотрез, как и будить Тину, но тщательно проследил за тем, чтобы Криденс съел все до последней капли, а затем позвал его на серьезный разговор. — Мне пора уезжать, — мужчина сел на корточки рядом с мальчиком и взял его руками за плечи. — Но ты должен запомнить несколько вещей, — улыбнулся он, опуская руку в карман, а затем протягивая свёрнутую бумажку ребёнку. — Во-первых, это мой номер. Если не дай Мэрлин у вас будут какие-то проблемы — я всегда жду твоего звонка. Или если тебе надо будет что-то спросить, рассказать, узнать — я на расстоянии нескольких звонков. Хорошо? — Грейвс дождался утвердительного кивка и продолжил. — Во-вторых, береги маму. И, я прошу тебя, уговори её оставить эту работу. Она приносит больше вреда чем денег, — Персиваль нахмурился. — С любым другим трудоустройством я помогу, — он улыбнулся, сжав плечо Криденса. — И никогда не переставай верить в себя или кого-то другого. Пока ты борешься — весь мир будет лежать у твоих ног, — Грейвс подмигнул ему и обнял, и мальчик доверчиво прижался к нему в ответ. — Я буду скучать по тебе, — он грустно улыбнулся, смотря на мужчину снизу вверх, когда тот поднялся на ноги. — И спасибо, что поверил, — Криденс опустил голову, боясь своих ощущений. Он чувствовал себя восторженно и угнетенно одновременно и не знал, что с этим делать, особенно когда последнее чувство будто и вовсе не ему принадлежало. — Жди меня в гости, парень. Я попрощаюсь с твоей мамой, — с этими словами Грейвс скрылся в детской, а Криденс отправился на кухню за добавкой какао. Почему-то он знал, что Куинни ему не откажет.

***

      Тина сладко посапывала, обнимая подушку, когда Грейвс зашёл в спальню ребенка, и он сел на край кровати, тихо, осторожно, чтобы не разбудить. Его взгляд затерялся где-то на аккуратном изможденном лице, на длинных пальцах, сжимающих край одеяла, на раскинутых по подушке волосах и задумчивой улыбке, живущей на мягких губах. По крайней мере ему казалось, что они именно такие на ощупь, и Персиваль не удержался, осторожно коснувшись уголка её губ своими. Он провел по каштановым кудрями ладонью, и девушка сонно открыла глаза, рассматривая его. Грубая ладонь осторожно легла на острое плечико, и Голдштейн улыбнулась. — Ты уходишь? — он молча кивнул и коснулся губами её волос, вдыхая их аромат, а затем отстранился, поцеловав Тину в висок. Она перевернулась на спину, разглядывая его, но глаза никак не хотели сосредотачиваться в одной точке. Плед, которым Голдштейн была укрыта, начал сползать на пол, и Персиваль подцепил его несколькими пальцами, возвращая на место. Он зашторил окна, и ещё раз подошёл к девушке, наклонившись к ней непозволительно близко, и губы Тины дрогнули, но мужчина не поцеловал её вопреки всем ожиданиям. Он обдал горячим дыханием ухо, говоря ей прикрыть глаза и спать, и Голдштейн послушалась, нехотя прикрывая налитые свинцом веки. — Вот так, — он улыбнулся. — Спи, Тина, Но помни, что скоро все измениться.       Он неслышно вышел из спальни и покинул квартиру, наспех попрощавшись с Куинни и Криденсом. Мальчик крепко держал его за руку, нехотя отпускать и это придавало Персивалю уверенности. Он должен обязательно к ним вернуться.