***
Вейверли, штат Айова, США, 1993 год. Бесшумной тенью маленькая девочка лет шести бредёт по тёмным безлюдным коридорам ненавистного ей помещения. Блёклый лунный свет, льющийся из маленьких окон, кое-где покрытых дымчато-серыми пятнами пыли и блестящими ниточками паутины, едва разгоняет царивший в коридорах густой сумрак. Из-за этого атмосфера в длинном коридоре несколько мрачноватая и пугающая, поэтому неудивительно, что воображение девочки разыгрывается не на шутку, постоянно преображая чахлые растения в глиняных горшках и пыльные лампы в отвратительных монстров. Перед последним поворотом девочка останавливается и, затаив дыхание, осторожно делает пару тихих шагов. Повезло. Девчушка облегчённо выдыхает, радуясь, что в этот раз ей каким-то чудом удалось не наступить на скрипучую половицу. В противном случае пришлось бы спешно убегать в свою комнату от зорких колючих глаз престарелой мадам Джоркинс, работающей в детском приюте ночным смотрителем. Подкравшись к заветной двери и ещё раз оглядевшись по сторонам, девочка осторожно толкает её и несмело просовывает голову в открывшийся проём. Бегло осмотрев помещение небольшой мальчишеской спальни, девочка замечает пристроившуюся на подоконнике самого дальнего окна худенькую фигурку. — Клинт? — шёпотом окликает она единственного не спящего мальчишку. — Клинт, можно к тебе? Сидящий на окне мальчик поворачивает голову в сторону двери и тихо улыбается ночной гостье. Из-за худобы и мешковатой одежды кажется, что ему лет тринадцать, хотя месяц назад он устроил в приюте целое цирковое представление по поводу своего шестнадцатилетия, за что был наказан и на неделю помещён в изолятор. — Опять бессонница, Кнопик? — даже по еле слышному шёпоту ясно, что Клинт улыбается. — Ну проходи. Расскажешь, что у вас сегодня стряслось на дневном занятии по рисованию. Девочка бесшумно закрывает дверь и, подбежав к дальнему окну, ловко забирается на подоконник. — Миссис Коул рассердилась на меня за то, что я «испортила» рисунок Джефри, — докладывает она, рассеянно болтая ногами. — А я всего лишь хотела показать, как правильно рисуется танк. Помнишь, ты мне показывал? — Помню, — кивает Клинт. — А ещё абсолютно точно помню, что говорил тебе, чтобы ты больше ничего не исправляла на рисунках других детей. Детям-то, может, и всё равно, но для миссис Коул это похоже на красный плащ, которым тореадоры дразнят быков, — он артистично взмахивает руками, делая вид, будто встряхивает капоте. Девочка непонимающе заглядывает в голубые глаза брата. — Что плохого в том, что я немного помогла Джефри? А миссис Коул ещё и пригрозила, что… — она поджимает губы, смешно морщит нос и, делая вид, будто поправляет очки, смешно, но очень похоже передразнивает свою учительницу: — «Если ещё хоть раз увижу нечто подобное, переломаю все твои пальчики!» Почему она такая злая, Клинт? — голос звучит сдавленно. — Я больше не хочу тут жить! Клинт пододвигается к сестре поближе и обнимает её за плечи. — У всех свои тараканы в голове, Лиззи, — тихим голосом говорит он, кладя подбородок на её макушку. — Мне тоже порядком осточертело всё, что здесь происходит. Но пойми, другого выхода для нас нет. Если бы мама и папа были живы, поверь, всё было бы по-другому. — Я бы всё отдала, только чтобы провести с ними несколько минут, — очередной всхлип. — Всё, кроме тебя. Клинт усмехается, дёргая маленькую сестрёнку за перевязанные белыми ленточками косички: — Я бы тоже тебя ни на что не променял, Кнопик. — А я и не хочу ни на что меняться, — со всей серьёзностью заявляет она, чем вызывает у брата очередную тихую улыбку. — Я знаю, Лиззи, — шепчет он. — Я знаю… Лиззи вздыхает и отодвигается от Клинта. Сев на колени, девочка прикладывает ладонь к холодному пыльному стеклу окна и вглядывается в черноту ночи. Тёмная поволока облаков заслоняет собой луну, и лишь уличные фонари подобно маленьким светлячкам безуспешно пытаются разогнать сгустившийся сумрак. — Знаешь, а я придумала, — её лицо на секунду проясняется, и она с воодушевлением переводит взгляд на брата. — Нам нужно бежать отсюда! — Согласен, план хороший, — протяжно кивнув, одобряет Клинт. — Но как? Плечи Лиззи поникают. — Таких подробностей я пока не придумала… — Ну ничего, — Клинт ободряюще хлопает сестру по плечу. — Пошли, сходим на чердак. Прошлой ночью я закончил рисовать схему приюта. Теперь там отражено всё, даже системы сигнализации! Так что план побега разработаем в два счёта. — И у нас получится сбежать? — с придыханием спрашивает Лиззи; в серо-голубых глазах блестит надежда. — Конечно, — уверенно кивает Клинт. — Мы же Бартоны, чёрт возьми! И мы сбежим отсюда. Глядишь, твой день рождения будем отмечать где-нибудь на тенистом берегу Миссури, — Клинт легонько щёлкает сестру по носу, заставляя её тем самым затрястись от беззвучного смеха. — А теперь идём, пока пучеглазому бочонку не взбрело в голову пойти на ночной обход. И брат с сестрой, бесшумно выскользнув из спальни, бредут в сторону лестницы, ведущей на чердак, воображая себя при этом тайными агентами, которых отправили на опасное задание. Они были очень похожи. И очень близки. У них не было никого кроме их самих, поэтому каждый заботился друг о друге как только мог. Клинт старался всячески оберегать сестру, порой даже принимал на себя её наказания, Лиззи же, в свою очередь, пыталась вести себя как можно примернее, чтобы брата не отчитывали из-за её поведения. Свободное время они старались проводить вместе, чтобы смотрители приюта знали об их привязанности друг к другу и не пытались разлучить их. «Если и уйдём отсюда, то только вместе», — успокаивал Клинт сестру всякий раз, когда девочка, услыхав про очередные намечающиеся смотрины, бежала к нему и заплетающимся языком рассказывала о своих опасениях. Но день, на который намечался разработанный во всех деталях побег, не задаётся с самого утра, когда директриса приюта миссис Росс, грузная дама лет сорока, забирает Лиззи прямо с завтрака и практически силой заставляет девочку примерить новенькое платье в цветочек и синие туфельки с белыми гольфами. Поначалу Лиззи наивно думает, что просто подошла её очередь получить кое-какие новые вещи, в конце концов, примерно раз в год-полтора каждому ребёнку устраивали подобные примерки. Но когда девочку выводят во двор, сказав, что для неё наступил самый счастливый день, она и смекает, что к чему. Жгучие слёзы начинают катиться по впалым щекам, едва девочка замечает, как из подъехавшей машины выходит счастливая пара. В голове лихорадочным потоком начинают сновать мысли. Её хотят забрать из приюта. Её хотят разлучить с братом. Её хотят лишить последнего родного и самого дорогого человека. Лиззи резко вырывает свою руку из цепкой хватки директрисы и, давясь слезами, мчится в сторону спортивной площадки, на которой проходил урок физкультуры у старших ребят. — Клинт! Клинт! — она практически вопит имя своего брата, несясь по двору сломя голову. — КЛИНТ, ПОМОГИ! Клинт замечает младшую сестру и, плюнув и на урок физкультуры, и на то, что придётся отбывать наказание, со всех ног мчится к ней. — Они… Они х-хотят… забрать м-меня! — рывком обняв брата, рыдает Лиззи. — Не бойся, Кнопик… Они не посмеют, — взгляд голубых глаз Клинта метает молнии. — Бартон! — рычит миссис Росс, подбегая к детям и пытаясь разнять их. — Ну-ка не дури! Отпусти её. Пусть хотя бы она поживёт в семье… — Я — ЕЁ СЕМЬЯ! — вопит Клинт, пытаясь закрыть сестру от цепких рук миссис Росс. — Прекрати немедленно! — директриса откровенно сердится. — И ты тоже, Элизабет! Нечего выставлять себя перед будущими родителями сопливой гусыней! Я сказала: идём! Пожалуй, самым весомым минусом миссис Росс было то, что в минуты гнева в ней просыпалась жестокость, приправленная грубой силой. Среди приютских детей бытовало мнение, что директриса — оборотень и способна принимать вид страшного медведя гризли. Женщина отталкивает Клинта в сторону, отчего тот, потеряв равновесие, падает на землю. К нему тут же подбегают несколько служащих приюта и крепко стискивают, не давая вырваться. Миссис Росс же, воспользовавшись этим, сгребает брыкающуюся девочку в охапку и громко зовёт медсестру. — Оставьте её! Не трогайте! — кричит Клинт, безуспешно пытаясь вырваться. Но его никто не отпускает. И не слушает. Подоспевшая медсестра, изловчившись, делает Элизабет укол, и тело девочки начинает понемногу обмякать. — ЛИЗЗИ! — Клинт похож на сумасшедшего: расширившиеся зрачки, раскрасневшееся, перекошенное от гнева и страха лицо. — Клинт! Л-лин… Последнее, что она видит перед тем, как провалиться в небытие, это обезумевшие от горя голубые глаза Клинта и медсестру, делающую укол куда-то в его плечо…***
Громкий гудок автомобиля, донёсшийся с улицы, заставляет Элизу вздрогнуть и открыть глаза. Она резко садится на кровати, учащённо дыша и пытаясь понять, спала она и видела сон или же просто углубилась в воспоминания настолько, что они предстали перед ней полноценной цветной кинолентой. — Глаза разуй, сволочь! — через открытую форточку в комнату влетает чей-то пьяный голос. В ответ незамедлительно доносится неразборчивая ругань. — Да копов на тебя не хватает, мудило! Элиза встаёт с кровати и, подойдя к окну, рывком захлопывает форточку. Звуки бессмысленной перебранки становятся слышны как сквозь вату. И только сейчас она отмечает, что небо стало намного светлее, светло-серым с бледно-золотистыми и розоватыми прожилками, как это обычно бывает в предутренний час. Она ненавидит этот час. Ненавидит всей душой. Час, когда всё вокруг по обыкновению бывает особенно тихим. Когда воздух наполнен чем-то необъяснимо-тревожным и смиренно-спокойным одновременно. Когда в голову гудящим роем врываются беспокойные мысли и покидают сознание лишь с первыми признаками оживления мира после короткого затишья. Похлопав себя по щекам, Элиза возвращается обратно в постель. — Клинт, — шепчет она одними губами, глядя куда-то в потолок; сознание понемногу затуманивается. — Клинт Бартон… Элиза проваливается в сон прежде, чем в комнату влетает глухой хлопок автомобильной дверцы.