Blue chocolate

      Запотевшее зеркало не отражает, почти сливаясь с серыми стенами ванной комнаты. Горячий пар оседает на коже мелкими каплями, и они скатываются вниз, впитываясь в опоясывающее бёдра полотенце. Широкая в мелких шрамах ладонь проводит по стеклу и первое что делает Джеймс — морщится. На переносице тут же появляется морщинка, которая в спокойном состоянии больше похожа на тонкую нить шрама. Он никогда не видел её на официальных фото для агитации населения — малейшие изъяны безжалостно убирались фоторедакторами. Джим помнит своё фото, красовавшееся на обложках журналов в 2258 году: «Эксклюзивно для TIME — Интервью с самым молодым капитаном Федерации!». Будь выпуск бумажным — он бы непременно его порвал, а так — швырнул падд об стену и ушёл в бар.       — Да я похож на тупого секс-бота! — бушевал изрядно принявший на грудь Кирк. — Даже пор не видно — всё «обработали»!. Леонард, приехавший забирать лучшего друга, лишь качал головой и кусал губы, вспоминая злополучное фото. — «Джимми-бой — весь твой; начальная цена от шести тысяч кредитов!», — медик не мог не поддеть раздражённого друга. — «Я обблюю тебя», — пригрозил капитан, цепляясь за широкие плечи доктора. Маккой лишь хохотнул и засунул Джима в аэротакси.       Единственное, что никогда не требовалось ретушировать, дорисовывать — глаза. Нестерпимая синева, вскружившая голову не одной красотке из обитаемых миров Федерации. Вкупе с золотисто-пшеничными волосами получался красавец, харизме которого не могли противостоять и прожжённые дамы-адмиралы. Чёртова смазливость, порой играющая как на руку, так и бьющая наотмашь поползновениями на тело Джима, когда ему хочется не секса, а поскорее убраться с негостеприимной планеты!       Безусловно, глаза — своеобразная «фишка» Кирка; её можно было бы запатентовать и начать выпускать, например, парфюм — любят же медийные личности презентовать разной степени вонялки. Только вот Джеймс — лицо военнообязанное и любое сотрудничество, не заверенное подписями Адмиралтейства, есть дезертирство и подрыв имиджа Звёздного Флота. А ещё, это не его «фишка». Блондинистость и синеглазость — наследственное, кирковское. Преподаватели Академии, его женская часть, лишь тоскливо вздыхали, глядя на кадета Кирка. Никак, молодость и упущенные шансы вспоминали. Правда, по мере обучения, ностальгия по ушедшим годам и людям сменилась разочарованием — не Джордж, славившийся добрым нравом и хорошими манерами — только оболочка и всё.       Приятно-прохладная поверхность зеркала касается разгорячённого лба мужчины. Джим смотрит на отражение — в тени глаза кажутся особенно яркими, почти светятся. Как со злополучным ПАДДом возникает желание увидеть трещины. Останавливала стоимость ремонта — штабная квартира, в которой на вряд ли удастся задержаться, а платить придётся и пометку в личное дело влепят. Может, до пятилетней миссии Джима бы это не остановило, но за минувшие годы он так изменился…       «Не моё», — словно мантру повторяет Кирк, оглаживая щеки, лоб, нос. Сходство до болезненного спазма в груди. Ничего нового, всё от Джорджа. Упрямая линия подбородка, рост, телосложение — словно его мать и не рожала, а получила куль с орущим младенцем-клоном. Джим знал, ей было невыносимо видеть лицо погибшего мужа, чьи черты с каждым днём всё сильнее и сильнее просматривались в младшем сыне. Может, в глубине души, Вайнона ненавидела себя за холодность к ни в чём неповинному ребёнку, но она Дэвис, а эта семейка всегда славилась крутым нравом.       Первая ночь на Земле не далась капитану легко: сначала долго привыкал к излишне мягкой и широкой койке, затем мучили кошмары. Во сне к нему приходили нашедшие упокоение в холодном космосе. Энсин Санна, обезглавленный кровожадными аборигенами; энсин Ни’Р’Ве, не успевшая запрыгнуть в улетающий шаттл; лейтенант Зарич — оттолкнувший Джима с пути несущегося на него камнепада… Личное капитанское кладбище за минувшие пять лет разрослось до целого некрополя — хитросплетённые коридоры погибшей Серебряной Леди наполнены шёпотом ушедших за грань.       Кирку было стыдно ступать на планету, зная, что многие семьи не дождались своих сыновей, дочерей, мужей, жён, а он должен с улыбкой вещать с трибуны об успешном завершении первой в истории Федерации пятилетней миссии. «Допустимые потери» — нейтральная и ужасная пара слов, в тени которой добрая сотня имён. А ты стой перед камерами и улыбайся, ожидая, когда этот кошмар закончится — за кулисами ждёт верный друг с гипо наготове. Джеймс сам расстегнул душащий ворот парадного кителя и подставил шею под инъекцию. Истерики на людях — ни к чему. Символ Федерации ведь.       Стоять перед толпой, жаждущей узнать подробности было легче ещё и потому, что капитан не видел лиц. Ровные, гладкие овалы — ни глаз, ни ртов. Крайняя миссия «Энтерпрайз» обернулась для Кирка недельной слепотой и грядущей операцией на глазах: пусть корабль заново отстроили, но и он за оставшиеся два года износился не хило, у Боунса просто не было оборудования, чтобы восстановить зрение друга полностью.       — Операцию лучше сделать сразу по прибытии на Землю, — говорил Леонард, сверяя новые и старые показания трикодера. — Затянешь — ничего страшного не случится, но с твоим везением, Джим, лучше поторопиться.       Капитан согласился. Как раз между отчетами перед адмиралами и пресс-конференциями было небольшое окно. Вечером после первого выступления на публике, он и Леонард заперлись в квартире Джима и культурно набухивались, мешая алкоголь с разговорами и приёмами пищи. Не реплицированная еда — как же её не хватало!       — Я пережил отца на два года, — положив голову на сложенные на столешнице руки говорил Джим. — А они всё ещё видят его! Сравнивают, обсуждают… Как же достало…       Маккой, макая кусочек мяса в соусницу понятливо кивнул — все девять лет именно он был жилеткой для слёз «Золотого мальчика». Наглый, самоуверенный, пользующийся славой отца — для обывателей. Чувствительный, бесстрашный, добрый — за слоем сусального золота так сложно увидеть живую плоть. Коммандеру Споку это удалось только после смерти Кирка и едва ли испытанные им эмоции шли в сравнение с теми, что разрывали грудную клетку доктору. Ведь для него Джим всегда был живым.       — Ты знаешь, мне глубоко плевать на Звёздный флот, — Маккой подсел к нему. — И для меня ты прежде всего сумасбродный мальчишка с широкой душой. Много ли Кирков в мире? Уж поверь мне, блондинов с голубыми глазами наскребём по всем планетам и колониям, ну-у… процент.       Джим глухо рассмеялся и положил голову на плечо друга. Грубоватая доброта Леонарда уже в легенды вошла, но тем и была ценна, что проста и понятна.       — Когда будешь восстанавливать мне зрение, то… — сам того не ожидая, Кирк запнулся. — …то проведи ещё процедуру колоризации радужки. Пожалуйста.       Плечо доктора под виском и щекой капитана закаменело.       — Ладно, — ответил он, поразив Джима отсутствием подначек и предостережений.       — Спасибо, Боунс, — клюющий носом капитан обнял друга.       — Если тебе будет от этого легче — то пожалуйста, — отозвался Леонард, перебирая пальцами растрёпанную шевелюру Кирка. — Господи, будто ко мне пришла дочь и умоляет о разрешении на татуировку или пирсинг…       — И ты бы ей позволил? — сонно интересуется Джим.       — Ни за что!       Собираясь в госпиталь Звёздного Флота капитан в последний раз посмотрел в зеркало. Гладкий овал. Почти. Две ярко-синих точки, от которых скоро останутся одни воспоминания.