Сэйлор-менты

С опергруппой что-то было не так. Дукалис это ясно видел. Один лишь Казанова оставался самим собой, а вот остальные... С остальными точно творилась какая-то хуйня, и если б не загруз, превышающий не только человеческие, но и ментовские возможности, Дукалис обязательно бы с этим разобрался. Но дела сыпались на его несчастную голову со скоростью картошки из дырявого мешка. Или даже ещё быстрее. Взять хотя бы историю про невесту с телебашни... Про питерскую телевышку ходило множество легенд, одна другой страннее. В частности, рассказывали, что каждый третий понедельник месяца монтёры со всего города собирались у входа в телебашню, выпивали для куражу, а затем лезли наверх, выше «рюмки» — пустующего помещения на двухсотом метре, — и проводили профилактику оборудования. Ещё болтали, что вертолёт, который снимал с телебашни антенну, на самом деле был шпионским, но свидетели расходились в показаниях о том, кто шпионил — американцы или инопланетяне. Ну и конечно же замечательная, свеженькая, буквально только что из морга, история о повесившейся на телебашне невесте. Дукалиса просто выносило, когда он вспоминал об этом деле, а Казанова уже второй день ржал, как потерпевший. Ларин уверял, что вскорости питерцы всё приукрасят и облагородят, сделают ещё одной городской легендой, и Дукалис, увы, этому верил. Только не облагородят, а нагородят херни, как обычно. Начать с того, что никакой невесты, разумеется, не было. Был спизженный на спор в свадебном салоне манекен, который бухое студентьё зачем-то приволокло на вышку, неведомо как протащив мимо охраны. Впрочем, учитывая, что зарплату охранникам регулярно задерживали, особого труда, по мнению Дукалиса, студентам прилагать не пришлось. Режим видеонаблюдения отрубился сам ещё в позапрошлом году, когда в рамках борьбы за экономию было решено не покупать запчастей к видеокамерам и заодно прочих расходников типа видеоплёнки. Причём что характерно: плёнку перестали закупать задолго до этого исторического решения, обэхээсэсники до сих пор выясняли, кто из начальства прикарманил денежки... Одну вещь студенты (будучи литературоведами, а не физиками) подзабыли: наверху телебашни сильное электромагнитное излучение. Находиться там не просто опасно, а смертельно опасно. Ну и закончилось дело, само собой, так, как и должно было: четыре отбивных на асфальте и повисшая на проводе на высоте двести пять метров невеста, то есть манекен. Его увидал вернувшийся на рабочее место пьяный охранник и, не заметив при этом разбившихся студентов, позвонил сразу в милицию, «скорую» и руководству телебашни. Те приехали, поочерёдно сфоткались на фоне повешенного манекена, и лишь собравшись уезжать, обнаружили четыре трупа. «Невесту» к тому моменту обфотографировали все питерские СМИ. Дукалис до сих пор ёжился, вспоминая, что писали в жёлтой прессе. Всё бы хорошо, но он, Толя Дукалис, должен написать туеву хучу бумажек, среди которых осмотр места происшествия. А как его осмотришь, место это, если там — грёбаные электромагнитные волны? Дукалис не хотел, чтобы его труп тоже фигурировал в этой истории: тогда ведь Казанова и вовсе со смеху лопнет, сучара! Выход нашёл всё тот же Казанова: после очередного приступа ржача заявил, что с двенадцати ночи начинается пресловутый третий понедельник месяца, когда мормоны лезут на ёлку, то есть монтёры на башню, и Дукалис вполне может полезть с ними вместе — а почему бы и нет? Всё равно стадо мормонов, которые монтёры, затопчут место происшествия в процессе сезонной миграции, так что надо ловить момент. Дукалис выматерился и пошёл звонить начальству телебашни — договариваться... Договориться, как ни странно, удалось. Казанову Дукалис с собой не взял из чистой вредности: уж больно тот выпендривался, рассказывая, что ему ну вот совершенно не хочется лезть на телебашню. Не хочется — и не надо. Пускай едет и опрашивает бомжей по поводу несвежего трупа, найденного на свалке. Судя по тому, что Казанова от этой новости надулся, словно мышь на крупу, Дукалис поступил правильно. Вот сделаешь боевому товарищу гадость — и сразу на душе радость. Полночь выдалась светлой — из тех знаменитых питерских белых ночей, когда всё не то чтоб словно на ладони, но вот прямо где-то около. Дождь с туманом, обнявшись, завалились в какой-то задрипанный кабак и совершенно точно собирались остаться там до утра, так что звёзды пользовались моментом и светили, будто в последний раз. Дукалис шёл по городу (машину Мухомор опять зажилил, мотивируя отсутствием бензина и совести у личного состава), по-дурацки улыбался и думал о счастье. О том, что ему, Толе Дукалису, везёт сильней, чем некоторым прочим, которые хотели бы полазить по телебашне, но вот западло в этом признаться. А ему, Дукалису, не западло. О том, как он всего сутки тому назад клял чёртову телебашню по матушке, батюшке и всем создателям, Дукалис предпочитал не вспоминать. Мало ли, у каждого бывают сложные периоды в жизни. Небрежно махнув на проходной корочкой, Дукалис зашёл на территорию телебашни. Скоростной лифт, совсем как в кино, вознёс его на двести метров над землёй — туда, где находились служебные помещения телебашни, по-простому именуемые «стаканом» или «рюмкой». Когда вышку только планировали, тут, по мнению проектировщиков, должна была разместиться кафешка, а рядом — смотровая площадка. Но какой-то умник задал вопрос: «А что делать будете, если всё загорится, как народ эвакуировать станете?». Видать, умник оказался блатным, потому что народные развлечения отменили, а помещения так и остались. Ну и, разумеется, понятие «народ», который в случае чего требовалось эвакуировать, не распространялось на персонал телебашни. И в этот момент выключилось электричество. К тому, что в Питере где-то как-то всё время что-то отключается, Дукалис уже привык. Перестройка, электричество не поспевает за прогрессом. Но не во всём же городе! Или во всём? В «рюмке» было тихо и темно. Дукалис обалдело захлопал глазами: — Эй, — на всякий случай громко позвал он. — Эй, чо за нахер? Вы где все? Эти... монтёры, вы где? — Серебряный кристалл... — глухо донеслось откуда-то с крыши «рюмки». — Нам нужен легендарный серебряный кристалл! — По сраке вам нужно, — пробормотал Дукалис, на всякий случай хватаясь за пистолет. — А ну, выходи по одному и стройся! Из тёмного дверного проёма на Дукалиса и впрямь выдвинулось какое-то непонятное тело. В тусклом свете фонарика можно было лишь разглядеть заострившиеся черты лица, белоснежную фату и огромные страшные чёрные глаза. А ещё — замасленную спецовку и гаечный ключ внушительных размеров. — Отдай мне легендарный серебряный кристалл! — заунывным голосом сообщило тело в фате и спецовке. — Мужик, или кто ты там, не дури, — Дукалис старался говорить как можно убедительней. — Я ж в Афгане служил, я же бешеный, ничего не соображаю, порешу нахрен! Бросай свою цацку — и руки вверх! — Отдай мне легендарный серебряный кристалл! — раздалось от окна. Показалось, или кожа второго монтёра в свете Луны отливала мертвенно-зелёным? Этот ненормальный тоже нацепил на голову веночек из белых розочек, поверх которого красовалась бейсбольная кепка. А в руках монтёр держал свадебный букет из крупных болтов. — Легендарный серебряный кристалл! — завыли откуда-то снаружи, заставив подскочить даже придурков в фате и бейсболке. И тогда Дукалис с воплем проскочил мимо зазевавшегося первого монтёра и помчался к лестнице. Только вот полез почему-то не вниз, а вверх. Это была стратегическая ошибка, ибо монтёров и впрямь было очень, очень много. — Серебряный кристалл! — Серебряный кристалл! — Идите нахрен, уроды! — Заткни хлебало и отдай нам легендарный серебряный кристалл! Ночь обещала быть долгой. *** Мухомор страдал. И буквально, и фигурально, и как придётся. Вот мало того, что ему выдали к сэйлоровской форме чёрные форменные сапоги, а кое-кому — и красные, и синие, и туфельки модельные, небось из натуральной кожи, понимаешь! Мало того, что Ларин, хрононавт недоделанный, лучше прочих устроился с этой ручкой для превращений, и теперь выглядит то как Таня Буланова, то как Ален Делон, и на голубом глазу же брешет, зараза, будто всё в интересах дела! Так этот Делон, не к ночи будь помянут, ещё чуть служебное сэйлор-имущество не проебал! Не иначе одеколона таки хлебнул и перестал следить за вверенными ему ручками. Нет уж, второй раз такой ошибки Мухомор не допустит. Оставлять что-то на попечение Ларина — это лучше сразу на помойку выкинуть. Хватит, довольно. Оставшуюся ручку сэйлор Мухомор вручит лично и под расписку. К слову, надо ещё у Ларина расписку за служебную Лунную призму взять, иначе он и её у бабы своей очередной оставит, перепутает с чужой пудреницей. Что за сэйлора ему попались? Не сэйлора, а прям наказание одно! И наказание другое, и наказание третье! Ладно, Соловец ещё туда-сюда, но Волков и его суперкомпьютер — та ещё головная боль. Вот работали раньше сэйлора без этих всех цацек, по старинке, ножками. Сэйлора ноги кормят, а также уши, глаза и служебный дрын. А сейчас всё изменилось, буквально всё, и уже не знаешь прям, куда податься и что делать... А тут ещё свет, понимаешь, посреди трудового вечера вырубило! Мухомор, кряхтя, высвободился из мягкого кресла, подошёл к окну, отдёрнул занавеску... и замер, вглядываясь в притихший обесточенный город. Белая ночь буквально за пару секунд стала чёрной. И это было неслучайно. Это, можно сказать, взывало. Причём Мухомор точно знал, к кому именно. Эх, а так хотелось провести этот вечерок наедине с отчётами и припрятанной бутылкой коньяка! — Ну ладно, планета Плутон, дай мне силу! Вздох, который при этом исторг Мухомор, шёл из самых глубин его мухоморьей души. Если б у планеты Плутон имелась хоть капля совести, то никакой силы она бы давать не стала, а сказала бы что-то вроде: «Да отдыхай, сэйлор Мухомор, ты заработала, и я вот тебе премию тут выписала — красивыми итальянскими сапожками, хочешь?». Но у Плутона совести не могло быть по определению. И вскоре преображённая сэйлор Мухомор летела, помахивая дрыном, туда, куда звал её долг. То есть прямиком на телебашню. Почему именно туда — Мухомор и сам толком не знал. Долг — он не сообщает зачем, он сообщает куда. И летишь себе, и хорошо, если летишь, а не по лужам казёнными сапожками шлёпаешь. С другой стороны, Ларин с Волковым шлёпают красными и синими сапожками, а Соловцу так вообще вода в модельные туфельки заливается. Чёрные сапоги — они как-то практичнее. На вышке было заметно шевеление. Сначала Мухомор решил, что все собравшиеся там — гады, но, подлетев, обнаружил, что все гады, а Толик — Дукалис. И он отбивается от гадов, дрыгая ногой на самой верхотуре и вопя чистым матом, а гады всё прибывают и прибывают. Некоторые гады были при этом в свадебных нарядах, которые чрезвычайно не сочетались с их небритыми проспиртованными рожами. Что-то вскорости должно было не выдержать — или Дукалис, или телеантенна. Но первой не выдержала сэйлор Мухомор: схватив Дукалиса за воротник, она спрыгнула на крышу «рюмки», пробежала по наклонной, увернулась от пинка, который Дукалис выдал ей явно на автопилоте, и вбросила подчинённого в раскрытое окно. Активный мат дал понять, что приземлился Толик успешно, а финальное «порешу нахрен» вышло по-настоящему душевно. Но не это было главным — на лбу Дукалиса вспыхнул зелёным знак Юпитера! — О! — радостно завопил Мухомор. — Время, стоять, бояться! Время послушно остановилось и, кажется, нассало себе в ботинки. Дукалис тяжело дышал, оторопело оглядываясь по сторонам. Затем подошёл к застывшему монтёру, как раз перебиравшемуся через подоконник, подёргал его сначала за завитой локон, кокетливо выбившийся из-под фаты, затем — за растрёпанную бороду. Перевёл растерянный взгляд на сэйлор Мухомора: — И чё за хрень? — Это зомби, — авторитетно объяснил Мухомор. — Зомби-монтёры, посланники... ладно, долго рассказывать. — А я никуда не спешу, — осклабился Дукалис. Мухомор вздохнул и в который раз принялся на пальцах объяснять сложные отношения между сэйлорами, королевой Хэвиметаллией и прочей иномирной и инопланетной хренью. Нет, честное слово, с Лариным как-то быстрее вышло! Зато в конце Дукалис всепонимающе кивнул и затребовал: — Мне тоже давай! — Что тебе дать, оперуполномоченный Дукалис? По шее? — Превращалку эту! Не хочу отрываться от коллектива! Мухомор важно кивнул, стараясь не показывать, как надеялся на такой исход (точнее, с таким личным составом даже и не надеялся!), и швырнул Дукалису ручку. — Сообщи ей: «Юпитер, дай мне»... Договорить Мухомор не успел. Телевышка расцветилась огоньками, словно новогодняя ёлка, а затем явно случилось короткое замыкание: все лампочки с треском взорвались, но не потухли — свечение образовало маленькую шаровую молнию, которая рухнула на Толю Дукалиса. Мухомор ещё успел подумать сначала непечатное, а потом вполне себе печатное — что хоть один из сэйлор-ментов стесняется хозяйство своё показывать на всеобщее обозрение, превращается себе внутри спецэффекта, понимаешь. Сияние осело на Дукалисе, как порошок для снятия отпечатков пальцев — на всех возможных поверхностях: хрен потом отмоешь и с морды, и с формы, сколько ни старайся. Ещё одна вспышка — и милейшая шатенка с высокой грудью, забранными в хвост волосами и серьгами-розочками в ушах растерянно озиралась посреди пустой комнаты. Впрочем, изумление продлилось недолго. Инстинкт сэйлора почти сразу же подсказал нужные слова: — Я — сэйлор Дукалис, прекрасная воительница в матроске, борец за любовь и мужество, крепкий такой, ядрёный! И я покараю тебя во имя Юпитера, Ома, Вольта и Ампера, едрить тебя в качель! Чтоб зарёкся с невинными девами связываться, морда твоя козья! А ну, гром Юпитера, наддай! Мухомор лишь тяжко вздохнула и сама наподдала дрыном очередному транс... тра... переодетому идиоту. Странно, но с тех, кто обрёл разум, наряды невест сваливались сами, открывая изумлённым небесам обычные спецовки. Хотя что в этом странного, если вдуматься... И опять, ну вот опять младшему сэйлорскому составу выдали шикарную обувку! Эти зелёные ботиночки сэйлор Мухомор с удовольствием бы и сама примерила, благо лапища у Дукалиса большая и широкая. Ботиночки фирмовые, сразу видно, что не ширпотреб. Надо будет предложить поменяться — вдруг согласится? Тяжкий удар внезапно сотряс телебашню, заставив монтёров с воплем посыпаться вниз, будто горошины. А на антенну изящной ножкой ступила длинноухая рыжая девица. И тёмная аура у неё фонила так, что куда там тем электромагнитным волнам. У Мухомора аж левый глаз задёргался, а правый заслезился. Обычно он слезился не к добру — к проверкам там всяким, к приезду министерских... На левый глаз Мухомор внимания привычно не обратил. Он у него дёргался в присутствии личного состава райотдела, потому что от таких обормотов не только глаз, но и всё остальное задёргается. Обормот здесь присутствовал как минимум один — сэйлор Дукалис, — так что всё нормально. А вот правый глаз... — Склонитесь перед королевой Берилл из Подземного царства, — провозгласила девица, — и отдайте мне легендарный серебряный кристалл! — А ум, честь и совесть нашей эпохи вам, гражданочка, не отдать? — поинтересовалась сэйлор Дукалис. — Я приплачу, — тут же встряла сэйлор Мухомор. Дукалис поглядел на боевую подругу немного растерянно. Королева Берилл — тоже. — За кого приплатишь? — поинтересовалась она. — За ум, честь и совесть нашей эпохи, — честно призналась сэйлор Мухомор. — Вы б видели, чего он в райотделе творит! Ни чести, ни совести, да и ума, признаться, тоже, но вы берите, не сомневайтесь! — Кого? — королева Берилл явно ничего не понимала. — Так Ларина же! — всплеснула руками Мухомор. — Отличный работник, ум, честь, совесть, ничего не... то есть всё на месте! — Только неизвестно, на каком, — хрюкнула сэйлор Дукалис. — Не возьмёт она, товарищ Мухомор. Его никто не возьмёт, от него любая зараза шарахается. А эта зараза аж целая королева, она ж от него сдохнет! — Довольно! — рявкнула королева Берилл и без дальнейших околичностей врезала короткими очередями тьмы сначала по Мухомору, потом по Дукалису. Почти попала: Мухомор еле-еле увернулась, а Дукалис выпрыгнула в окно, но нога в зелёном фирмовом ботиночке застряла между батареей и подоконником. Ну одни проблемы от этого младшего состава! Сэйлор Мухомор ринулась было вниз, принять на жезл выпущенную по Дукалису тьму, но её опередили: ядовито-оранжевая цепь сердечек метнулась вперёд, и тьма осыпалась чёрными осколками.