Семантика

***

      Когда Тина проснулась Якоба дома уже не было, а Криденс с миссис Эспозито вышел прогуляться на улицу, хотя после того происшествия в парке Голдштейн вообще сомневалась, что стоит его доверять чужим людям: если они заметят всплеск магии, то ничего хорошего от этого можно не ждать, но Куинни уверяла её, что Бэрбоун умный мальчик и может хорошо себя контролировать, ведь Тина хорошо о нем заботилась, на что девушка лишь пожимала плечами и кивала, ничего не говоря. Возможно, сестра была права? Но не имея никаких навыков контролировать магию становится все труднее. Это Тина знала по себе, ведь родители боялись даже выпустить ее за порог дома, когда она была ещё совсем крохой, ведь искры так и плясали на её пальцах, распугивая прохожих, и им приходилось доказывать, что окружающим просто показалось. Голдштейн улыбалась своим воспоминаниям, пока не заметила стоящую в дверях сестру. — Куинни, — она улыбнулась, потянув руки вперёд, и блондинка прижала её к себе, ласкаво поцеловав в лоб. — Как ты себя чувствуешь, милая? — Ковальски отстранилась, рассматривая бледное лицо сестры и тяжело вздохнула. — Тебе ещё восстанавливаться и восстанавливаться, — Тина нахмурилась, окинув ту недовольным взглядом. — Ты слишком критична, — проговорила она, разомкнув объятия, Куинни хмыкнула. — Ты бы видела себя, когда Мистер Грейвс принес тебя сюда, — голос девушки был холоден и полон решительности, она смотрела на сестру с неким упрёком, словно говоря: «Что ты наделала? Ты хоть думала о сыне, когда лезла в очередную передрягу?!». Но эти слова так и остались не озвученными, Тина вопросительно смотрела на сестру, совершенно не понимая, о чем та говорит, и Ковальски охнула в понимании. — Он ничего тебе не сказал? — Куинни склонила голову на бок, вглядываясь в глаза сестры, и Тина отвернулась к окну, а затем и вовсе встала с кровати. — Вы ночью сидели на кухне, и я думала, что ты всё знаешь, — блондинка опустила голову, и пряди закрыли её лицо. — Он просто напоил меня чаем, — Голдштейн сердилась, но сама не понимала, на кого больше. Ее жутко интересовало, почему Персиваль молчал, но ещё больше то, как они смогли так сильно сплотиться с Криденсом. Вокруг были одни вопросы, но ответы вечно ускользали, а, возможно, просто лекарства так влияли на неё, что Тина не могла собраться? — Мы даже не поговорили нормально, — она запустила пальцы в волосы, опустив взгляд в пол, а затем обернулась к сестре. — Но почему он? — Голдштейн села на край кровати, взяв себя за плечи. Куинни замялась, подбирая правильные слова. — Когда ты задержалась на работе я почувствовала, что что-то не так, — она закусила губу. — И сказала об этом Криденсу. Он сбежал, точнее… — тонкие пальцы блондинки нащупали ткань пледа и скомкали её, собирая в ладонь. — Я его отпустила. У него дар, Тина! Он нашел Грейвса и уговорил его помочь, — Куинни смущённо улыбнулась. — А потом Криденс попросил его остаться на ночь, сказал, что боится и все время думает о том, где ты. Не знаю, что руководило Персивалем, но он остался. Уложил Криденса спать, а потом сидел в гостиной, разбирал карты, какие-то документы, читал твои дела, пытался зацепиться хоть за что-то. Тина, он так громко думал, что я не могла уснуть! — девушка схватилась за голову, словно вытаскивала воспоминания. — А потом он везде водил с собой Криденса, куда только можно было. Он что-то рассказывал ему, учил чему-то, читал перед сном, пил бодроперцевое зелье и снова садился в гостиной. Он тоже переживал. И он знал, что я читаю его мысли. Но даже не пытался ставить ментальный барьер! — она вспылила и встала с кровати, дверь в комнату открылась, и Криденс, прыгнув на кровать, поцеловал мать в щеку, прижался к ней со всей любовью и нежностью, на которую был способен. — Мамочка, как ты себя чувствуешь? — маленькая ладошка коснулась лба девушки, и Тина засмеялась, начиная щекотать сына. — Лучше всех, — улыбнулась она, щёлкнув по носу извивающегося ребёнка. Куинни, улыбаясь наблюдала за ними, что-то про себя отмечая.