Враг Хюррем номер один

Грубые мужские руки резко подняли мою тушку вверх. Янычар особо не церемонился и вытолкнул меня на улицу, я не удержала равновесие и упала на землю, не забыв трагически закричать. — Смотрите, воины! Эта та самая женщина! — объявил мужчина на всю улицу. Несколько янычар с саблями наперевес подбежали к нашей компании. — Точно она? — сомневался один из бунтовщиков. — Мустафа-ага сердиться будет, если ни ту хатун приведём. — Посмотри на её платье и лицо! — не унимался первый. — Да разве же в этом бедном районе такие крали живут? Да и бабка соврала, что это её дочь! Зачем тогда пряталась? И живот на месте. Только мальца нет! — Как твоё имя? — спросил более адекватный воин. — Ты и есть жена Великого Визиря? Говори! Где ребёнок? — Тебе вопрос задали?! — первый вздёрнул меня слишком резко. — Полегче! — адекватный янычар оттолкнул своего дружка. — Не видишь разве, что хатун в положении?! — Так и пусть скинет прямо здесь! Не к чему ребёнку Ибрагима появляться на этом свете! Скоро и визиря казнят и всю его семейку! — янычар загоготал. — А нам от этого какая польза?! — разозлился мужчина. — Наша задача доставить хатун к Мустафе-аге. А дальше не наше дело! Мало ли, как дело обернётся. Я не собираюсь рисковать своей жизнью! — янычар поднял меня на ноги и повёл в сторону Топкапы. Спустя час мы были у врат дворца. Янычары кричали и требовали смерти главного визиря и отставки десятка его приспешников. Меня подвели к главе полка янычар Мустафе-аге и представили. — Мустафа-ага! Эта хатун жена Ибрагима Паши! Командир оглядел меня с ног до головы, молча кивнул и вместе с охраной приблизился к вратам дворца. — У нас в заложниках Нигяр-хатун! Слышишь меня, Султан Сулейман?! Тебе придётся выполнить наши требования, или женщина и её будущий ребёнок умрут от моей сабли! — кричал Мустафа-ага. Через десять минут двери открыли, и вышел личный телохранитель повелителя. — Мустафа-ага может зайти внутрь. Повелитель выслушает ваши условия. Ага дал знак и меня повели следом. Врата закрылись, толпа бунтовщиков осталась снаружи. Мы шли быстро, я продолжала молчать, совсем не хотелось привлекать к себе внимания. Повелитель сидел на своём троне и ждал нашего прихода. Когда мы подошли к нему и поклонились, государь приложил немало усилий, чтобы не выдать своего удивления. Неужели он и, правда, ожидал увидеть здесь Нигяр? — Чего хотят мои воины-янычары? — сразу приступил к делу государь, сильно сжимая подлокотник трона. — Повелитель! — ага вышел вперёд. — Мы давно не ходили в поход! Воинам нужна добыча! — Я давал вам жалование не так давно, также выделил огромную сумму пожертвований в ваши корпуса. Из похода мы вернулись зимой. Твои требования не обоснованы! — злился султан. Мустафа замялся и продолжил: — Государь, вы слишком благоволите вашему слуге Ибрагиму Паше! Пост Великого Визиря для Паргалы слишком хорош! Он его не достоин! Прошу вас, казните наглого пашу и его приспешников, тогда обещаю вам, что янычары немедленно вернутся в свои корпуса! — Что-то ещё?! — еле сдерживал зверя султан. — Прошу вас казнить Михримах-хатун! Про неё ходят слухи, что женщина, прожив в вашем гареме долгое время и родив дочь, так и не приняла ислам! Прошу, казните неверную! Хатун позволяет себе слишком много! Говорят, что эта женщина ведёт торговые дела с купцами на главном рынке и скупает разные торговые точки! Это не позволительно для женщины её статуса! — Это все твои условия? — процедил Сулейман. — После казни Ибрагима, прошу вас назначить Великим Визирем Пири Мехмеда Пашу! Он много лет служил вашему покойному отцу и вам, государь. Паша достоин продолжать служить вам и дальше! — Я услышал тебя, ага. Скажи мне, зачем ты привёл эту женщину в мой дворец? — султан бросил небрежный взгляд в мою сторону. — Эта жена Ибрагима Паши. Я взял её в заложники, чтобы вы, повелитель, поскорее меня приняли и выслушали. — Жаль тебя огорчать, но эта хатун к гарему паши никакого отношения не имеет. — Что?! Но как же… — ага замялся и свирепо уставился на своих подчинённых. — Верните женщину обратно к её семье, — отдал приказ государь, но Мустафа не решался выполнить его. — Моё слово уже ничего не значит для тебя? — строго спросил Сулейман. — Клянусь своей честью, что эта хатун не является женой Ибрагима Паши! — Слушаюсь… — ага удовлетворился ответом, поклонился и велел одному из своих охранников увести меня из дворца. Меня вывели за ворота, янычары посмотрели на моего сопровождающего с вопросом. — Не та женщина! — выругался воин. — Эта хатун не из семьи Ибрагима! — Я уверен, что эта Нигяр-хатун! — рычал янычар, что привёл меня сюда. — Не злись. Селим-ага! — воин подозвал к себе помощника. — Остались в живых слуги из дворца Ибрагима? — Да. Есть одна служанка, мы поймали её в лесу. Она здесь недалеко. — Приведи. К нам подвели молодую девушку с красным лицом и порванным платьем. Её честь «бравые» воины не пощадили… — Ты узнаёшь эту женщину, хатун? — спросил главный. Девушка подняла на меня затравленные глаза и отрицательно покачала головой. Мы действительно виделись в первый раз. Как хорошо, что я так и не нашла время посетить Нигяр в её новом доме, иначе бы эта хатун меня сдала бунтовщикам, чтобы ту наконец оставили в покое, и я бы не стала её осуждать… Мой сопровождающий неприлично выругался и добавил: — Надо было расспросить ту мерзкую старуху! Говорили же соседи, что видели двоих женщин в ту ночь! — Султан Сулейман своей честью поклялся, что эта хатун не принадлежит к семье Ибрагима, — сказал главный и дал знак, чтобы служанку увели прочь. Меня небрежно толкнули и перестали обращать внимания. Я воспользовалась ситуацией и медленно почесала в сторону города. Пока никто ничего не понял. Дом, в котором я оставила Нигяр и её сына, оказался пуст. Хозяйки дома тоже не оказалось на месте, но судя по обстановке вокруг, женщина в спешке собрала вещи и убралась в неизвестном направлении. Я зашла в заднюю комнату и спустя пять минут нашла подпол, в котором утром пряталась Нигяр с сыном. Пусто. Пора и мне уходить. Если янычары поймут, кто был у них в руках и кого они так бездарно упустили… Бежать отсюда! Я по памяти добралась до поместья Разие-хатун и её мужа Батур-бея. Их дом оказался цел и невредим. — Вам кого? — спросил один из мужчин-слуг. — Хозяйка дома? — Да. А как вас представить? — Ауда. Скажите, что Ауда пришла её навестить. Слуга кивнул и вошёл в дом. Долгих пять минут ожидания и на улицу выбежала молодая девушка, платок спал с её головы. Испуг и облегчение, радость и счастье промелькнули на её лице одновременно. — Мих… Ауда! — девушка вовремя поправила себя. — Как я рада видеть тебя! Скорее заходи в дом! — женщина впихнула меня внутрь. Мы вошли в хамам, Разие выпроводила вон всех слуг и помогла мне раздеться. — Что с тобой? Почему ты здесь и в таком ужасном виде? Ещё и в положении… — шептала девушка. Подушка упала и хатун завизжала. Я прикрыла ей рот рукой. — Это долгая история. Слушай… Когда я закончила рассказ, девушка еле стояла на ногах. Мои приключения стали для Разие шоком. — Ты выбралась живой и это главное! — подвела итог моя подруга, помогая мне переодеться в её платье. — Рада, что ты невредимой дошла до меня. Скоро муж вернётся из Дворца тогда и узнаем новости. Пойдём, дочку тебе покажу… Вечером муж хозяйки дома во дворец не вернулся. Прислал записку, что несколько дней не сможет вырваться из дворца. Государственные дела. Мне было позволено остаться на это время в этом милом доме. Спустя пять дней. Был уже вечер, когда муж Разие — Батур-бей вернулся в дом. — Жена? Где ты? У меня для тебя новости! — мужчина в спешке вошёл в комнату и удивлённо уставился на меня с его дочерью на руках. — Кто вы? Где Разие? — Я здесь, дорогой! — молодая женщина вышла из боковой комнаты и взяла свою дочь на руки. — Это Ауда. То есть Михримах-хатун. Я рассказывала тебе о ней. — Та самая Михримах?! — мужчина был напряжён. — Присядь, муж, — женщина передала малышку служанке и заперла дверь. — Я видел вас, госпожа. В тот день, вас ведь во дворец Мустафа-ага привёл? Я кивнула. — Слава Аллаху, что вы от этих бунтовщиков смогли уйти! И почему они вас за Нигяр-хатун приняли? Я вкратце пересказала ему свою историю и спросила: — Что после моего ухода произошло, Батур-бей? — Повелитель, после того как вы покинули дворец, сказал Мустафе-аге… — Ибрагим-паша мой добрый друг и верный соратник, который спасал мне жизнь множество раз! Он умный и мудрый визирь! Кого приближать к себе, а кого нет, я решаю сам, Мустафа-ага! На то я и твой повелитель, чтобы самостоятельно принимать решения! А Михримах-хатун — мать моей дочери, и это её личное дело, какую религию исповедовать, или не исповедовать вовсе! Мы не заставляем насильно принимать ислам! Что касаемо её торговых дел… Во-первых любимая жена пророка Мухаммада (мир ему) занималась торговлей и помнится мне, что религия наша не запрещает вести женщине подобные дела. Во-вторых, я лично дал разрешение Михримах-хатун заниматься торговлей вне стен Топкапы. Так по какому праву ты, презренный шакал, считаешь своим долгом вмешиваться в дела моей семьи, в мой гарем и мои решения?! Кто ты такой, чтобы ставить своему повелителю условия? — Сулейман стоял рядом с бунтовщиком и рычал. — Первой дружине янычар шейхом Бекташем был дан строгий наказ: «проявлять мужество в сражениях и не знать поражений». Во время похода моего покойного отца Султана Селима против иранского Исмаил-шаха янычары роптали на тяготы, порывались вернуться домой и пытались устроить мятеж. Начиная с середины прошлого века у вас, янычар, вошло в правило требовать денежные подарки при вступлении султана на трон. При этом, не смотря на награды, вы стали бунтовать против неугодных вам правителей. После смерти Мехмеда Второго в тысяча четыреста восемьдесят первом году в ходе янычарского восстания был убит великий визирь Мехмед-Караман, при их же активной поддержке на престол возведён его второй сын Баязид Второй. Однако и он вам не угодил, и в тысяча пятьсот двенадцатом году вы попросили моего деда вон, и утвердили на Османском троне моего отца — Султана Селима. Сегодня вы снова стоите перед воротами моего дворца и требуете чего-то?! Кто правит Османской Империей?! Сами Османы? Или неверные шакалы?! Сулейман резко повернулся к своему слуге и велел зачитать указ. — Именем Великого и Милосердного Аллаха! — громко читал местный глашатай. — «Я, Султан Сулейман Хан Хазретлери. Приказываю. Немедленно ликвидировать корпус янычар. Всех бунтовщиков казнить. С позволения Шейх-уль-ислам истребление янычар официально объявляю богоугодным делом, а смерть в сражении с ними — подвигом за веру! — Мустафа-ага был казнён на месте. Против янычар выступило население Стамбула и духовенство. Верные султану войска заняли улицы и по янычарским казармам ударили пушки. Пощады не было никому. Расправа продолжалась несколько дней, тела бунтовщиков сбрасывали в море. Котлы янычар были принародно запачканы грязью и нечистотами, знамёна разорваны, а знаменитый войлочный колпак безо всякого почтения таскали по улицам дети и бросали собакам. Казармы на мясной площади лежали в развалинах*, — продолжал свой рассказ Батур-бей. — Год назад, после своего успешного похода Султан Сулейман в тайне приказал провести военную реформу и готовить новые войска по его личному образцу. Именно с их помощью были уничтожены бунтовщики. Столицу приводят в порядок, сгоревшие дома отстраиваются, всем пострадавшим выплачена компенсация. Компенсация… Хоть что-то… Покроет ли это мои убытки? Проклятые бунтовщики! Что вам не хватало?! Вся прибыль ушла янычарам под хвост! * Подобное произошло в реальной истории при Султане Махмуде Втором в ночь на 15 июня 1826 года