***
— Ты была великолепна! — шептал падишах «вселенной» под утро. — Знаю. Я готовилась к этому моменту очень-очень долго… Мы лежали на кровати и смотрели на восходящее солнце. — Сегодня я словно заново познакомился с тобой, моя луноликая госпожа… — Тебе ещё много тайн предстоит открыть, Сулейман. — Михримах, моя… — Только, твоя, Сулейман. Весна 1522 года. Я шла в главные покои на очередной хальвет. Много времени прошло с того момента, как сыграли свадьбу Ибрагима и Нигяр. У них, кстати, всё прекрасно, семейная жизнь удалась. Хранитель покоев с нетерпением дожидается, когда у него выдастся свободное время, чтобы навестить свою молодую жену. Хатидже Султан сразу же после этой свадьбы уехала в Эдирне «развеяться», а точнее скрыть ото всех свой выпирающий животик. Сулейман ничего не подозревает, а в гареме уже пустили слух, что жена хранителя покоев ждёт ребёнка. С этим делом всё должно выйти гладко. Когда наши мужчины уйдут в поход, Хатидже родит и передаст ребёнка в семью Ибрагима, сама же ещё на несколько месяцев останется в Эдирне, а после, вернётся во дворец и продолжит свою беззаботную жизнь. Садыка-хатун почти безвылазно сидит в своих покоях по приказу повелителя. Он не простил ей то, что со мной произошло по её вине. Гюльфем-хатун одна из всего гарема навещает опальную фаворитку каждый божий день. Валиде недовольна таким положением вещей, но ничего поделать не может, кто-то должен узнавать о здоровье будущего члена османской семьи. Животы фавориток растут, как и их амбиции, и планы на будущее… Хюррем и Махидевран уже давно предлагали мне избавиться от венгерской наложницы, но я медлю. Не хочу, чтобы ребёнок моего мужчины пострадал. Пусть родит, а там посмотрим. Босфор большой, всем места хватит… Сюмбюль-ага продолжает тайно ухаживать за Гюльнихаль, Валиде Султан этому не препятствует, так как повелитель в курсе, что происходит в его гареме, но молчит. Сюмбюль-ага — Главный Евнух, очень нужный человек в Топкапы, а Гюльнихаль — главная наставница по танцам, то бишь хореограф. Эти двое тайно планируют заключить никях, хоть это и против правил, но любовь сами знаете, не знает такого слова. Так как они персонал гарема и в семью османов не входят, как и в гарем, правящая семья закрывает на это глаза. Хюррем и Маха мирно сосуществуют, вместе воспитывают своих дочек, общаются на темы: высыпаний на попе, цвета какашечек у своих чад, первых зубов и прочих «радостей материнства». Подкалывают друг друга, не без этого, но в целом в их отношениях тишь да благодать. У них теперь есть общие враги, в лице Садыки и Гюльфем… Главный вопрос на повестке дня — кто родится у этих женщин? Султанши или шехзаде? В гареме давно делают ставки, Сюмбюль заведует букмекерской конторой и рубит бакшиш. Махидевран вместе с Шурой просят Аллаха послать им прекрасных дочерей, и я вместе с ними. Гарем негласно разделился на два лагеря. Садыка и Гюльфем. Я, Хюррем и Маха. Валиде пытается никого не выделять, чтобы в гареме сохранялась гармония. Идёт холодная война… Я подошла к главным покоям в сопровождении Айше-хатун и нескольких евнухов. — Хранитель покоев. — Михримах-хатун. Мы с Ибрагимом поприветствовали друг друга. — Повелитель ожидает вас, прошу, проходите внутрь. Дверь открылась, и я вошла в главные покои. — Сулейман! — Да, душа моя! Давно не виделись… — Хальвет! — О, нет! — О, да! Ты пропадал на своей судоверфи целую неделю! Я соскучилась! Не выпущу тебя из спальни два дня! — Прошу, смилуйся, моя госпожа! У меня ещё три жены на очереди! Пожалей меня, оставь силы хотя бы на войну! — Хальвет, Сулейман! Хочу хальвет! — Нет… — Музыку, Айше-хатун!***
Я вместе с Шурой и Махой прогуливалась по дворцовому весеннему саду, когда из-за очередного зелёного поворота показалась процессия: Садыка-хатун и Гюльфем-хатун шли в «сопровождении» (конвоя) огромного количества евнухов и наложниц. Когда мы поравнялись и раскланялись, смерили друг друга хищными взглядами и натянули вежливые оскалы, опальная фаворитка взяла слово: — Давненько не виделись, Михримах… Хатун, — будущая мать прикрыла свой рот платком, чтобы мы не увидели её злорадную улыбку. — Мой сын последнее время так сильно пинается, хочет поскорее порадовать свою мамочку, ведь когда Султан Сулейман возьмёт на руки своего сыночка, его сердце растает и он вновь станет моим, — жеманничала Садыка-хатун, облокотившись на руку своей союзницы. — Да как ты смеешь, наглая рабыня! — Махидевран попыталась влепить Виктории «хорошего леща», но я покачала головой и схватила султаншу за руку. — Махидевран Султан, не стоит вам марать свои благородные руки о лицо наглой рабыни, что не знает простых правил приличия, — поддержала меня Хюррем и подошла к венгерской наложнице. — Позвольте, я сама это сделаю! В этот момент рука Хюррем замахнулась на Садыку, но в последний момент, увидев мою реакцию, Шура остановилась, но Виктория и Гюльфем успели знатно трухануть. — Если повелитель узнает об этом! Вам… Вам… Я это так не оставлю!!! — истерила Садыка, прячась за спину своей компаньонки. — Думаю, Садыка достаточно подышала свежим воздухом, Гюльфем-хатун, тебе стоит проводить её в покои, — сказала я, сохраняя хладнокровие. — Когда я стану султаншей, я заставлю вас всех заплатить за это!!! — Этого не случится, Садыка-хатун! Твоего ребёнка после его рождения сразу же заберут! — не сдержалась Хюррем. — Вы не посмеете! Я его мать! Мой шехзаде будет жить со мной! Я вам не позволю! — кричала женщина, сдерживаемая двумя служанками. — Уйдём отсюда, — тихо прошептала я своим сёстрам. — И оставим это так?! — шипела Хюррем, с вселенской ненавистью посматривая на венгерскую рабыню. — Хюррем, права, — поддержала её Маха. — Мы не можем просто уйти и простить Садыке её выходку! — У хатун — «беременность головного мозга». Мне её жаль, не хочу, чтобы ребёнок пострадал, уйдём отсюда… — я взяла своих подруг под руки и направилась в сторону дворца. — Ты никогда не добьёшься своего! — кричала Виктория мне в спину. — Ты пустая! Бесплодная, как и твоя служанка Айше! Бесполезная! Твоё место во Дворце Слёз! Сулейман рано или поздно поймёт это, слышишь меня, Михримах!!! Я остановилась и отбросив руки моих сестёр бросилась в ближайшие зелёные кусты. — Что с тобой, Михримах? — Махидевран подошла ко мне. В это же время Хюррем-хатун крыла венгерскую рабыню отборным русским матом. — Всё в порядке, наверное, съела что-нибудь не то… — Ты в последнее время почти ничего не ешь, думаю, тебе всё же стоит показаться лекарю, сколько можно мучиться с болезнью желудка? — заботливо упрекала меня султанша. Служанка дала мне воды, чтобы прополоскать рот, я отпила глоток и, сделав своё грязное дело, тут же пошатнулась и осела на землю от сильного головокружения. — Лекаря! Скорее зовите лекаря, Сюмбюль-ага!!! — раздался испуганный возглас Махидевран. Я потеряла сознание.***
Я открыла глаза и не поверила в то, что увидела. Вся османская семья собралась в моих покоях и глядела на меня испуганными глазами. Сулейман сидел рядом у моего изголовья и гладил мою руку. — Что с Михримах-хатун?! Скажи уже, лекарша!!! — злился государь потеряв терпение от долгого ожидания. — Неужели это последствия пребывания в холодной темнице сказываются таким ужасным образом на здоровье моей фаворитки?! — Повелитель, я думала, что вам всё известно, прошу, усмирите свой гнев, — лекарша бросилась на колени и склонила голову. — Срок уже довольно большой, я думала, что хатун это и сама заметила… — Говори уже!!! — зарычал Сулейман, сдерживая себя из последних сил. — Михримах-хатун носит ребёнка уже три месяца, повелитель. Поздравляю вас!