***
Эмрис проснулся уже на следующий день, когда солнце прошло свой пик и оставшимися кончиками лучей блуждало по комнате. Он обвел ее глазами: сколько здесь было родного, привычного и знакомого! Забытое ощущение. Рядом сидела мама и ласково встречала его мягкой улыбкой и нежным выражением глаз. — Фрея все рассказала мне, не волнуйся, — она похлопала его по руке, — отдыхай. Она строго наказала мне, что и в какое время тебе давать. Сейчас принесу обед. Она пошла за супом и мясом. Умопомрачительный аромат северного тушеного мяса ворвался в комнату, окончательно добив Эмриса известием, что тот дома и ему больше никуда не нужно спешить. — Фрея — настоящий командир, — с теплотой пробурчал он, пока Хунит раскладывала еду по тарелкам. — Я снова вижу в ней прежнюю бойкость, и это меня радует. После случившегося во время восстания я боялась, что она надолго замкнется в себе. Фрее лучше, когда она заботится о ком-то еще. Так она забывает о своих переживаниях. — Да, ты права, — согласился маг, принимая тарелку из рук мамы, — но она стала серьезнее и осторожнее. — Детям свойственно взрослеть, не так ли, мой дорогой? — молвила Хунит, и Мерлин прекрасно понял, что скрывалось за ее фразой. Он ответил согласной улыбкой и приступил к еде. Когда обед был окончен, маг тихонько сказал: — Я встретил там отца. Он считал все это время, что мы мертвы. Хунит на мгновенье замерла, но потом, сжав руки и придав лицу умиротворенный вид, сказала: — Мы также думали о нем. Значит, так распорядилась судьба, — она тяжело вздохнула. — Я тебе сразу не сказал, потому что не знал как, — он замолчал, будто собирался с силами. — Его убили. Хунит посмотрела в окно, и спросила, не отводя глаз от распростертых за домом холмов: — Он спрашивал обо мне? — Да, — ответил Эмрис, отчетливо вглядываясь в напряженное лицо матери. — Как он принял тебя? Наверное, был поражен? — Очень, — улыбнулся маг, — он мне понравился. Думаю, я бы очень любил его, если бы рос подле. Хунит закрыла глаза, и по ее щекам хлынули слезы. Сын кинулся к ней, чтобы обнять и прижать к себе. — Что ты, мам, не надо, — успокаивал он ее и гладил руками по спине, хотя понимал, что выплакаться в такой ситуации необходимо, — все уже случилось. Я счастлив, что смог узнать его хоть на короткое мгновение. Хунит подняла на него заплаканные красные глаза, и маг прочел в них горечь от несбывшейся потерянной жизни, которую она желала для себя и для него. Мерлин смотрел на нее и словно беззвучно говорил: «Я и так был очень счастлив рядом с тобой».***
Тем временем Фрея пообщалась с главным лекарем севера о причинах тошноты черной кровью и, столкнувшись с полным непониманием, обеспокоенная отправилась с ежедневным визитом к правителю. Фэн сразу отметил ее встревоженный вид, а когда она разбила чашку, то сказал ей не обращать внимания на осколки и поинтересовался: — Эмрис вернулся? Фрея подняла на него сосредоточенный взор. Она знала, что Фэн, как только стал правителем, покрывал его отлучки на юг. — Да. — Я зайду к вам вечером. Это было неслыханно. Фрея подумала, что не приглашала его. Но прямой отказ — не лучшая вещь. Да и чтобы правитель сам навещал кого-то? Фэн видел, как она колебалась. — С ним что-то не так? — правитель тоже замешкался, прежде чем произнес: — Чаша друидов? — Так вы знаете? — уточнила Фрея, и Фэн прикрыл глаза в знак согласия. — Его тошнит кровью черного цвета, я, конечно, лечу его, но не уверена в успехе. Главный лекарь только развел руками. — Значит, он разрушил действие чаши? Как? — изумленно спросил Фэн. — Заклинание поглощения, ваше величество. Фэн потрясенно выдохнул и откинулся на спинку стула. — Невозможный человек! — воскликнул он. Фрея, решив, что ей следует покинуть уже покои правителя, аккуратно скрылась за дверью, оставив правителя неторопливо обдумывать, какой силой распоряжается Эмрис уже сейчас.***
Вечером целительница вернулась домой пораньше, чтобы сменить Хунит, присматривавшую за сыном, и предупредить мужа о грядущем визите. — Может быть, он сможет что-то сделать со всем этим? — предположила Фрея, намекая на приступы тошноты. — Я попрошу его прочесть одно заклинание, — сказал Эмрис, — его неудобно читать над самим собой, так что его приход не пропадет зазря. Он раздосадовано оглядел Фрею, и девушка не поняла причины этого взгляда. Она хотела что-то сказать, но не успела, так как в дверь постучали, и она отправилась вниз, чтобы встретить гостя. Фэн зашел в дом и тщательно осмотрел прихожую и видневшиеся комнаты на первом этаже. Он едва удостоил Фрею своим вниманием, а та хотела поскорее проводить его наверх, чтобы крылатый не проявлял излишнего любопытства. Друидка знала, но не могла чувствовать, как Фэн, что на доме лежат защитные заклинания. Именно поэтому он столь бдительно изучал стены и потолки. Но Фрея на правах хозяйки не позволила ему остаться дольше на первом этаже, и правитель смиренно последовал за ловкой девушкой наверх. Она проводила его в спальню Эмриса и оставила их, понимая, что предстоящий разговор не предназначался ее ушам. Фэн не ожидал теплого приема, но его окатили взглядом, полным презрения и враждебности. — Как ты себя чувствуешь? — начал правитель, словно они присутствовали на официальном приеме. — Сражен наповал твоим умением предсказывать будущее. Раньше не замечал за тобой подобного, — ехидно сказал Эмрис. — В Камелоте все знают и попросили тебя на выход? — уточнил Фэн, но по сжатым рукам мага и так все было ясно. — Что ж, у них хватило ума не устраивать скандал, — удовлетворенно заметил он, — Фрея сказала про твою тошноту. Ты действительно прочитал заклинание поглощения? — По-моему, по мне видно, — огрызнулся Эмрис. — Если прочтешь заклинание на карфэгском, буду почти признателен. — Которое убирает чуждые силы? — усмехнулся Фэн. — Да не вопрос. Он подошел и прошептал длинное заклинание под пристальным наблюдением Эмриса. — Завтра узнаешь, насколько оно хорошо, — сказал правитель, усаживаясь на стул возле кровати волшебника. — Ну, а теперь главный вопрос. Где чаша? Ты ее привез? Вопрос Фэна стер раздражение и недовольство, которые натянул на свое лицо Эмрис. Маг был ошарашен и задет тем, что забыл о таком важном предмете. Правитель, изучавший его реакцию, напрягся и подался всем телом вперед. — Только не говори, что она осталась там, а ты о ней даже не подумал?! — Так и есть, — нехотя признал маг. Фэн громко выдохнул и закрыл лицо рукой. — И что прикажешь теперь делать? — опомнившись, спросил крылатый. — Она осталась у жриц или у короля Камелота? — В Камелоте, — буркнул Эмрис. — Еще хуже, — безжалостно заметил правитель, — мы имели возможность убедиться, что у них там проходной двор — заходи, кто хочет, и забирай самое смертоносное древнее оружие. Волшебник промолчал, возразить здесь было нечего. — А ты тоже хорош! Как можно было забыть про чашу? — гнул Фэн. — Хватит тут сидеть и распекать меня на все лады, — возмутился Эмрис. — Ничего страшного еще не случилось. Они видели, что она собой представляет, и спрячут где-нибудь, — по голосу волшебника было понятно, что он и сам не очень верит в сказанное. Фэн с кислой миной на лице произнес: — Может, послать кого-нибудь и выкрасть ее? — рассуждал он, пока на лице Эмриса красовалось недоверчивое выражение. — Да не тебя, — заверил его Фэн, — я уже понял, что ты в Камелот не ходок. — У них была армия, Фэн, — серьезным тоном сказал маг, — на острове Блаженных живут несколько человек. Кто-то предоставил им людей, чью кровь они собрали в чашу. Это были не случайные прохожие. Правитель поднялся со стула и направился к выходу, бросив через плечо: — Следовательно, у новоявленного короля Камелота будет много неприятностей, но решать их ему предстоит без твоего участия. Фэн плотно закрыл за собой дверь и постоял в коридоре. Он был сердит из-за того, что судьба чаши оказалась в руках Артура. Крылатый полагал его неспособным защитить столь ценную реликвию. Рядом находилась комната, дверь в которую была приоткрыта. Он догадался по идущему легкому запаху свежести и вереска, что там располагалась спальня Фреи. Он отвернулся с болезненной гримасой на лице, мысленно запретив себе даже думать, чтобы войти туда. Было очень тихо. Фэн понимал, что комната пуста сейчас, друидка внизу, а Эмрис лежит у себя. Не иначе, темные силы овладели его волей, и он не смог сопротивляться им. Ноги не слушались его, и Фэн зашел в спальню девушки. Тут все дышало спокойствием и умиротворением, нежностью и легкостью. Он подошел к кровати и поднял руку, едва касаясь струящейся ткани белых занавесок. Его глаза закрылись сами собой под наплывом неудержимых чувств. Фэн повернул голову к столику, на котором с озорной небрежностью расположились изящные вещи, обязательные для каждой женщины. Взгляд правителя задержался на гребне и лежащих рядом волосах, от которых, по всей видимости, их обладательница, расчесываясь утром, не успела избавиться. Фэн сомневался. Неведомый голос стучал по вискам и твердил, что его поступок отвратителен, что он падает в пучину своей страсти, а вовсе не избавляется от нее. Но совладать с собой не было мочи. Резким движением Фэн схватил комок каштановых волос и устремился прочь из комнаты, где внутренний огонь пожирал его изнутри.***
То ли заклинание Фэна, то ли настойки Фреи, то ли все вместе благотворно подействовало на Великого мага севера, но уже через пару дней тошнота отступила, и Эмрис возвращался к своему привычному образу жизни. Молва разнесла по замку Крылатых, что самый могущественный волшебник вернулся домой и не имеет намерений покидать его в ближайшее время. Пока его навещали лишь близкие люди, но он знал: стоит только показаться в замке, и на него обрушатся заказы с зельями, просьбы о переводах и прочие вещи, какие только могут понадобятся северянам. Когда дело касалось Эмриса, Фрея умела лечить не только тело, но и душу. Свет ее глаз разгонял все мрачные думы и дурные предчувствия. Волшебник вновь соприкоснулся с полузабытой жизнью, которую вел до Камелота. В один из дней, когда он был погружен в книгу о лэмбтонском магическом языке, Фрея попросила его передвинуть шкаф в кладовке, ей казалось, что поставить туда приставку с полками будет лучше. Маг машинально спустился за ней и уже было положил руки на деревянные стенки, как жена остановила его с возгласом: — Я имела ввиду магией! — Эмрис остановился и слегка растерянно посмотрел на нее. — Ты же всегда все делал магией, даже стула руками не передвигал, — покачала головой друидка, она поняла, что тот слишком привык жить в Камелоте, где рассчитывать на волшебство не приходилось. — Да, конечно, — встряхнул головой маг и направил руку вдоль линий, ощущаемых им одним, а из его глаз полилось золото. Фрея завороженно замерла. Она так скучала по этому золотому потоку. Девушка привыкла видеть его раньше каждый день, а теперь он отдавался в голове каким-то редким зрелищем, при виде которого нужно почтительно остановиться. Эмрис повернулся к ней. — Я успел отвыкнуть, — честно признался он, — но ничего, скоро снова каждый фрукт буду укладывать в руку магией, — он улыбнулся с видом умиротворенной печали. Фрея вздрогнула. Она подумала, что магия Эмриса — не просто сила, которой тот распоряжается. Это часть его натуры, его характера, и девушке было больно сознавать, что ради возможности оставаться рядом с Артуром, он закрыл, подавил кусочек самого себя. Большие чувства, будь то дружба или любовь, требовали искренности и уважения. Словно прочитав ее мысли, волшебник произнес: — Перед моим отъездом Артур сказал, что моя ложь была слишком большой, что я оказался для него незнакомым человеком. Тогда я готов был спорить с ним, но сейчас, побыв дома и поразмыслив, я пришел к выводу, что он прав. Не только для него, для меня самого было скверно жить среди лжи все это время, — он поднял глаза на Фрею, — если судьбе будет угодно каким-то непостижимым чудом вновь свести нас, я более не буду притворяться тем, кем не являюсь. Я истосковался по этому чувству внутренней свободы, которое не покидало меня, пока я был здесь, на севере. И я все еще мечтаю ощутить его хотя бы раз в жизни на юге. Непередаваемый трепет охватил Фрею от осознания, что она как никто другой видит его насквозь, от мысли, что его сердце так понятно и созвучно ее сердцу. Она любила его сейчас как никогда. Что-то надорвалось внутри, но Фрея продолжала стоять, она не могла пошевелиться и чувствовала, что Эмрис также понимает ее состояние, как и она улавливает его. Фрее казалось, что она постигла неописуемое счастье полного единения с другим человеком, над которым не имели власти ни люди, ни магия. И лишь едва заметное сияние двух частей зеленого камня нарушало полумрак этого уединенного места.***
Спустя несколько дней после своего отъезда из восточных земель Лиллэль вернулась в замок, где, нетерпеливо скручивая отчеты советников, ее поджидал супруг. Вотан отчетливо понимал, что перехитрить Логи — задача практически невыполнимая, а потому прибег к иной стратегии. Его жена должна была устраивать ему ловушку за ловушкой, чтобы, разоблачая их, его соперник пропустил главный подвох. А Вотан полагал, что нет ничего лучше подкупа слуг. — Мне удалось договориться с его помощником, — начала Лиллэль, как только предстала перед мужем, — он будет отправлять вам записки, когда найдется, о чем сообщить. — Чудесно! — радостно воскликнул Вотан. — Он ни о чем не догадался? — Во всяком случае вида не подал, — осторожничала Лиллэль. Уже через неделю Вотан получил первое донесение, в котором описывалось сокрытие сведений о некоторых торговых сделках наместника в восточных землях. Когда главный советник зачитывал это супруге с выражением гордости и превосходства, та закусывала губу от обиды за Логи. Она быстро скрылась у себя в комнате от ликующего и ничего не замечающего Вотана, где в сердцах воскликнула: «Почему вы дали слуге обмануть вас с вашей-то прозорливостью?! Небо!» На следующее утро Лиллэль услышала, что правитель отправил суровый выговор Логи, а еще тот должен был дополнительно выплатить в замок десять мешков с золотом. У нее голова пошла кругом от этих новостей, она закрылась в комнате и никого не принимала. Не было сомнений в том, кого Логи посчитает виновником своих неудач. А хуже всего, что так и было! Это она, претворяя в жизнь план Вотана, подкупила распорядителя Логи, надеясь в конце своего визита, что и эту последнюю ловушку крылатый раскусит. Но нет, она нехотя все же навредила ему. И теперь терзалась от мысли, что Логи плохо думает о ней. Конечно, он и так дал понять, что невысокого мнения о ее особе, но этот неожиданно раскрывшийся капкан утащил за собой крохотную надежду на последующую встречу. Теперь Логи невыразимо далек от возвращения в замок. В муках Лиллэль провела весь день. Девушка начала уверять саму себя, что ей не должно быть дела до неприятностей Логи. Ведь интересы Вотана — это и ее интересы. Но получилось скверно. Лиллэль лишь сильнее погрязла в увещеваниях, что она главный виновник всех бед наместника, и окончательно увязла в страданиях от этого. К вечеру она заработала горячку, и взбудораженный ее странным состоянием Вотан послал за лекарем.***
Знала бы метущаяся Лиллэль о прекраснейшем настроении, в котором пребывал восточный наместник. Логи лично, упиваясь лицом Вотана, которое рисовало ему воображение, с расстановкой диктовал письмо своему распорядителю. Он даже приложил доказательства своих «преступлений», а перед этим написал Фэну с просьбой, чтобы тот, получив донесение, возмущался на совете посильнее и наказал «проходимца, не оправдавшего доверия» по всей строгости. Никакого золота крылатый и не собирался слать в столицу. В действительности Логи стал на шаг ближе к возвращению. Из писем Фэна он понял, что более всего волнует молодого правителя, — армия севера. В голове крылатого созревал коварный план, как добыть воинов с юга, чтобы за соответствующее вознаграждение те обучали магов севера боевым премудростям. Логи не разделял кровожадных желаний некоторых советников, но не мог не учитывать, что если ему удастся добыть учителей, то на его сторону перекинутся многие знатные семьи севера, о поддержке которых ранее он не смел и мечтать.***
Осмотревший Лиллэль лекарь дал ей снотворного и прописал какие-то травы для умывания. Она проснулась на следующий день мрачной и вялой, что совсем не было ей свойственно. Ее слуга, решивший, что долгое пребывание вдали от нежных прикосновений стало причиной внезапного недуга, предпринял попытку угодить своей госпоже. Он был ошеломлен, когда та лишь отмахнулась от него и послала на конюшни. После завтрака главный лекарь прислал к ней Фрею, подумав, что женщине нужна лекарь тоже женщина. Быть может, друидка поймет в чем дело? Лиллэль подняла удивленные глаза на вошедшую Фрею и не удержалась от замечания: — А Вотан передал мне требование Эмриса, чтобы я к тебе и близко не подходила. — Служба есть служба, — заметила целительница. — Но после этого визита я попрошу главного лекаря, чтобы он не посылал меня к вам. Я и не предполагала, насколько прав был Эмрис. На этих словах она смерила Лиллэль уничижительным взглядом. — Что же еще я сделала? — спросила девушка с иронией, протягивая руку для осмотра. — Сами знаете, что Логи получил выговор, — холодно отчеканила Фрея. Лиллэль увидела, сколько ненависти плещется в глазах целительницы. Она была насторожена, когда они гуляли вместе по лавкам, но даже презрением ее не одаривала. А сейчас Фрея смотрела на нее, как на врага. Они близки с Логи? — Ты хорошо его знаешь? — спросила супруга главного советника. — Очень, — прозвучал ответ. — Так что нет нужды притворяться, что его наказание — не ваших рук дело. Одно дело — укорять себя, а совсем другое — выслушивать от других о своих проступках. Лиллэль вспылила. — Я не хотела, чтобы его наказали! — крикнула она и скрестила руки на груди. — Думай, что хочешь. Я правда была уверена, что он все поймет, что это ничем не обернется для него. И чтобы не говорил твой муж, я правда без причины хотела сблизиться с тобой. Точнее была лишь одна причина — я хотела подружиться с кем-нибудь. У меня никогда не было подруги. В жизни не было. — Она тяжело дышала. — Небо! Зачем я оправдываюсь? Ты и Эмрис уже все решили на мой счет. — И Логи, очевидно, тоже, — нещадно заметила Фрея. Лиллэль быстро заморгала и отвернулась, закусив губу. Фрея оставила еще две настойки на ее столике и встала. — Вы даже не понимаете, что он там и так по милости Вотана, а вы лишь подлили масла в огонь, — не сдержалась друидка. — Постой! — воскликнула Лиллэль и схватила Фрею за руку. — Ты же знаешь, почему он там? Мне никто ничего не говорит, какой-то чудовищный заговор молчунов! Ведь он ближайший друг правителя. Почему он там? Презирай меня, сколько угодно, но скажи правду! Фрея зло сверкнула глазами, но решила высказать ей все честно. — Потому что одним из главных заговорщиков недавнего восстания был ваш супруг, и это держалось в тайне! Когда правитель вернулся в замок, чтобы сохранить мир и удержать власть, он повесил всю вину на отца и согласился на два условия: ссылка Логи и передача должности главного советника Вотану. Лиллэль закрыла глаза. «Значит, Вотан был во главе заговора, — пронеслось у нее в голове. — Он должен меня ненавидеть после всего». — Хоть кто-то, — сказала девушка с горечью, открыв глаза, — способен быть честным в этом огромном замке. Фрея пристально наблюдала за ней. Ей было тяжело отделаться от обиды за Логи, но поведение Лиллэль заставило друидку усомниться в однозначности ее намерений. Вечером, вернувшись домой, она поделилась с Эмрисом своими подозрениями. — Возможно, и не стоит судить ее, но и доверять Лиллэль я бы не стал, — высказал мнение волшебник. — У нее иногда появляется такое выражение в глазах, — сказала Фрея, — что мне становится ее ужасно жаль, сама не знаю отчего. Вроде бы, совершенно не за что, но ничего не могу с собой поделать и сложно казаться такой суровой, как хочется. — У тебя получается, мне даже Кэмпбелл жаловался на это, — улыбнулся Эмрис. — Кое-кто мне недавно сказал, — лукаво посмотрела на него Фрея, — что я нахваталась от тебя вредных привычек. — Хватай сколько угодно. Ты все равно останешься моей душой. Фрея села к нему на колени и обхватила ладонями его голову. Приближался ее выходной, и она жаждала провести его наедине с мужем в месте, где они оба любили бывать. — Уже теплеет, — с мягкой улыбкой и светящимися от любви глазами сказала она, — давай вместе сходим к озеру. Я давно не была там с тобой. — Конечно, — ответил маг и погладил ее по волосам, — давай снова ходить туда почаще. Однако, — его глаза игриво заискрились, что заставило девушку ликовать, — требуется взятка в виде вишневого пирога. А я позабочусь об остальной еде, чтобы мы могли находиться там весь день. Фрея зажмурилась и крепко обняла его, словно ее объятия могли избавить его от всех тревог. Потом она отпрянула, всмотрелась в его глаза и провела пальцем по лбу, убирая свисающую прядь темных волос. — Я чувствую твою затаенную печаль, как будто твое сердце находится в моей груди, — она помолчала. — Но знаешь, я уверена, что вы еще встретитесь. Я это точно знаю. — И откуда же ты все знаешь? — притворно вздохнул волшебник. — Ты ведь даже никогда не видела Артура. — Ошибаешься, — Фрея наслаждалась выражением несказанного изумления на его лице. — Он приезжал на север. — Я… это я знаю, — сказал пораженный Эмрис, запинаясь. — Но вы встречались? — Угу, — кивнула довольная друидка, — ему нужно было средство от яда серкетов, и я приготовила его. Фэн, Логи и советник Антониус видели его здесь, честное слово! — Небо! — волшебник был несказанно удивлен. — А ты знаешь, что лекарство предназначалось мне? — Нет, — помотала головой Фрея, теперь настала ее очередь изумляться. — Как тебя мог укусить серкет? Да и ты устойчив к ядам. — Артур просто об этом не знал, меня ударили кое-чем, обмазанным ядом серкетов, — пояснил Эмрис, а Фрея смекнула, что поздно отчитывать его за неосторожность. — Фэн и Логи поняли, что он — это он? — Ты же знаешь Логи, — покачала головой Фрея, — он любого раскусит. Но все обошлось, его спокойно отпустили назад, как ты понимаешь. Значит, он тогда говорил о тебе. — Что он говорил? — у Эмриса не на шутку разыгралось любопытство. — Он признался, — медленно произнесла девушка, — что боится только не успеть поблагодарить человека, спасшего его жизнь. Мне показалось, он говорил от всего сердца. Артур сказал, тот человек отважный и преданный, а еще, что он поразил его. Ты не поверишь, я рассказала ему о тебе, как об Эмрисе. Оказывается, мы оба думали о тебе! Даю слово, вы обязательно встретитесь. Если люди не связаны друг с другом, судьба не станет так сталкивать их. — Судьба и вправду причудлива, — заметил маг, прижимая Фрею к груди. — Как ему показался север? — Артур явно ожидал увидеть что-то поужаснее. Он даже выразил сожаление, что другие южане не имеют возможности узнать, как живут северяне. — В самом деле? — изумился Эмрис. — Стоило пригласить его в гости перед отъездом, — с сарказмом добавил он.***
Казна при Фэне росла неумолимо. Советники, поддержавшие заговор, платили дополнительную дань молодому правителю и были весьма снисходительны к его требованиям. Например, Фэн приказал всем служащим замка, пока из числа крылатых, сдать кровь в специальное хранилище. При его деде замок утопал бы в возмущениях не меньше месяца, а сейчас его величество не услышал ни единого возгласа возмущения. Никто не сопротивлялся намерениям Фэна, что бы тот не высказал. Однако плата оставалась прежней: голова отца, ссылка Логи и должность Вотана. Фэн понимал, что нужно упрочить свое влияние, чтобы подействовать на последние два пункта. Правитель намеревался разыскать советника Фафнера, который предусмотрительно исчез из столицы после неудавшегося восстания. Его осведомители тщательно перерывали лежавшие севернее владения Фэна, но зацепок было немного. Возможно, Вотан знал, где тот находится, но тогда его величество обнаружит лишь мертвое тело советника. Фэн не сомневался, что у кого-то из заговорщиков есть на руках нечто, компрометирующее главного советника, а судя по тому, что единственным человеком, покинувшим замок и скрывшимся без единого предупреждения, был Фафнер, то именно он нужен Фэну. Кроме того, он помнил, что этот подлец отвечал за пытки Фреи. Фэна склоняли к женитьбе, но он отказывался, понимая, что пока является единственным представителем правящей семьи, ему обеспечена безопасность от любых внутренних заговоров. Хотя эта причина была главной, но отнюдь не единственной. Вечерами он упирался взглядом в похищенный комок женских волос. Внутри рождался ужасный план, и Фэн едва мог побороть искушение. Если он не удержится, то окончательно погибнет. Фэн боролся с тьмой, нагоняемой безудержной страстью и влечением к одной женщине. Надо же статься, что она замужем, причем за человеком, убить которого даже ему не представлялось возможным. В его голову начала прокрадываться мысль, что если бы мужем Фреи не был Эмрис, то сейчас он всерьез строил бы планы об убийстве или, на худой конец, о пожизненном заключении соперника. Она не подозревала о его чувствах, и он предпочитал сгорать внутри, нежели Фрея бы узнала и начала избегать его. Она была его воздухом, без которого он не смог бы жить в этом замке. Он направился в комнату, смежную со своей спальней, и зажег там свет. Положил волосы, которые прихватил, на столик, взял колбочку и начал читать заклинание, выученное еще в далеком детстве. Несколько раз он останавливался, но снова и снова возвращался к приготовлению зелья. Потом он разлил его по трем бутылочкам. Одна из них, маленькая и аккуратная, стояла рядом с его рукой на столе, когда позже в спальню зашла Кэйлин. Она была в сорочке и халате, накинутом на плечи, а рыжие волосы падали ниже талии. Пальца Фэна вцепились в горлышко стеклянной бутылочки и лихорадочно покручивали ее. Он ничего не сказал, но, видно, Кэйлин уже привыкла к его немногословности, потому что прошла прямиком к кровати и сбросила халат. Фэна раздирали сомнения и страсти. Он громко выдохнул и приоткрыл рот. Голос, вырвавшийся оттуда, был незнаком самому правителю. — Я хочу, чтобы ты сегодня выпила это. Взгляд Кэйлин упал на бутылочку, удивленный, но без намека на осуждение. Фэну казалось, что кровь, бегущая по его телу, сейчас сродни кипятку, голова кружилась и мутнела. Еще есть последний шанс отказаться от непристойного замысла, наступить на горло своим омерзительным, гнусным желаниям. Одно лишь Небо знало, какие терзания и муки разрывали его тело и душу на кусочки. Кэйлин сделала шаг. Еще один. Они громом отзывались в нем. Вот она подошла вплотную и протянула руку, ожидая, когда Фэн положит эту стекляшку в ее ладонь. Его пальцы никогда не дрожали. Страх, раны, боль от потери деда — ничто в целом мире не могло заставить дрожать эти холодные длинные пальцы, но в этот момент они горели и дергались от напряжения, которое испытывал Фэн. Он с трудом осознавал, как поднял руку и отдал бутылочку Кэйлин. Понимала ли она, что внутри? Это уже не важно, в комнате властвовала тьма и не было ни единого зеркала, лишь две свечи догорали вдали от кровати. Кэйлин открыла пробку и залпом осушила содержимое без тени сомнения. Фэн отвернулся, он точно знал, через какое время зелье подействует. Правитель слышал, как она вернулась к кровати и села. Муки отступали и на их место пришло волнение от того, что должно предстать его взору. Медленно, не поднимая с пола глаз, он повернулся. Фэн осмелился посмотреть, и упоительная картина ударила в голову. На месте Кэйлин сидела Фрея и улыбалась ему. Один в один, пускай он знал, что это лишь магия, но разум был рад обманываться. Правитель подошел, присел на кровать и коснулся пальцами ее щеки, а она положила руки ему на колени. С настоящей Фреей он не чаял пережить такое, а здесь словно во сне каждая фантазия воплощалась, каждое желание исполнялось. И она смотрела на него так, как обычно смотрела лишь на Эмриса. Обезумевший Фэн набросился на эту девушку, сидящую перед ним, а она лишь подогревала его чувства, отвечая на каждую ласку и отдавая себя в его власть. Для него больше не было пути назад.