Jessie J | Killing Me Softly
https://www.youtube.com/watch?v=QM70aYtGZak
Приятный летний ветерок дул из приоткрытого окна и развевал иссиня-чёрные волосы парня, неотрывно глядящего в окно. Чимин сидел рядышком с Чонгуком на заднем сидении авто, которое уже как два часа неслось с главного портового города страны к столице. Он сжимал руку крепко спящего гуля и смотрел на сменяющийся ландшафт. Полгода они не были в Сеуле — с того времени, как случился государственный переворот, и Намджун отправил Пака вместе со своими соратниками отвоёвывать Пусан у приспешников Ванджунга. Кровь тогда была повсюду — гули бились до последнего. Бои продолжались целую неделю, а город окрасился в бордовые тона, как и вся страна. Чимину было сложно, впервые в жизни заниматься командованием, он чувствовал в своих руках настоящую власть, но всё же прислушался к людям Намджуна, которые давали дельные советы и наставляли его на правильный путь. Он раздавал указы, чутко руководил военными частями, давал добро для операций, которые ему предлагали военные, и внимал новой политике правительства, только пришедшего к власти — «Равноправие возможно только в том случае, если оба дискриминированных вида пойдут на компромисс». Это значило, что уничтожались только те гули, которые выступали против новой власти и шли на конфликты, убивали мирных жителей. Гражданские гули были неприкосновенны. Благодаря Удаву и его действиям касательно выдачи документов гулям, стало легче организовать списки и подать их в специальные пункты помощи, центры труда, банки органов, в которых в первое время еда для гулей выдавалась совершенно бесплатно, гулям запрещалось охотиться или использовать свою силу во вред. Люди, в свою очередь, скрепя сердце, подписывали документы, позволявшие государству изымать органы их умерших родственников. Многие отказывались, но большинство так прониклось идеей равноправия, которую в извращённой форме ещё посеял Удав, что с каждым разом согласных становилось всё больше и больше.
После того, как бои стихли, а в Пусане наконец свернули военное положение, Чимин вздохнул с облегчением, но новой власти нужно было готовиться к разгребанию всего того ужаса, который после себя оставил Ванджунг. Изначально Намджун отдал приказ уничтожать всех гулей без разбора, но вскоре, после того, как посетил один из жутких заброшенных домов в Седьмом дистрикте и лицом к лицу встретился с плачущими детьми, не понимающими, почему их родителей убили на их же глазах, принял решение обратиться к идее Хосока о равноправии. По проектам государственных архитекторов уже начали строиться множество учреждений для гулей: детские сады, школы, даже один колледж, больницы. Он боялся размывать черту между людьми и гулями, поэтому опасался позволять им существовать слишком близко.
Чонгук в то время совсем потерял себя, он чувствовал себя виноватым перед своими сородичами, которые безостановочно погибали на улицах и проливали свою кровь. Вся страна погрязла в пучине бесконечных стычек, засад и кровавых боёв последних радикально настроенных гулей и военных. Народ нёс огромные потери. Чонгук чувствовал смятение Чимина, сам переживал нелёгкие времена и даже несколько раз порывался искать Тэхёна. От брата не осталось ни следа, было такое чувство, будто бы он просто испарился, взлетел ввысь и растворился в дождевых облаках в тот злополучный день. Намджун, по просьбе Чимина, отправлял своих людей в особняк Удава, приказывал им прочёсывать дистрикты, но, кроме прячущихся напуганных до смерти гулей, не находил ничего. Никакого следа Чон Тэхёна. И от этого младшему Чону было больно, перед глазами до сих пор маячил образ брата, но он справлялся. Как минимум, он чувствовал, что Тэхён жив. А вот Чимину было сложнее: его родителей провели в последний путь на прощальной церемонии через два дня после смерти Удава. Самого же Хосока, обугленные останки которого нашли в развалинах амбара, похоронили в земле в Десятом дистрикте, без гроба или другой роскоши, однако сердце Чимина в последний миг сжалилось над братом, и ему поставили небольшую плиту с красиво выведенным «Чон Хосок» и датой смерти — Чимин так и не узнал дату его рождения — все данные об этом были уничтожены. Иногда Пак просыпался от ужаса и не мог отогнать от себя жуткие мысли, которые были только о брате и о том, каким бы он стал, если бы их родители выжили в автокатастрофе. В такие моменты он чувствовал сильные руки сонного Чонгука на своих плечах и до утра не смыкал глаза, лежа на тёплой обнажённой груди своего парня.
Чимин с Чонгуком с военной базы перебрались в небольшую квартиру в центре, в которой были только две комнаты, просторный санузел и уютная кухня. Иногда Чимина передёргивало от мысли, что в его холодильнике хранятся нужные Чонгуку для питания человеческие органы. Иногда Чон самолично готовил Чимину, перед этим пихая в нос затычки, чтобы не раздражать свои чувствительные рецепторы вонью человеческой еды. Чимин сначала пробовал кулинарные изыски с неким опасением, но вскоре у Чонгука стало получаться лучше — паста не липла ко дну кастрюли. Он усердно пытался найти себе работу, чтобы не сидеть у Пака на шее, но единственное, что он умел — исполнять приказы и потрошить тела. Спустя несколько месяцев поисков Чимин помог ему устроиться в небольшую фирму одного ландшафтного дизайнера. Чон учился вырезать из кустов причудливые фигуры, подрезал виноград и ухаживал за цветами. Сначала его напрягало то, что работники смотрели на него с тревогой в глазах, будто бы ожидали, что он их всех сожрёт и не подавится, но потом они привыкли к вечно угрюмому, симпатичному гулю с сильными руками, который всё схватывал на лету. Чонгук быстро освоился и даже сходил с коллегами однажды на выставку ландшафтного дизайна и сада, где была представлена и их работа.
С наступлением жаркого лета работы у Чимина поубавилось, с его лёгкой руки были проведены выборы мэра, но свою кандидатуру он решил не выдвигать. Большее количество голосов набрал человек Намджуна, а в городскую администрацию, сразу после назначение нового мэра, пришёл приказ готовиться к выборам президента, которые должны были быть проведены ещё в январе, но их отложили из-за военных действий. Чимина же назначили вторым заместителем пусанского мэра, и он наконец вздохнул с облегчением, чувствуя, как принципы бюрократии стали понемногу всё налаживать. Работа государственного аппарата возобновилась полностью.
И вот в августе, беспрерывно глядя в окно, Чимин впервые за полгода ехал в Сеул, крепко сжимая руку спящего рядом Чонгука.
Как только они въехали в город, Пак накрепко прилип к окну, вглядываясь в отстроенные здания, в чистые улицы столицы, толпы людей, прогуливающихся по аккуратным тротуарам. Чимин с восхищением смотрел на быстро отстроенный родной город. Отец был бы рад увидеть всё это.
Как только они подъехали к Президентскому дворцу, Чимин скептично поджал губы и оглядел реконструированное здание, подмечая, что классицизм оставили, но к нему добавились черты барокко в виде излишества причудливых элементов и статуй на фасаде строения. Дворец сверкал грандиозностью и помпезностью, но не был излишне вычурным. Пак мягко коснулся плеча Чонгука, и тот резко открыл глаза, недовольно морщась.
Машина плавно затормозила подле главного входа. К ней тут же подбежали слуги и услужливо отворили дверь.
— Уже приехали? — пробормотал Чон, потерев заспанные глаза.
— Я ведь говорил тебе, что ночью нужно спать, а не приставать ко мне, — усмехнулся Чимин, тыкая пальчиком гулю под рёбра.
Чонгук громко фыркнул, но не смог сдержать улыбку и потянул Чимина за руку к себе, оставляя лёгкий поцелуй на его красной от смущения щеке.
Чимин выбрался из машины, улыбаясь построенному персоналу.
— Приветствуем Вас, господин Пак, — услужливо поклонился управляющий дворцом.
— Эх, как здесь всё изменилось, — протянул Пак, втягивая горячий воздух.
— Господин Ким распорядился поселить Вас и Ваше сопровождение в лучшие комнаты наверху.
Он приглашающим жестом указал на дверь, и они медленно двинулись в сторону входа. Прислуга тут же занялась багажом.
Внутри всё было так же, как и раньше — помпезно и божественно. Своды высоких потолков были разрисованы изображениями религиозной тематики в стиле Ренессанс. Чимину на миг стало интересно, остались ли в кабинете отца копии знаменитых на весь мир статуй, осталась ли там витрина с позолоченными ручками, подаренными чиновниками высших рангов. Мимо него пролетел ветерок, он услышал собственный звонкий детский смех и почувствовал расползающееся по груди тепло. Мама сидела на отделанном дорогими тканями диване, закинула ножку на ножку и листала фотоальбом с совсем ещё мелким сыном, папа сидел подле неё, положив голову на хрупкое плечо, и нежно касался рукой её колена, мягко проводя по нему. Маленькая копия Чимина вихрем пронеслась по залу и упала в объятия родителей, радостно смеясь и уворачиваясь от щекотки.
— Пап! Пойдём сегодня на лошадок посмотреть?
— Чимин, — позвал его далёкий голос.
На его плечо легла тяжёлая рука, и Чонгук обеспокоенно заглянул в слезящиеся глаза. Видение улетучилось, на диване никого не было. Управляющий отстранёно ожидал их подле ступенек.
— А, прости, вспомнил кое-что, — шмыгнул носом Пак. Он лучезарно улыбнулся, похлопывая по плечу недоверчиво глядящего на него Чона, и пошёл к лестнице, следуя за управляющим. Чонгук немного замялся, бросил взгляд на диван и пошёл следом.
— Знаете, у меня есть просьба, — вдруг сказал Чимин в коридоре с множественными гостевыми комнатами. — Я бы очень хотел расположиться в своей старой комнате.
— Конечно, — улыбнулся управляющий, поправляя сползшие по переносице очки. — Как пожелаете. Тогда для господина Чона мы предоставим соседнюю.
— Не стоит, мы будем вместе спать в моей.
Чимин немного зарделся, но управляющий лишь мазнул по ним понимающим взглядом и коротко кивнул, шагая дальше.
Как давно это было.
— Скучал, бусинка? — ехидно протянул Чонгук, как только дверь комнаты за ними затворилась.
Чимин резко развернулся и сжал в объятьях сконфуженного Чона, прикрывая глаза и утыкаясь в сильную шею.
Ничего не изменилось. Комната не была тронута, всё осталось на своих местах, будто бы не утекло столько времени и всех тех месяцев, будто бы Минхо до сих пор до ночи работает в кабинете и несёт на себе тяжёлое бремя президентских обязанностей, будто бы Юна до сих пор скандалит с госпожой Мин и возмущается на каждое замечание пожилой управляющей. Будто бы по утрам Юна до сих пор сидит подле Минхо за большим столом и завтракает, улыбаясь Чимину. Будто бы.
— Не надо, — прошептал Чонгук, утирая капельки блестящих слёз, скатывающихся по щекам человека. — Если успокоишься — спеку тебе пирожки, когда вернёмся домой.
— Тогда я буду плакать навзрыд, — рассмеялся Чимин, утирая глаза.
— Ну спасибо, — пробормотал Чон, хватая растерявшегося Пака в охапку и падая с ним на большую кровать. — Давай немного поспим, — глядя щенячьими глазками, прошептал он, целуя Чимина в лоб.
— Да, Намджун наверняка захочет поужинать, когда вернется. Но, может, мы примем душ с дороги?
Глаза гуля моментально загорелись, он немного отстранился и спустился ниже, глядя Паку в глаза. Перевернул его на спину и навис сверху, окидывая взглядом стройное тело, обтянутое лёгкой рубашкой и хлопковыми штанами. Он сел на задницу подле раскинувшегося на половину кровати человека и по одной начал расстёгивать пуговицы, ловко перебирая пальцами. Скользнул взглядом по поцелованной солнцем коже. Чимин немного прибавил в весе, что несказанно радовало гуля, который изо всех сил пытался откормить своё тощее несчастье. Волосы Пака погустели, а кожа из-за витаминов и биодобавок блестела и сверкала внутренней красотой. Чонгук никогда не сможет налюбоваться им.
Он стянул со стройных подкачанных ножек штаны и подцепил пальцами носки, избавляя Пака от них. Чимин выгнулся дугой и приоткрыл рот в немом блаженстве, когда Чонгук, склонившись над ним, коснулся губами чуть выше пупка.
— Солёный, — томно прошептал гуль, заваливаясь на Пака целиком и касаясь полных сочных губ своими, увлекая в сладкий поцелуй.
— Чонгук, — выдохнул Чимин, раздвигая ноги и ставя ладони на чужие лопатки, прижимая его к себе. Чимину так нравилось чувствовать на себе тяжесть любимого тела, он сходил с ума из-за нежных касаний и лёгких укусов. Чонгук сделал несколько движений тазом, толкаясь своим пахом и потираясь о его возбуждённый член.
— Что-то здесь лишнее, — сдавленно прошептал он, судорожно хапая воздух ртом.
Он молниеносно избавился от одежды и выудил из кармана джинсов пробник смазки, параллельно стягивая с Чимина боксёры.
— Не так быстро, — простонал Пак, раздвигая ноги шире, провоцируя и заставляя рычать. — Коснись меня там губами, — смущённо пролепетал он, прикрывая глаза ладонями.
Чонгук остановился и прикрыл рукой рот, чтобы не рассмеяться в голос из-за умиления. Он откинул пробник и нежно провёл пальцами по груди человека, цепляя подушечками напряжённые соски, срывая с губ первые глухие стоны.
— Всегда хотел заняться сексом в своей комнате, а не прятаться по отелям и бояться, что охранники доложат отцу, что я курю после оргазма, — вдруг выдал Чимин, глядя на оторвавшегося от поцелуев гуля.
— Ты раньше курил? Почему же не куришь сейчас? — спросил он, спускаясь ниже и касаясь губами тазобедренных косточек, целуя их по очереди. Он редко оставлял засосы, не желая портить смуглую кожу глупыми метками. Не то чтобы он не был собственником, просто такие варварские способы стали для Чонгука чужды.
— Потому что тогда это был запретный плод, а сейчас я осознанно не хочу даже нюхать сигаретный дым, — скороговоркой выпалил Пак, когда горячий рот Чонгука насадился на изнывающий, истекающий смазкой член.
Чонгук вобрал аккуратный член до конца и сжал головку глоткой, наслаждаясь полноценными громкими стонами. Он так хорошо изучил Чимина за полгода, что знал, как и на что Чимин реагирует больше всего. Сердце всегда сбивалось с ритма, когда его любимый лежал и дрожал от наслаждения. Несколько раз они пробовали различные практики, но в итоге остановились на обычном ванильном сексе, понимая, что не стоит играть на контрастах и омрачать наслаждение болью.
Чонгук провёл шершавым языком по стволу, увитому венками, и ухмыльнулся, доставая пробник, разрывая его и выливая смазку на ладонь. Его руки ужасно тряслись, а температура тела привычно повысилась. Чонгук изо всех сил всегда старался контролировать её и в последнее время у него получалось всё больше и больше, особенно, когда вспоминал, как однажды обжёг Чимина, не восприняв его метания и всхлипы всерьёз.
— Чонгук, — выдохнул Чимин, вскидывая бёдра вверх, пытаясь вернуться в обволакивающее тепло чужого рта.
— Такой нетерпеливый, — усмехнулся Чон, размазывая смазку по пальцам. — Всегда такой ненасытный. Ты всегда просишь вставить поскорее, но я-то знаю, что тебе нравятся долгие прелюдии. Стоит мне несколько раз взять в рот, как ты сходишь с ума и стонешь так сладко.
— Чонгук, — всхлипнул Чимин, прикусывая губу, чтобы не начать умолять.
Когда в него погрузились сразу два пальца, он громко застонал и притянул Чона за шею к себе, утыкаясь носом в его ухо и стараясь не взорваться из-за переполняющих ощущений.
— Пожалуйста, я готов, — вырвалось у него, когда Чон осторожно ввёл третий палец, параллельно оставляя поцелуи на взмокшей шее человека.
— Я знаю, — глухо ответил он, нащупывая пальцами комок нервов, надавливая на него и доводя до сумасшествия. — Я знаю, что ты очень хочешь почувствовать мой член, но тебе нужно стать более терпеливым. Ты так хорошо принимаешь его каждый раз, я в восторге от твоей сладкой попки.
— Чонгук, — захныкал Чимин, пальцами впиваясь в чужую спину и оставляя на ней красные полосы. — Прошу.
Чон резко вытащил пальцы и приставил к раскрасневшемуся входу член, предварительно смазав его стекающими по пальцам остатками смазки. Он плавно толкнулся и затаил дыхание, вбирая в себя дрожь Чимини и целуя его мокро и глубоко, играя с языком.
— Можно? — в губы спросил он.
Чимин закивал и громко застонал, когда Чонгук выскользнул из него и вошёл под новым углом, доставляя нереальное удовольствие. Член хорошо скользил по смазке, а Чимин скулил с каждым толчком, глядя в потолок затуманенным взглядом.
По его венам растекалось чистое наслаждение, Чонгук размеренно сильно двигался и нашёптывал Чимину разные глупые пошлости, доводя до ручки, до онемения и заставляя метаться и просить не останавливаться. Крупная головка попадала прямиком по простате, у Пака закатывались глаза, а помещение перед ними будто бы плыло и кружилось. Он ухватился за предплечья Чонгука и резко опустил одну руку вниз, хватая свой изнывающий член. Ему хватило несколько рваных движений, чтобы кончить, слушая стоны Чонгука.
— Так хорошо сжимаешь, — выдохнул гуль, хватаясь за смуглые бёдра и делая пару особо сильных толчков. — Мой Чимин-и…
— Чонгук.
Чимин вскрикнул, чувствуя в себе его сперму, и вцепился зубами в плечо, легонько прикусывая.
Излившись, Чон рухнул прямиком на него. Тишину разбавляло хриплое сбитое дыхание. Капли пота стекали по совершенному накачанному телу гуля, а парень под ним млел от взвалившейся на него, давящей на рёбра тяжести.
— Теперь можно и в душ, — прошептал Чонгук.
***
Прохладный вечерний ветер приятно холодил измученную дневной жарой кожу и развевал белоснежные занавески, развешанные на открытой веранде. Небольшой столик с вычурной сервировкой и изумительно пахнущим ужином стоял прямо возле перил, сидящие за ним люди наблюдали за превосходным видом вечернего сада.
— Как жаль, Чимин, что ты не увидел цветение сакур, — цокнул хозяин дома, разрезая острым ножом сочный стейк.
Пак задумчиво жевал поджаренные на гриле овощи и откинулся на спинку стула, беря в руку бокал с бордовым вином.
— Не стоит сожалений, я видел их во время двух сроков правления отца, — усмехнулся он.
— Как дела в Пусане?
— Очень даже хорошо, как и писалось в отчётах: мы наконец навели порядки на таможне, утилизировали весь конфискованный товар бывшего владельца портов, которые теперь перешли государству, как и должно было быть…
— Нет, — перебил его Намджун, мельком глядя на сидящего подле него Чонгука. — Я не об этой рутине. Море тёплое?
— Ах, тёплое, — кивнул Пак, усмехаясь.
— Знаешь, я очень благодарен, что вы всё же приехали. Здесь так пусто, хотя, прости, Чимин, я должен был поселить вас в отеле, чтобы не ятрить старые раны.
— Ничего страшного, это приятная ностальгия, — грустно улыбнулся Пак. — Как там дела у Юнги?
— Занимается зачисткой агрессивно настроенных гулей в Тэгу, — лёгкая улыбка коснулась губ президента, и он жестом попросил прислугу подлить вина. — Он очень способный.
Оранжевое небо завораживало своей красотой, горизонт искрился последними лучами солнца. Чимин сжимал руку Чонгука под столом и с сожалением глядел на его пустую тарелку. Он надеялся, что его хотя бы не сильно тошнит из-за запаха еды. Чонгук ободряюще улыбнулся ему.
— Кстати говоря, — добавил Намджун, — мы нашли следы твоего брата, Чонгук.
Чон тут же встрепенулся и выжидающе уставился на него, ожидая дальнейших слов. Ким выудил свой телефон из внутреннего кармана принесённого слугой пиджака и начал в нём отчаянно рыться, выискивая нужные файлы.
— Чон Тэхён… — Намджун запнулся, поднимая взгляд вверх, — или, точнее будет Ким Тэхён покинул Республику Корея второго февраля в три часа утра. Сел в самолёт с направлением Сеул — Шанхай…
— Стойте, — вскинул руку Чонгук, громко вздыхая. — Не рассказывайте мне больше. Он отрёкся от своей жизни, сбежал от… От Удава, и я не хочу жить прошлым и пытаться утащить Тэхёна в него. Он заслужил быть счастливым, и если счастье в его понимании исключает меня — я согласен отпустить его. Не зря он обрубил все концы и взял нашу настоящую фамилию.
— Может, хотя бы посмотришь фото? — предложил Намджун, передавая телефон гулю. — Не зря ведь моя разведка работала.
Тот замешкался, прикусил губу. Он почувствовал ладонь Чимина на своем бедре и повернулся к нему. Пак коротко кивнул. Чонгук взял предложенный телефон и вгляделся в знакомые черты брата, ярко улыбающегося кому-то. Он скользнул взглядом по его радостному лицу и отметил благородно-голубой цвет его волос.
— Красивый, — криво улыбнулся Чон.
— Я бы хотел сходить к могилам родителей, — отвлёк их Чимин. — Биологических родителей. Чон Сиджин и Моён, так ведь?
Ким кивнул и взял свой телефон из рук гуля. В воздухе повисло напряжение.
***
Чимин откинулся на мягкие подушки и поправил задравшуюся футболку. Он устроился на груди лежащего на спине Чонгука и положил ладонь на его живот, поглаживая твёрдые мышцы. Сумрак скрывал озадаченность на лице гуля, но Чимин чувствовал, что с ним что-то не то и хотел утешить, но не давить. Это порой очень сложно.
— Ты ведь не винишь себя? — всё же спросил он спустя пять минут сомнений.
— Нет, я просто жалею, что не оторвал голову этому уроду ещё раньше, — фыркнул Чон. — Тэхён и так сильно настрадался и запутался в своей зависимости, я бы не стал делать ему ещё больнее. Я не виню себя или кого-то, кроме Удава.
— Ким Чонгук, — задумчиво протянул Чимин. — Ты до сих пор носишь фамилию моей семьи, которую тебе дал мой брат. Тебе не хочется вернуть собственную?
Гуль тяжело вздохнул и обнял Чимина, крепко прижимая его к себе.
— Прошлое Тэхёна связано только с болезненными воспоминаниями, поэтому он и решил принять своё будущее, решил избавиться от бремя в виде покровительства, — тихо ответил Чонгук, поглаживая его плечо. — Но я бы не хотел изменять своё, потому что эта фамилия подарила мне тебя. Удав, как бы сильно я не ненавидел его, подарил мне защиту и тебя, Чимин. Желать изменить своё прошлое — значит хотеть стереть из своей жизни тебя. С первого мгновения, когда только Тэхён мне дал твою фотку и сказал подсунуть тебе карточку с номером, я чувствовал, что ты — намного больше, чем я заслужил. Я просто безумно рад тому, что ты у меня есть.
Признание лилось тихим шепотом, проникая под кожу Чимина, оставаясь там навечно, поднимая волны в океане спокойствия и равновесия. Чонгук так сильно любит его!
— Чонгук, — дрожащим голосом позвал Чимин, пытаясь унять бушующий в груди ураган, — я люблю тебя.
