Revival

      Разбухшее сердце ощутимыми толчками колотится в грудной клетке, тупой пульсацией отдаваясь в потяжелевшем теле. Очередная волна испуга со скоростью нервного импульса распространяется по жилам, сковывая все движения, на лбу проступает испарина. Холодный блеск наконечника стрелы перед глазами не внушает ничего, кроме мучительного ожидания скорого конца.       Взгляд против воли скользит вверх. В полосе дневного света, затопившего помещение, Элиза видит пару голубых глаз, с прищуром наблюдающих за ней. За ледяной коркой напускного спокойствия трудно разобрать и намёка на эмоции.       — Х-хотите сбежать с нами?— дрогнувшим голосом интересуется она и, тихо охнув, закусывает нижнюю губу: вопрос прозвучал донельзя глупо.       Едва уловимое удивление вырывается из-под кажущегося замёрзшим омута глаз. Мужчина медленно, словно в сомнении, опускает лук; грудь его часто вздымается. Слегка нахмуренные брови приподнимаются вверх, придавая лицу несколько растерянный, колеблющийся вид.       Элиза не верит своим глазам. Её отпускают? Милосердно предлагают шанс сбежать? Нет, глупости. Хищник так просто не отпускает свою жертву. Тогда, может, этот лучник — плод её разыгравшегося воображения? Фантазия? Трёхмерное и крайне реалистичное голограммное изображение? А вот это уже больше похоже на правду. Хочется верить, что это правда хотя бы потому, что Элиза уже сталкивалась с такими технологиями. И этот опыт услужливо твердит обратное, с уверенностью заявляет, что на этот раз всё по-настоящему. Перед ней живой человек, из плоти и крови, а не его умелая иллюзия.       Остатки здравого рассудка, выброшенного на задворки сознания, умоляют не совершать глупостей. Вопят убегать подальше, пока есть возможность. Пока есть время. Пока не поздно последовать однажды хорошо усвоенной истине «не стой, иначе ты труп». Но ноги точно парализовало.       Стараясь не дышать, Элиза словно по наитию вытягивает руку, ожидая вызвать характерную рябь на голограммном изображении своим действием. Но вместо этого пальцы скользят по шершавому материалу чёрно-фиолетового экипировочного жилета. Она вздрагивает и боязливо поднимает взгляд. Не голограмма…       Тяжело дыша, она смотрит прямо в лицо мужчине, с каждой секундой отмечая, что оно не кажется ей незнакомым. Голубые глаза, слегка вздёрнутый нос и мокрые от пота, забавным ёжиком торчащие во все стороны тёмные волосы… Кажется, всё это она видела раньше…       — Лиз!       Громкий призыв Шона остаётся без реакции, теряясь где-то в глубине сознания. Элиза словно впадает в транс, ничего не слыша, кроме гулких ударов своего сердца и сбивающегося дыхания. Её словно окружает сдавливающее границы зрения чёрное кольцо, позволяющее видеть лишь стоящего напротив мужчину.       — Лиззи? — с долей нерешительности выдыхает лучник.       — Л… Лин? — шепчет она, повинуясь какому-то неведомому чувству.       — БАРТОН!       Одно и то же слово раздаётся одновременно с двух сторон. Одно и то же слово, сказанное разными голосами — мужским и женским. Одно и то же слово, разрушающее вакуумную пелену и возвращающее ощущение пространства и времени.       Вздрогнув, Элиза скользит взглядом по лицу стоящего перед ней мужчины, отмечая, как оно вытягивается, после чего непроизвольно поднимает голову. На верхней площадке виднеется чей-то силуэт, но из-за окружающей его темноты не удаётся разглядеть, кто это. Мужчина, судя по всему, тоже его замечает, так как отступает назад и нехотя задирает голову.       — Сейчас тут всё рванёт! — кричит появившийся словно из ниоткуда Шон, судорожно хватая её за руку. — Идём!       — Угу…       Элиза послушно следует за другом, ухитрившись напоследок оглянуться через плечо. Мужчины в чёрно-фиолетовом костюме уже не было. Словно он никогда здесь не стоял. Словно его и вовсе не существовало. Словно он был всего лишь наваждением, видением, вызванным раздражающим писком сирен, синим сигнальным светом и сдавшими нервами.       Громкий хлопок автомобильной дверцы окончательно возвращает в реальность, принуждая на автомате осмотреться на наличие ремня безопасности. Поспешно вставляя язычок штифта лямки в замок, Элиза краем глаза следит, как Шон заваливается на водительское сидение, поспешно вставляет ключ в зажигание и проворачивает его. Машина отвечает на призыв размеренным гулом запустившихся цилиндров двигателей.       — Ну же… — заметно нервничая, Шон с силой давит на газ.       Заурчав разозлённым зверем, «Хонда» трогается с места, оставляя за собой белое выхлопное облако и две чёрные протекторные полосы на бетонированном покрытии пола. Элиза непроизвольно вцепляется пальцами в края сидения и стискивает зубы, когда машина, слегка качнувшись, выезжает из гаража на подъездную дорогу.       Шон дёргает рычаг КПП, переключая скорость, и автомобиль, на полном ходу проскакивая распахнутые служебные ворота, влетает в поворот, сбив несколько пластиковых мусорных контейнеров. Элиза замечает, как плечи Шона слегка расслабляются. Они успели.       Позади гремит взрыв, и особняк начинает оседать, складываться как подзорная труба, исчезая в плотном облаке взметнувшейся вверх пыли. Мелкие обломки кирпичей и стекла барабанят по крыше автомобиля, и Шон, сильнее выжимая сцепление, снова переключает передачу.       Элиза поворачивает голову, чтобы в последний раз взглянуть на дымящуюся груду развалин, и точно в этот момент издалека доносится неистовый рёв какого-то зверя.

***

      Дорога тугой лентой скользит вдаль, плавно растворяясь в туманной поволоке сгустившихся сумерек. Немного померцав и подмигнув друг другу, зажигаются первые звёзды, но свет их, холодный и далёкий, практически не достигает поверхности из-за плывущей по небу тонкой ваты тёмных облаков.       Шон ведёт машину ровно и уверенно, и Элиза наконец расслабляется. Все чувства притуплены до минимума, голова чиста от каких-либо мыслей. Не хочется ровным счётом ничего. Ни говорить, ни думать.       Бездумно провожая взглядом размеренно проплывающие мимо окна автомобиля однообразные пустынные пейзажи, Элиза ощущает, как сон начинает понемногу завладевать её до чёртиков уставшим сознанием. Слишком много событий за последние двадцать четыре часа дают о себе знать.       Пальцы тянутся к мочке уха и начинают медленно её массировать, но организм устал настолько, что совершенно не реагирует на настойчивый призыв взбодриться. Элиза с шумом выдыхает, бросая попытку прогнать сонливость, и вновь приковывает взгляд к дороге.       Несколько плавных поворотов — и впереди долгожданным маяком вспыхивает искорка. Лас-Вегас, разгоняя темноту вокруг себя, сияет и переливается подобно золотому гульдену, небрежно брошенному в пустыне.       — Кто был тот мужчина? — тихо спрашивает Элиза, глядя на приближающиеся огни большого города и только сейчас понимая, что Шон дал изрядный крюк. Решил он таким образом расслабиться или же сбрасывал кого-то с хвоста — она не может сказать.       — Оззи Ричардсон, — голос Коннора звучит отчуждённо. — Ты его не знала.       — Да нет же! — она хмурит брови. — Другой. На парковке.       — А, этот… — усмехается Шон. — Соколиный Глаз собственной персоной.       — А настоящее имя?       Краем глаза она видит, как Шон поджимает губы и обеспокоенно косится на обгоняющую их внушительных размеров чёрную тонированную машину. Напряжение сотнями мельчайших разрядов взрезает воздух.Элиза начинает терять терпение.       — Шон?       — Соколиный Глаз, — чеканит Коннор; на его виске в бешеном ритме пульсирует жилка — признак сильной напряжённости.       — У него наверняка есть другое, гражданское, имя, — Элиза выжидающе смотрит на друга, отмечая про себя, что тот явно что-то скрывает.       — Возможно, — Коннор неуверенно кивает головой. — Но мне…       — Тебе оно известно, — сухо утверждает Элиза, замечая по реакции Коннора, что попала точно в яблочко. — Шон, мы же договаривались, что больше никаких тайн!       — У меня нет от тебя никаких тайн.       — Тогда назвать имя не составит труда.       — Это другое.       Неловкое молчание расползается по салону автомобиля. Слышно лишь размеренное гудение двигателя да шуршание колёс по сухому асфальту. Элиза прекрасно понимает, что Шон что-то недоговаривает. Знает, что друг вновь что-то скрывает. Что-то непременно важное. И ей… страшно. Холод сковывает мысли, замораживает внутренности, вереницей колющих мурашек пробегает по спине, едва она вспоминает, что произошло тогда.       Она мотает головой и пытается сосредоточить внимание на приближающемся неоновом указателе «Добро пожаловать в Лас-Вегас».       — Они многое скрывают от нас, — нехотя нарушает тишину Шон. Внешне он совершенно спокоен, но прикованный к дороге взгляд и руки, с силой сжимающие руль так, что вены на кистях вздулись сильнее обычного, выдают внутреннее напряжение, — многое не спешат рассказать. Но ты должна понимать, что всё это делается ради нашей безопасности…       Элиза недоверчиво выгибает бровь и косится на друга; первые цветные лучи большого города расплывчатыми пятнами уже скользят по его лицу.       — Ты сам-то веришь в это?       — Безусловно.       — Настолько, что готов поклясться второй версией «Виндисты»?       — Не посягай на святое.       Уголки губ Элизы приподнимаются в слабом подобии улыбки.       — Для тебя это так важно? — минуту спустя спрашивает Шон, продолжая напряжённо следить за дорогой.       — Очень, — тихо выдыхает Элиза, подаваясь корпусом вбок и прислоняясь виском к окну; стекло приятно холодит кожу.       Коннор тяжело выдыхает, словно только что подобно атланту принял всю тяжесть небес на свои плечи. Смирение проскальзывает по его лицу, покорность отражается во взгляде, когда он наконец изрекает:       — Хорошо. В конце концов, тебя это касается как никого другого.