Дьявол в деталях

      Учеба в университете мне нравилась.       Я вообще любила учиться и узнавать что-то новое. Литература, американская история, социология, английский и испанский языки. Мне нравились и точные науки, например, формулы по физике всегда завораживали, хоть я ничего не смыслила в исписанной мелом доске. Химические соединения и реакции тоже ничего, но тесты я писала отвратительно.       Зубрежка мне не удавалась, но стоило кому-то сказать что-то интересное, либо обыденное, но интригующим тоном, я моментально это запоминала. Вот одна из основных причин, почему мне захотелось стать репортером.       Хорошая память, понимание психологии человека и умение придавать услышанному ранее и собственным рассуждениям облик на бумаге. Много ли нужно для успешного журналиста?       Потратив в Новом Орлеане почти три года на совершенствование своих журналистских умений в школьной газете, в выпускной год в Лос-Анджелесе я сразу дала понять, что место главного редактора должно стать моим.       Еще одна зарубка на память — ты можешь быть хуевым писателем, художником или актером, но если умеешь себя преподнести, то окружающие это сожрут и не заметят.       По результатам проведенного студентами опроса выпускники Новоорлеанского университета нечасто сталкивались безработицей, что немаловажно, и всегда добивались высот, подчеркивая, что занять кожаное кресло руководителя можно и без «Лиги плюща».       «Не все умные люди едут в Новую Англию!» — так гласил заголовок статьи, написанной третьекурсницей, которая уже заполучила колонку в газете. Ее печатали в каждом выпуске, и этим она, сраная выскочка, побила рекорд прошлой выпускницы, что числилась в штате местной газеты в последний год.       Все эти успешные выпускники были кем-то вроде наших кумиров, думаю, каждая из студенток в глубине души хотела увековечить свой выпуск и отличиться, стать живой легендой. Я уж точно хотела.       Дело в том, что я тщеславна, не скрою. Думаю, что даже слишком, и это в итоге повлияло на мою дальнейшую судьбу. Мне всегда хотелось большего. Я сравнивала с остальными свои возможности и умения, и всякий раз приходила к мнению, что могу стать лучшей. Не просто казаться самой умной на потоке, а-ля «Мисс-я-знаю-как-устроен-мир», а действительно превращать мечты в реальность.       Любовь к состязанию, дух соперничества навязываются в школе, амбиции и вера впитываются с молоком матери. В этом плане я была образцовой американкой, не сдавала позиций, но класса до восьмого не показывала этого. Я намеренно утаивала свои сильные стороны от врагов, коими считала весь свой класс в Шугар-Ленд, хотя иногда моя скрытность была вызвана и банальной стеснительностью. Теперь уже сложно сказать, но факт оставался фактом. Я стремилась к большему, и университетская жизнь была для меня не еще одной ступенью перед этапом бесконтрольного размножения вкупе с выпечкой пирогов и утюжки рубашек будущего мужа. Я не собиралась обрекать себя на роль домохозяйки, скрашивающей свое жалкое существование верными подружками «Маргаритами».       У меня было желание написать статью, а еще лучше провести независимое расследование. Желательно сделать это на первом курсе, чтобы на втором курсе опубликовать ее и за счет этого поднять средний балл, получить дополнительную стипендию и стать новой легендой. Но мне мало было написать статью и опубликовать ее на сайте университета, который просматривают разве что абитуриенты и администраторы сайта. Я хотела продать материал какому-нибудь изданию или же редакции.       Разве это не стало бы поводом для гордости? Ведь посредственные журналисты, которых я хотела оставить позади, имеют портфолио, наполненное лишь публикациями в университетских газетах, парочке местных (в лучшем случае) или нечитаемую колонку воскресного выпуска на последней странице.       Я думала о том, что если бы у меня будут дети, то я смогла бы показать им свои реальные достижения, а не сшивала старые футболки в лоскутное одеяло в качестве приданого для дочери.       Дело оставалось за малым — найти тему. В целом люди, как я заметила, стали меньше читать, переходили на небольшие тексты в интернете или в социальных сетях, предпочитая, чтобы информацию им клали в рот уже пережеванной — ни одной лишней буквы. Печатные издания банкротились и закрывались. Поэтому тема моей статьи должна быть свежей и не затасканной. Самое забавное, что в такой ситуации, прекрасно осознавая нынешнее течение дел, тысячи студентов все равно шли по специальности коммуникаций, будто бы не понимая, что за будущее их ждало. Телик в этом плане выигрывал, его продолжали смотреть, хотя большинство новостных программ когда-нибудь, думаю, переместятся в интернет. Уже сейчас почти все выпуски находятся в свободном доступе хоть во время эфира, хоть после.       С соседкой по комнате мне повезло, как и с сокурсницами. Все как одна амбициозные, знающие, что хотят получить от этой жизни, наглые и жадные до хорошего траха, алкоголя и рок-н-ролла. Мне кажется, что сейчас сложно быть женщиной — раньше мы соперничали с мужчинами, доказывая, что сделаем все лучше, а теперь со всеми сразу, вылезая из кожи вон, чтобы выжить в мире чертовой конкуренции.       Мы сдружились к концу первой же недели и стали скорее даже собутыльниками, нежели подружками и сестрами. Есть даже опрос (не удивлюсь, если он проведен нашими выпускниками), где взрослых людей спрашивали о количестве их друзей, и чем старше была возрастная категория, тем больше людей склонялось к варианту «затрудняюсь ответить».       В поисках вдохновения, новых знакомств, хорошего секса и ярких воспоминаний каждые выходные мы погружались в пучину безумия, пустого и блестящего, как стекляшка. Как, в сущности, и весь наш мир. Не то чтобы это приносило мне уйму удовольствия, но скоротать время удавалось.       Мы пили из пресловутых красных одноразовых стаканчиков, что всегда были многоразовыми, старались не прощелкать клювом, когда алкоголь был не из дешевых, играли в карты, но чаще в рулетку, передавая друг другу на языке таблетку экстази (косяк — ребячество!). Растворяясь в химическом веселье, или же хихикая с чьих-то расширенных, напоминающих бездну зрачков, мы ошибочно думали, что всегда будем такими и будем жить вечно.       Это был мой третий Хэллоуин, когда вместо игр в «конфеты или жизнь» или «сладость или гадость» я пропадала на дурацких костюмированных вечеринках. «Дурацкими» они были по той причине, что большая часть девчонок, а иногда и парней приходила в одинаковых костюмах, которые можно предугадать по недавно вышедшему в прокат фильму. Например, все могли одеться в костюм Женщины-кошки или Бэтмена, полагая, что будут самыми оригинальными, но в итоге выглядели комично. В детстве к выбору костюма на Хэллоуин относились серьезнее, а потому и шанс, что три ребенка в одинаковых нарядах постучат в вашу дверь, был приближен к нулю. Конечно, самые ленивые девочки останавливали выбор на «ведьмах», а после вырастали и на каждый «День всех Святых» надевали короткие платья, стриптизерские туфли и красили губы красной помадой, на все вопросы отвечая, что сегодня они — дешевые проститутки/нимфоманки/падшие женщины.       Так, на вечеринке вы всегда встретите Мэрилин Монро, медсестер-нимфоманок, парочку вампиров и ведьм.       Мой последний костюм на школьный Хэллоуин — перевоплощение в Мию Уоллес*. В буквальном смысле. Еще бы час подобной вакханалии и мне потребовался бы адреналин в сердце.       В это тридцать первое октября планировалось повторить прошлогодний триумф, но в полдень зарядил ливень, смывая не только дорожную пыль, но и желание идти под дождем во Французский квартал и веселиться в промокшем наряде.       Поэтому первый Хэллоуин в университете было решено провести за закрытой дверью комнаты. Такое решение поддержала и моя соседка — Фиби. Что она, что я лежали на своих кроватях в темноте, ленясь включить освещение, и уткнувшись в мобильные телефоны, отбрасывавшие свет на наши лица. Периодически Фиби поворачивала голову в мою сторону, чтобы показать на экране телефона, какое «веселье» мы пропускаем из-за собственной лени, или очередной предсказуемый костюм.       Через полчаса, когда шум дождя стал действовать на нервы в звенящей тишине, я поместила ноутбук в ногах, надела наушники и включила на полную громкость музыку, заглушая внешний шум, и стараясь не думать о том, как это отразится на моих барабанных перепонках. Плейлист не обновлялся, наверное, года с две тысячи одиннадцатого, когда папа подарил мне новенький айпод на рождество. До этого в моем распоряжении были его старые плееры, с которыми вечно что-то случалось.       Песню, под которую первый раз напилась и под которую согласилась лишиться девственности, я по понятным причинам пропускаю. Зачем ворошить прошлое?       Пара перепетых другими музыкантами песен напоминают о последних школьных танцах, когда всюду кричали раскрасневшиеся от выпивки выпускники с помятыми бутоньерками на руках, а хилые динамики содрогались от музыки. Следующим утром голоса совсем не было — последствия выкриков «Ты слишком хороша, чтобы быть правдой; Не могу оторвать глаз от тебя!»**       В какой-то момент я поймала себя на мысли, что думаю о Майкле. Это было впервые после того, как мой самолет оторвался от взлетной полосы, оставляя позади Международный аэропорт Лос-Анджелеса, однотипные коттеджные поселки, знаменитые буквы «Голливуд» и мамин дом в пугающей близости от особняка на Берро Драйв. Если вычеркнуть нашу последнюю встречу, то мы хорошо провели время, ведь так?       Мне резко захотелось ему написать, задать до тошноты банальное «как ты» и поддаться легкой ностальгии. Я думала, что так и сделаю, когда закончится тягучая строчка из «Ящика с приданым» с просьбой предоставить повод для любви и повод быть женщиной.*** (Не исключено, что могу передумать, если снова увижу его лицо.) Солистка умолкла, а вместе с продлившейся не больше трех секунд тишиной пришло осознание того, что я понятия не имею, как найти его в социальных сетях. Ни фамилии, ни точного возраста, не говоря уже о дате рождения, ни названия школы. Сколько Майклов на весь Лос-Анджелес? Пять тысяч? Десять? Двадцать? Майкл не такое уж и редкое имя, чтобы быть уверенной в успешном результате поисков. Во всех школах, где мне выпала учесть побывать, училось по пять-шесть человек разной возрастной категории с таким именем.       Удивительно, но у меня даже не записан номер его телефона, и я вообще сомневаюсь, что тот у него был. Ни совместной фотографии, ни номера, ни страницы в социальных сетях. Крепко зажмурившись, я отчаянно постаралась вспомнить его лицо, но без толку - в памяти всплывали лишь размытые черты.       Из страдальчески-ностальгического транса меня вернула соседка по комнате, запустив мне в лицо подушкой и вынуждая уменьшить громкость, а потом и вовсе снять наушники. Фиби уже оставила свое увлекательное времяпрепровождение и щелкнула выключателем, наполняя комнату теплым желтым цветом.       — Кики устраивает вечеринку, идешь?       Щурясь от света, я поднялась на локте и пожала плечами, для пущего эффекта наморщив нос и демонстрируя этой гримасой свою лень. Переодеваться из растянутого джемпера и спортивных штанов, безобразно лоснящихся на коленках, в самом деле, было невмоготу.       — В этом?       — Это частная вечеринка в комнате. Всем похуй, - она похлопала себя по бедрам, обтянутым лосинами, как бы показывая, что можно не доставать из пыльных закромов свои наряды.

***

      Когда мы пришли в комнату, что располагалась этажом выше, девочки уже зажигали свечки-таблетки, расставляя их по всем горизонтальным поверхностям. Все бы хорошо, но жечь свечи, как и курить в комнатах, нам было запрещено сводом правил наравне с распитием алкогольных напитков и употреблением наркотиков. Тем не менее, ежедневно эти правила нарушались большинством студентов.       Кики вздрогнула, замерев с зажигалкой в руках, когда к нам присоединилась еще две девчонки с тридцать второй комнаты. Ее раскрасневшееся от дешевого розового вина лицо в свете свечей казалось по-детски припухлым. Соседка Кики — Фей, темнокожая футболистка, выбившаяся из команды запасных в основной состав, почти сразу же похвасталась, что в школе у нее было прозвище Фей-забей.       — Хорошо, что ты принесла минералку, - сказала она, заприметив в моих руках две бутылки — «Эвиан» и «Перье» — среднюю и поменьше. — Не будем умирать от похмелья.       — Там водка, - развеяла я ее надежды, но почти сразу получила уважение и очки на свой счет от остальных.       Добыть что-то крепче вина и пива, когда ты в рядах первокурсников и знаешь только тех, с кем посещаешь лекции и дополнительные классы, довольно затруднительно. У меня были связи, если, конечно, связями можно считать знакомство со старшеклассником нашей школы. Он был глупым и с трудом сдал выпускные экзамены и, не собираясь продолжать образование, устроился в небольшой магазинчик, в котором отсутствовали камеры видеонаблюдения. Парень стал местным героем, так как мог продать что угодно без ID, если видел тебя в лицо пару раз. Что ж, всем хочется получить место в истории!       Мы довольно быстро напились, закусывая исключительно шоколадным драже и каким-то отвратительным пресным печеньем. Выяснилось, что рассказывать страшилки, будучи пьяным — дело провальное. Кто-то постоянно смеялся, переспрашивал и терял нить событий еще в начале, нарушая устрашающую тишину шуршанием конфетной обертки, найденной в тумбочке.       — Давайте вызывать духов, - предложил кто-то из тридцать второй комнаты. — Узнаем, что на ужин в аду, поболтаем.       — У меня нет доски Уиджа, - разочарованно произнесла Кики. — Я оставила ее дома, говорила же, она пугает меня.       — Кусок фанеры с буковками? - засмеялась моя соседка, прислонившись спиной к кровати, вытянув вперед ноги. — У меня в роду были цыгане, и тетка считает себя одной из них. Она знает уйму гаданий - магия крови и все такое. Всегда таскает с собой пару колод Таро.       — Погадай мне, - почти взвыла хозяйка вечеринки, сложив руки в молитвенном жесте. — Пожалуйста, мне никто не гадал никогда!       — Ты меня слышала? У меня тетка знает гадания, а я нихуя не знаю, хоть у меня и есть колода и книжка, толку мало.       — Потому что мало практики, - присоединилась Фей. — Давай, погадаешь нам, даже если и не сбудется, то мы хотя бы повеселимся, да? Сегодня же мистика витает в воздухе, чувствуете? А мы только сидим и пьем, а раньше ведь собирали конфеты.       Мистики и близко в воздухе не ощущалось, зато, несмотря на открытое окно, в комнате было накурено и чувствовалась вонь грязных носков, прямо как в школьной раздевалке.       Под натиском уговоров Фиби согласилась принести Таро. Ее покачивало из стороны в сторону как моряка на палубе в шторм, но под дружные ободряющие выкрики она зашагала куда увереннее. Я осушила бутылку «Перье» и посмотрела в окно. В грязном стекле, сплошь укрытом чужими отпечатками пальцев, отражалось пламя нескольких маленьких свечей.       Фиби, конечно, поскромничала насчет колоды и книжки, потому что открыть дверь самостоятельно не смогла — руки были заняты, и ей пришлось постучать коленом. Она принесла две книжки с многообещающим названием «Таро для всех» и «Самоучитель по Таро», четыре разные колоды и мешочек с рунами, которые, как она сказала, были в процессе освоения.       Пока все наблюдали за гаданием, вздыхая, когда очередная карта переворачивалась рубашкой вниз, я пыталась осилить первую главу самоучителя, посвященную правилам гадания. Потерять зрение и повредить барабанные перепонки к двадцати пяти — почему бы и нет. Не то из-за водки, не то из-за плохого освещения, я снова и снова сбивалась, и мелкие буквы расплывались по страницам, оставляя только слова, напечатанные жирным шрифтом: «Кверент», «Пентакли», «Мечи».       Фиби гадала только на старших Арканах, используя самые примитивные расклады, где количество карт не превышало десяти, и считывала расшифровку каждой карты, сверяясь с книжками. Хозяйка вечера раз пять в разных формулировках пыталась выяснить, сложатся ли ее отношения с каким-то парнем по имени Лесли.       — Он самый красивый на испанском, - влюбленно прошептала она, отыскивая за пару секунд его фотографию на своем телефоне.       Смотря на нее я размышляла о том, что если бы большинству женщин выпала возможность вкусить плод с дерева познания или задать любой вопрос и получить честный ответ, они скорее бы предпочли узнать о своей дальнейшей судьбе и личной жизни, чем поддались философским рассуждениям об устройстве мира.       Мобильная операционная система выдала ее нездоровую любовь — внизу показалось с десяток иконок сохраненных фотографий из социальных сетей. Лесли оправдывал свое женское, как мне казалось, имя и напоминал обычного парня из фильмов студии «Дисней». Там каждый второй Принц Чарминг выглядел подобным образом, но с одним отличием: в фильме он красив душой и влюбляется в невзрачную девчонку, а в реальности такой парень шлет тебя нахуй.       Меня клонило в сон наблюдение за тем, как Фей тасует колоду в своей руке и рассматривает каждую иллюстрацию на карте. Девчонка из тридцать второй комнаты — я только сейчас услышала ее имя — Эми, умоляет предсказать ее судьбу, пока Фиби, уставшая говорить однотипными предложениями, не вбрасывает новую идею — высчитать Арканы каждого несколькими методами.       — Давай и тебе, - круг замыкался на мне, — Возражения не принимаются.       Всякое предыдущее предложение разложить и мне «на ситуацию» из пяти карт я отклоняла. Серьезно, мне нечего было спрашивать ни у духов, ни у карт. Можно ли назвать из-за этого меня счастливым человеком? Понятия не имею.       Я послушно назвала дату рождения и в шутку поинтересовалась, не понадобится ли еще любимый цвет, число и тому подобная требуха, пока Фиби высчитывала все на калькуляторе, закусив кончик языка. Прямо образец современной гадалки.       Эми взвыла, что у нее «Дурак» — нулевой Аркан. От выпитого алкоголя ее голос становился заунывным, будто вот-вот из глаз брызнут слезы. Кто-то, может даже я, попытался ее убедить, что все не так уж и плохо, зачитывая описание карты из книжки - сплошные оды неподчинённости шаблонам. Дуракам, как известно, везет.       Ее слова доходили до меня сквозь какую-то пелену веселья и обесценивались. Закончив расчеты, моя соседка вытащила двадцать две карты из колоды, что все это время лежала без дела, и под общее: «Ну, что там», вынула нужный Аркан и поднесла его вплотную к моему лицу. В глазах зарябило от количества красного оттенка.       — Пятнадцатый Аркан, - с придыханием произнесла она. — «Дьявол».       Картинка все еще плыла перед глазами, но былое веселье уже словно выкачали без остатка. Как будто воздушный шар легкомыслия внутри меня лопнул. Нет, я не суеверная и не воспитывалась в суперкатолической семье. Это легко можно понять, глядя, к примеру, на моего брата, увешанного пентаграммами и прочей символикой. Или маму, что празднует Рождество и без задней мысли расставляет по дому снежные шары с фигуркой Иисуса внутри.       Одно дело знать о сатанизме, другое же - быть его частью. Так что этот аркан не нес для меня великого смысла, - просто карта, без знания о смысле которой я как-то прожила восемнадцать лет.       Когда зрение вернулось в норму, я разглядела на карте фигуру девушки в алом пламени Инферно, в деланном стеснении прикрывающей пальцами соски. У нее были рога и длинные крылья, как у летучей мыши. Нечто, похожее на чудовище Франкенштейна из немого кино, подкрадывалось к ней со спины. Дьявол.       — «Дьявол» — соблазн, страсть, доминирование, магнетизм…       Фиби не зачитывала по книжке, которую мне уже хотелось сжечь, а просто бубнила под нос, запинаясь на отдельных словах.       Что ни слово, на ум приходила сатанинская шайка брата, труп десятиклассницы без сердца и Майкл. Я снова вспомнила его и ничем не объяснимые странности. Сладости и водка теперь норовили полезть наружу.       Вот тебе и гадости.       «Я воспринимаю все близко к сердцу. Просто впечатлительная. Просто здесь душно, а мы сидим возле теплой батареи, вдыхаем гарь свечей и чьих-то вонючих ног. Это всего лишь карта, которая встречается у многих. Я просто перепила».       Сквозь мою безмолвную мантру продолжал пробивался голос соседки по комнате:       — Зависимость, наркомания, черная магия. Говорят, что «Дьявол» выбирает только ярких личностей, запоминающихся. Дьявол — искусство.       — Искусство чего? - прохрипела я, прочищая горло. — Спиваться?       Остальные засмеялись; Фиби покрутила многострадальную карту в руке.       — А мне вообще кажется, что вы похожи, - Фей резко схватила коробку, попутно выронив несколько карт, и прислонила к моей щеке. Холодный картон быстро нагрелся от пылающих щек. — Разве не похожи?       — Что-то есть, - с видом знатока вторит Кики, заправляя длинную прядь мне за уши. — Да, что-то есть.       Увернувшись, я взяла коробку в руки — никакого сходства. Только волосы по длине и цвету, но последним сейчас никого не удивишь.       Достаточно просвещения на сегодня. Рука потянулась к остаткам водки в бутылке из-под «Эвиан», напревав на слова о пристрастиях и алкогольных зависимостях. С Хэллоуином, вашу мать!       Мы посидели еще с час, доедая сладкое, потом задули свечи, с осторожностью избавляясь от улик и стараясь не расплескать еще не застывший парафин. Алкоголь закончился, жажду приходилось утолять газировкой и водой из-под крана.       Нас еще пошатывало, когда мы решили разойтись по своим комнатам. Фиби вручила мне книжки и мешок с рунами, до которых никому не было дела. Спускаться по ступенькам было тяжелее, чем казалось поначалу — каждый шаг отдавался в висках. Но в коридоре оказалось куда прохладнее, чем в душной комнате, укутанной запахом ароматических свечек, и моя паника постепенно отступила.       Дождь стих.       Ни соседка, ни я не решились раздеться, смыть остатки косметики или заняться проверкой социальных сетей, чтобы наверстать пропущенные публикации. Укрывшись с головой одеялом, я чувствовала, как меня пробивает знакомый озноб, но виной ему было скорее открытое окно. Без свежего воздуха вероятность, что кого-то из нас вырвет ночью, была бы слишком велика.       — Я хотела бы быть ведьмой, — едва уловимым шепотом разоткровенничалась Фиби. Будь сейчас лето, из-за насекомых и непрекращающейся возни снаружи я бы не разобрала ни буквы, но в тишине даже шепот, кажется, рикошетом отскакивал от стен. — Я захотела поступать сюда только из-за близости к Академии.       — Какой Академии? — начинало казаться, что она бредит.       — Ты разве не слышала о ней? Академия мисс Робишо для одаренных юных дам. Ну, такая школа-интернат для ведьм. Я слышала о ней и раньше, еще до того как глава школы сделала сенсационное заявление о существовании ведьм среди нас, наверное, в прошлом году. Но дома мне ясно дали понять, что если я туда сунусь, то меня проклянут. Тетка любит причислять себя к Мари Лаво. Про нее ты слышала?       Я удовлетворительно промычала, повторяя про себя несколько раз «Мари Лаво», чтобы запомнить. Имя казалось знакомым, но и только. Все мысли кроме той, что с услышанным можно работать, испарялись под давлением выпитого и ночи. Найдя в себе силы, я попросила полное название академии, а после повторяла его до тех пор, пока не провалилась в сон, отчаянно надеясь, что не забуду все на следующее утро.       Лучше бы забыла.       На следующее утро (не без помощи интернета) выяснилось, что у текущей главы «Робишо» — Мисс Корделии Гуд взяли интервью только один раз и то федеральный канал. Не думаю, что было мало желающих, особенно в момент раскрытия тайны, ведь теперь девушки стекались в магическую школу, как муравьи на разлитый мед.       С одной стороны — это казалось чепухой, но с другой — женщин испокон веков обвиняли в колдовстве и сжигали. Откуда-то взялись учения оккультизма, разделение магии, колдовство Вуду.       И мне захотелось написать об этом статью. Не просто страничку о том, как ведьмы живут в двадцать первом веке без страха быть обезглавленными или повешенными на центральной площади.       Я представила себе работу, посвященную тонкой грани между прошлым и настоящим, когда ведьмы побороли страх сожжения а люди, что еще недавно боялись своей тени и верили всему, что слышали, стали больше увлекаться эзотерическими техниками и сверхъестественным.       Это тоже меня сгубило. Понимаете, я в каком-то смысле открыла ящик Пандоры во имя тщеславия, а не получения новых знаний и умений, позабыв священную истину.        Есть двери, которые навсегда должны остаться закрытыми.       Существует множество тем, чтобы прославиться - возьми политику, найди тысячу и один изъян в системе и никогда не проиграешь. С экономикой сложнее — нужно понимать, о чем пишешь, но возьмись за Мейдоффа****, и тысячи обманутых будут обсасывать каждое твое слово, упиваясь. Еще неплохой способ - поговорить о пассивности органов власти, поворошить нераскрытые дела, такие как пресловутая Элизабет Шорт или архивы, посвященные убийству Кеннеди.       Так делает каждый третий, кто сейчас мелькает по телевизору.       Но нельзя стать по-настоящему известной на третьесортной статейке при помощи нашумевшей темы. Лана Уинтерс сняла репортаж-разоблачение о «Брайрклифф», повторяя подвиг Нелли Блай, догадавшейся провернуть подобное еще в девятнадцатом веке.       Я же загорелась написать об Академии мисс Робишо, надеясь не только раскрыть служившую прикрытием основную тему о стертых границах между ведьмами и людьми, но и найти на них своего рода дерьмо, которое могло бы подпортить их репутацию.       А потому с первого ноября начался беспрерывный сбор информации: первые культы и их жертвы, процесс над салемскими ведьмами, викканство. Нельзя писать и говорить о том, чего не знаешь или в чем хоть на один процент сомневаешься. Нельзя разбить своего оппонента в пух и прах, не имея знаний и уверенности в своей правоте.       В канун Рождества мы встретились с братом на нейтральной территории — родной Шугар-Ленд. Он не хотел видеться с отцом, я же не хотела видеться со всем Лос-Анджелесом. В такие моменты мы можем быть благодарными за то, что у нас есть Техас и его сахарный городок.       Знаете, я убеждена, что расстояние укрепляет семейные узы. Вы видитесь крайне редко и проводите это время, сглаживая и обходя острые углы, чтобы насладиться общением, а не устраивая очередную ссору. Даже предвкушая встречу с Джейком последнее, о чем хотелось говорить — это его дружки-сатанисты. В этом я чем-то начинала напоминать родную мать, которая предпочитала видеть детей в положительном свете и не думать о темной стороне медали.       Я всегда представляла, что увижу брата через время и не узнаю его. Попросту пройду мимо молодого человека, который после окликнет меня и скажет: «Элизе, это же я». Реакцией на это стало бы мое удивленное лицо, а не фальшивое «Бог мой!» и причитание по поводу того, что мой младший брат стал совсем взрослым. Мы встретились неподалеку от главной улицы, и Джейк, уверенный, что первый заметил меня, подбежал и едва не сбил меня с ног. Оказалось, что он практически не изменился В этот момент мне казалось, что он все же добрый мальчик для этого мира. Мой брат был моим братом, которого я не видела почти четыре месяца.       Не выросший и на полдюйма, он стоял в безобразной мешковатой куртке и той же шапке, надвинутой чуть ли не до бровей и скрывающей теперь расковырянные до крови гнойные прыщи. От него пахло жевательной резинкой и сигаретами, а потому первым моим вопросом, вместо приветствия, был «Ты что, начал курить?»       — И я рад тебя видеть, - хмуро ответил он, убирая руки в карманы куртки.        На вопрос о матери брат цокнул и сплюнул в сторону.       — Также как и всегда: нихуя не делает и забывает приготовить пожрать. Нахуй такую мать.       — Имей хоть каплю уважения, - я мягко шлепнула его по губам. — Ты говоришь о своей матери, а ее образ жизни… в общем, не нам ее судить, хорошо?       — Она и твоя мать. А ты звонишь в лучшем случае раз в две недели и пропадаешь. Не оправдывайся работой, знаю, ты пьешь.       Мы быстро шли в сторону моей старой средней школы и знаменитого «курительного салона», располагавшегося на старых лавочках за забором. Город маленький и слухи распускаются очень быстро, а учитывая, что глядя на нас не составит труда сопоставить, что мы — брат и сестра, лучше не высовываться с пагубными привычками. Тем более меня могли еще помнить, а, значит, и рассказать старикам.       Когда я была в классе шестом или седьмом, всегда с немым восхищением провожала взглядом курильщиков, которые собирались каждую перемену на лавочках и говорили о чем-то своем. На них засматривались все, кто только перешел из начальной школы. Красивые (по меркам школы) парни в кожаных куртках нараспашку вне зависимости от погодных условий и девушки с красными маникюром в коротких синих юбках черлидерш. Я раньше думала, что когда-нибудь буду частью их компании, буду курить и прогуливать уроки, делая вид, что у меня «окно» в расписании.       Как-то не сложилось. Но теперь я была здесь и давила ногами сухие листья и шелестящие пустые упаковки из-под сигарет. Никакой таинственности и особой атмосферы, лишь запах мочи, бродяг и дыма, местами валяются полиэтиленовые пакеты, залитые водой.       Брат курил откровенную дрянь и протянул одну сигарету мне, предлагая разделить его увлечение. С зажигалкой он управлялся крайне неумело — пальцы то и дело соскальзывали с колесика, мне удалось прикурить только с пятого раза, но вырывать из рук зажигалку и учить его я не спешила.       — Не знал, что ты умеешь курить, - выпустив дым изо рта, произнес брат. Джейк курил без затяжек, боясь закашляться и потерять остатки уважения. Просто набирал дым в рот и выдыхал иной раз через нос. — Говорят, что школа готовит к университету: учит пить, курить и при этом посещать занятия.       Возразить нечем. Джейк всячески пытался изобразить того, кем не является, переняв привычки других — сидел, слишком широко расставив ноги, плевался и тщетно пытался уместно вставлять матерные словечки.       Он рассказывал о том, как подружился с «новичками» в школе, как получал хорошие оценки по социологии и литературе, выдавая мои старые работы за собственные, и пару раз сбегал от копов. Интересно, мама в курсе или хотя бы догадывается? Ответ, кажется, очевиден.       Стоять весь день в «курительном салоне» было холодно, хотя температура в этих краях никогда не понижается до тридцати двух по Фаренгейту и чаще колеблется от 44,6 до 55,4.***** Мы переместились в небольшое кафе, где когда-то сидели с родителями, воспринимая каждый поход за праздник и объедаясь мороженым. Я не уверена, что Джейк помнил это.       Сейчас это место казалось унылым. Затертые диваны, поцарапанные столики, наполовину рваное меню и чашки со сколами, из которых пил, наверное, весь город. Я заказала нам черный кофе, который здесь считается свежесваренным, лишь по той причине, что не знала вкусовые предпочтения брата. Вот так можно жить с ним под одной крышей всю жизнь, думать, что знаешь как облупленного, а потом выясняется, что это не так.       Кофе пахло приятно, но на вкус было точно земля для цветочной рассады. Свежесваренный кофе на деле оказывается обычным растворимым из банки. Мы пьем его без сахара, морщась от горечи, но не подавая виду, будто бы здесь все прекрасно. Да, все, и особенно музыка — хиты нулевых, переписанные на пустой диск (ни один производитель не составит такой отвратительный плейлист).       Мне хотелось расспросить его о прошлом (или же нет?) увлечении сатанизмом и жертвоприношениями. Готовя статью, я попутно читала про Антона ЛаВея, отрывки из «Сатанинской библии» и «Церкви Сатаны», разделяющей членство на пять ступеней. Кому поклонялся брат? Что он преследовал? Какую ступень занимал, если придерживался этих учений, а не придуманных кем-то еще?       Но Джейк сидел в расстегнутой куртке, и на его шее не болталось ни одной цепочки, не было никаких перстней на пальцах, никакой символики на обычном черном свитере. Потому я не стала ворошить эту тему, опасаясь, что подобный разговор вновь подкинет ему идею убивать чьих-то пушистых любимцев.       Он спрашивал о моей статье, крутил пальцем у виска, когда я сказала, что за это мне пока еще не платят. Темы для разговоров кончались, живи мы в одном доме снова, то, наверное, столько времени не наговорили бы и за месяц. Еще один плюс и одновременно минус проживания в разных городах и штатах — вы сближаетесь при жизни на расстоянии, но вместе с тем и отдаляетесь, ощущая, что незаметно друг для друга меняетесь.       Официантка спросила, будем ли мы что-то еще заказывать. Я планировала расплатиться за наш кофе, а после задать вопрос еще кое о чем, вернее о ком, но Джейк опередил меня. Вынув из внутреннего кармана куртки потертый кошелек, он, не глядя в меню, заказал какой-то десерт и сразу сунул ей пятидесятидолларовую банкноту. Без сдачи. Девчонка-официантка буквально расцвела - местные не щедры на крупные чаевые.       Мама никогда не отличалась скупостью на карманные деньги, но чтобы ими разбрасываться направо и налево? Одна мысль хуже другой.       — Ты вообще в курсе, - я перегнулась через стол, переходя на шепот, — что в тюрьму можно сесть и до восемнадцати? Или ты думаешь, что пока тебе не восемнадцать, тебе гарантирована сплошная вседозволенность?       Официантка уже поставила передо мной тарелку с пирожным, вынуждая отпрянуть, прислоняясь затылком к обивке. Девчонка явно хочет еще чаевых, а потому не скупится на улыбки и аккуратно прислоняет ложку к тарелке.       — Не понимаю о чем ты, - на распев парирует Джейк, достав из потертого стакана с приборами вилку. Он отламывает кусок сбоку и разламывает его на две части, пододвигая одну из них мне. Привычка делиться. — Я чистил водосточные канавы и стриг соседские лужайки, — «У всей, блять, Калифорнии?», — Ты что-то спросить хотела?       Я киваю и подношу чашку ко рту, позабыв, что она практически пуста, лишь на донышке колышется кофейная жижа. Спрашивать о Майкле я изначально не хотела — брат подумает невесть что, а после будет только хуже. Но с другой стороны я ничем не рисковала, живя в трех или четырех штатах от Калифорнии и 1894 милях, если быть точнее.       — Ты еще гуляешь на Берро Драйв?       Я старалась выглядеть как можно беспечнее, отламывая кусок пирожного. Коржи чересчур сухие, а потому мне кажется, что если воткнуть ложку в центр прямоугольника, она будет стоять там всю жизнь, и после кусок засохшего пирожного можно использовать вместо кувалды. Джейк ожидаемо кивнул, но уточнил, что чаще всего сокращает так путь до ближайшего «Макдональдса», где недавно проверка нашла тараканов на кухне.       — Знаешь там кого-нибудь? - прозвучало вполне ожидаемое «нет», но после очередного куска приторного теста он добавил, что может быть и знает. — Кого-нибудь по имени Майкл?       Вдаваться в подробности места жительства и внешних характеристик я не стала. Это последнее, на что обращает внимание мой брат, да и вообще мужчины. Мне кажется, что если Джейка спросить, какого цвета у меня глаза или волосы, он пожмет плечами и скажет первое, что придет в голову.       — Не-а, - он произнес это с открытым ртом, демонстрируя непережеванную пищу. — Я вообще никого там не знаю... Хотя, нет, помню, там была тетка противная. Она без конца занималась садоводством, кричала на нас - видите ли, мы мешаем спать ее внуку. Вот его вроде звали Майкл, и ему было пять, что ли.       — А дом случайно не был возле того особняка, что на продажу постоянно?       — Случайно был, - усмехнулся брат, почесывая лоб, преющий под синтетикой. — Я не уверен, что его так звали, если ты сейчас спросишь. Это было один или два раза, но многие тогда обещали вызвать копов, если мы не выключим музыкальную колонку.       Есть тайны, которые должны быть забыты.       В восемь вечера у меня был автобус до Хьюстона, а после поездка на машине с незнакомцами до Батон-Руж и очередной автобус уже до Нового Орлеана. Оставаться на ночь со стариками и выслушивать их истории мне не хотелось. Я, в отличие от Джейка, достаточно «нажилась» с бабушкой и дедушкой.       Он обнял меня на прощание, сильнее, чем летом в аэропорту, и еле слышно прошептал, что скучает. Я не совсем скучала, а скорее опасалась за его благоразумие, но солгала, что тоже тоскую по нему. Конечно, я любила брата, мы — одна кровь, но все же я знала, что стоит мне оказаться с ним под одной крышей, он непременно что-то вытворит, и выведет меня из себя. Джейк стоял на ветру до того момента, пока автобус не тронулся с места, вынуждая улыбаться ему и периодически махать рукой на прощание.       Когда пара миль от родных пенатов осталась позади, а связь пришла в норму, я включила заученное наизусть единственное взятое «ЭйчСиЭн» интервью у главы Академии мисс Робишо для одаренных юных дам — Корделии Гуд, которое уже знала наизусть. Я планировала написать ей в грядущем году, даже сохранила шаблон примерного текста, но каждый раз останавливалась, считая, что еще недостаточно готова к встрече. Почему-то у меня не возникало и мысли о том, что мне могут отказать. ________________________________ * — Миа Уоллес — вымышленный персонаж в фильме Квентина Тарантино «Криминальное чтиво»; считается одной из самых знаковых женских ролей с 1990-х годов. ** — строчки из кавера Muse — Can't Take My Eyes Off You. *** — Portishead — Glory Box. Звучала в сериале в конце четвертой серии восьмого сезона. **** — Бернард Мейдофф — американский бизнесмен, обвинённый в создании крупнейшей финансовой пирамиды и приговорённый к 150 годам тюремного заключения. ***** — 32°F = 0°C; 44,6°F = 7°C; 55,4°F = 13°C