Все думы о дальних краях

Цзян Чэн видел сон. Он стоит под весенним солнцем среди воды, и вдруг перед ним пробегает шестой шиди. От неожиданности он отступает на шаг и чуть не падает в воду с высокого причала. Позади на высоких шестах развеваются флаги с клановым узором, перед глазами шумит рынок. Точно как в его юности, когда он только вернулся с обучения в Облачных Глубинах. Так непривычно. Это ведь Пристань Лотоса, и в то же время… не Пристань Лотоса. Это ушедшая Пристань Лотоса, что навсегда осталась прекрасной и навсегда осталась для него потерянной. Он долго не мог пошевелиться. И вдруг, как будто сознание обожгло воспоминаниями, в надежде бросился к воде. Но при взгляде на отражение его подскочившее сердце вновь опустилось - он выглядел так же, как и сейчас. Высокий мужчина в фиолетовом цзяньсю, меж бровей которого залегла глубокая морщина. Он больше не молод. Даже во сне он больше не мог себя обмануть. Реальность выдала себя, и Цзян Чэну стало горько от такой неравной перемены мест. Он закрыл глаза и усмехнулся. Но когда открыл, всё равно не увидел потолок собственной спальни - перед ним всё ещё сияло яркое солнце над шумным рынком. Иллюзия упрямо не желала покидать его сознание. Цзян Чэн вздохнул и машинально потёр Цзыдянь на пальце. Ну что ж. Вернёмся домой. Чтобы увидеть Пристань Лотоса до сожжения. То место, где лотосы росли пышнее всего, где светлячки взвивались в воздух выше. То место, которое кто-то вместе с кем-то когда-то считали своим настоящим домом. Он медленно шёл и неторопливо осматривался, жадно любуясь на сокровищницу своих воспоминаний. По дороге то и дело попадались знакомые лица. Они все погибли в том пожаре, навсегда ушли во тьму, жестоко убитые. Но здесь они радостно смеялись, словно всё это происходило наяву, и согревали ледяное сердце теплом. Он не смел просить о таком, да и было уже поздно. Сам того не замечая, Цзян Чэн добрался до беседки на озере. Он помнил каждый поворот длинной крытой галереи: направо, налево, опять направо. Этот камень ему нравился, этот не нравился, здесь они с Вэй Усянем как-то поспорили, один пнул другого, а тот в ответ набросился с кулаками, ведь юноши всегда отвечают ударом на удар. Потом сестре пришлось их разнимать. Иногда в беседке сидел отец, иногда мать, и издалека была видна улыбка или слышна ругань. А иногда ничего, они просто молча смотрели как Вэй Усянь подшучивает над Цзян Чэном, как прекрасны свежие цветы в волосах Цзян Яньли. Тогда Цзян Чэн слишком много мнил о себе, считал, что непременно добьётся вершин в мире заклинателей, немного завидовал природной одарённости своего шисюна, но чаще всего они просто веселились, искренне смеясь друг над другом. Отбирали друг у друга добытого на охоте фазана, били друг друга в грудь. Но теперь он шёл вперёд один, рядом с ним не было ушедших братьев. Потом он вспомнил, что мать и отец на самом деле были очень похожи. Оба любили сидеть в одиночестве и летней ночью любоваться россыпью звёзд, словно это души предков наблюдали за ними. Может быть, когда никого не было рядом, они говорили друг другу что-то приятное. А может и нет. Иногда Цзян Чэн что-то слышал, иногда нет. Иногда в словах заключались чувства, иногда их не было. Каждый человек жаждет искренности, но его родители не были такими людьми. Они поджимали губы при виде друг друга. Только, наверное, на пороге смерти обменялись взглядами, как бы говоря последние слова, например, «Прости» или «Увидимся в следующей жизни». Например, «А-Чэн». Больше никто не назовёт его этим именем. Тогда, в ночь когда кровь смешалась с огнём, он навсегда попрощался с прошлым собой, словно потерял какую-то часть своей души. Но нашёл что-то другое, и потому у него не осталось шанса вырасти похожим на мать или отца. Он вернулся в другую Пристань Лотоса, а дороги домой уже не смог отыскать. Но сейчас он увидел в беседке на озере своих отца и мать. Силуэты расплывались, но не узнать их было невозможно, и чем ближе он подходил, тем отчётливее становились очертания. Он чуть не запнулся о ступеньки беседки, и мать закатила глаза: - Куда ты так торопишься? Отец мягко поддержал его под локоть, и Цзян Чэн, вздрогнувший от такой внезапной заботы, на короткий миг остолбенел, не зная, как себя вести. - А-Чэн. Он протёр глаза, а подняв взгляд, увидел всю ту же мягкую улыбку отца. Он хотел сказать ему так много, но не знал, с чего начать. Отец велел ему сесть и спросил: - Как за эти годы… течёт жизнь в Пристани Лотоса? Цзян Чэн оглядел лотосы вокруг, что покачивались от ветра, потом заметил в волосах матери шпильку из нефрита и золота, вырезанную лучшим мастером. Он долго молчал, прежде чем сказать: - Всё живут мирно и спокойно, ничего не происходит. Цзян Фэнмянь проследил за взглядом сына, и его глаза наполнились нежностью. Юй Цзыюань же сначала замерла, однако заметив, кто на неё смотрит, возмущённо фыркнула и отвернулась, посмотрела на озеро, по поверхности которого расходились волны. Жизнь – это большое озеро Юньмэна, любовь – это живущий в нём карп, который поднимает брызги на воде, но потом вода снова становится спокойной. Цзян Фэнмянь не отвёл взгляда от шпильки в волосах жены, но обратился к сыну: - Почему не прогуляешься по округе подольше? - Не хочу, мне хорошо в Пристани Лотоса. Цзян Фэнмянь со вздохом усмехнулся: - Всё такой же упрямый. Цзян Чэн сухо приподнял уголки рта. - Никого не стало, Вэй Усянь не считается, этот как заговорённый решил жить в Облачных Глубинах. Только я один остался заботиться о вас. А вы ещё и гоните меня? Юй Цзыюань уставилась на него: - Когда это мы нуждались в твоей заботе? - Нуждались, - отец накрыл ладонью руку жены, спрятанную в рукаве и добавил: - Твоя мать очень скучает по тебе. Цзян Чэн видел, что мать хотела отдёрнуть руку, но всё же не пошевелилась. Цзян Фэнмянь покачал головой: - Пусть А-Сянь поступает как ему нравится, ничего плохого в этом нет. Ну а ты, А-Чэн, встретил чаровницу себе по душе? - Вот уж увольте, - Цзян Чэн поправил упавшие на глаза волосы. – Мне достаточно забот с Цзинь Лином, который за день может натворить неизвестно сколько бед. Никто в Пристани Лотоса, от мала до велика, не даёт мне спокойно пожить. И всё же обгорелая земля, когда-то смешавшаяся с кровью, теперь стала почвой для новых весенних ростков. В голосе отца послышалось теплота: - Ты молодец. Цзян Чэн резко вскинул голову, словно не мог поверить своим ушам, в горле застрял комок. - Скажи ещё раз… Отец заключил его в объятия. - А-Чэн, ты молодец. Ты прекрасно унаследовал наш девиз, «Стремись достичь невозможного». Он походил сейчас на ребёнка, которого мучала давняя обида, слёзы полились крупным градом. - А как же… Вэй Усянь? Отец провёл рукой по его ленте в волосах. - Теперь вы на равных. Выражение лица матери осталось по-прежнему равнодушным, но уже не таким холодным. Цзян Чэн рассмеялся. Потом он обнял отца, крепко схватив его за плечи, и позволил себе громко разрыдаться. Конец.