Непристойный подарок

      К началу праздника Иоганн предсказуемо опоздал.       Очнувшись от накрывшего его оргазма, он потащился в ванную, и какое-то время там возился, приводя себя в порядок. Затем, стараясь не смотреть в зеркало, во избежание повторения инцидента, быстро оделся, первым делом натянув брюки. Грубая ткань царапала чувствительную после оргазма кожу, заставляя его невольно вспоминать о недавно пережитом удовольствии. С фраком пришлось повозиться подольше, но, в конце концов, Иоганн Вайс, собранный и деловитый, плюхнулся на водительское сидение автомобиля и включил зажигание. Прибыв в ресторан, он сунул полученное им приглашение в руку метрдотеля и легко взбежал по лестнице на второй этаж, где полным ходом шло празднование.       На организацию мероприятия Вилли Шварцкопф и правда не поскупился. Вайсу было достаточно одного взгляда вокруг, чтобы оценить его затраты. Снятый под мероприятие целый этаж ресторации был украшен в традиционном имперском стиле. Живой оркестр и танцевальный зал, организованные специально для гостей, занимали едва ли не самое большое помещение. А еда на столах оказалась не просто лучшего, а высочайшего качества, что в тяжелых условиях войны говорило о многом.       Как и предсказывал Генрих, приглашенных оказалось чуть более полусотни человек.       Многие из них уверенно приближались к пятидесятилетнему возрасту, некоторые же из них эту отметку уже перешагнули. Собственно молодежи оказалось совсем немного. Они неуверенно сгрудились в танцевальном зале и вокруг карточных столов, предусмотрительно расставленных по углам. Сам именинник маялся в компании дяди и двух весьма уважаемых господ и, судя по общему потерянному виду, держался из последних сил.        — Иоганн! — радостно воскликнул он, увидев Вайса, появившегося в дверях, и, спешно извинившись перед гостями, бросился к нему навстречу.       Иоганн обнял Генриха в ответ, чувствуя грубое прикосновение собственных брюк к нежной коже промежности, и незаметно стиснул зубы. Его все еще потряхивало от недавнего оргазма, а тело, разбалованное постоянным вниманием, требовало продолжения. Близость же Генриха, горячего, восторженного, опасного, успокоиться отнюдь не помогала. Кое-как справившись с поднявшимся возбуждением, Иоганн похлопал друга по спине и аккуратно отстранился от него на безопасное расстояние. Генрих, не ожидавший такого холодного приема, уставился на него обиженно-недоуменным взглядом, но увидев протянутый ему сверток, засиял в улыбке.        — Поздравляю, — улыбнулся ему Вайс стараясь придать лицу наиболее вежливое выражение. По ощущениям, получалось не очень: Иоганну казалось, что кончики ушей у него по прежнему горят от воспоминания о недавнем конфузе.        — Спасибо, — Генрих принял подарок и вопросительно взглянул на любовника.        — Распакуй, — приказал ему тот, и тут же спохватившись, добавил: — Пожалуйста.        — Обожаю, когда ты командуешь, — не удержался от подколки именинник и в два счета справился с подарочной упаковкой.       В коробке, обтянутой красным бархатом с розовой атласной подбивкой лежал серебряный портсигар. На его крышке виртуозной рукой художника-ювелира был мастерски изображен знакомый обоим рижский причал с пришвартованной у него яхтой. Мастера, рискнувшего взяться за воплощение его идеи, Вайс искал не один месяц. Известные в Берлине ювелиры в один голос утверждали, что перенести пейзаж с показанной Иоганном открытки на такую маленькую коробочку практически невозможно. Но Вайс с упорством, достойным лучшего применения, искал того, кто возьмется за такой странный заказ. Его упрямство было в конце концов вознаграждено. Генрих поднял на него сияющий восторгом взгляд и благодарно улыбнулся.       — Спасибо тебе, Иоганн, — произнес он тоном, от которого у Вайса по коже побежали мурашки, — это очень дорогой подарок.       Иоганн от смущения спрятал глаза. Он хорошо помнил тот день, когда, выбравшись из шторма на разбитом боте, они лежали на песке, дрожа не то от холода, не то от страха. Промокший насквозь Генрих, у которого тогда зуб на зуб не попадал, смотрел на него так, как никогда раньше, отчего у Вайса сладко замирало внутри. Тогда, на холодном балтийском пляже, Генрих Шварцкопф впервые попробовал его поцеловать. Вайс проморгался, стараясь отогнать непрошеные воспоминания, и бодро улыбнулся Генриху в ответ.        — Рад, что тебе нравится, — ответил он, — и извини, что опоздал.        — Я думал, ты решил бросить меня тут одного, — произнес Генрих, бережно убирая подарок во внутренний карман пиджака.       Он снял с подноса проходящего мимо официанта бокалы с шампанским и торжественно вручил один из них Иоганну.        — Зато теперь у меня есть уважительная причина, чтобы не слушать бредни этих старых маразматиков, — торжественно произнес он. — Мой лучший друг прибыл.        — Бредни маразматиков иногда могут быть очень полезны, — наставительно произнес Иоганн.        — Чем? Поверь мне, все их мысли сосредоточены лишь на том, как поудачнее провернуть ту или иную сделку. Или как не попасть под раздачу, если, не дай Бог, что-то пойдет не так.       Иоганн посмотрел на любовника с видом умудренного опытом старшего товарища, объясняющего прописные истины новичку.        — Даже в незначительной болтовне можно найти что-то полезное, — наставительно произнес он, неожиданно поймав себя на том, что копирует интонацию Барышева.        — Зануда, — весело фыркнул в ответ Генрих, и тут же напустил на себя напыщенно-деловой вид: — Ладно, господин разведчик, пойдем. Познакомлю тебя с парой интересных собеседников.       Спустя полчаса и два бокала шампанского Иоганн понял, что Генрих в своих наблюдениях оказался прав. Большинство приглашенных действительно не представляли для него особого интереса, но в качестве полезных знакомых были незаменимы. Мужчины, польщенные знакомством с таким перспективным представителем секретной службы, записывали ему свои адреса, настойчиво приглашая в гости на кружечку шнапса. Почтенные дамы также пребывали в восторге от серьезного молодого человека, обещая, когда придет время, подобрать ему хорошую супругу из приличной семьи. Иоганн, которому жутко натирала неудачно приткнувшаяся косточка в подвязке, лишь вежливо улыбался в ответ и терпеливо страдал.        — Выглядишь так, словно тебя уксусом напоили, — Генрих, совершивший к тому моменту очередной круг почета, на правах хозяина вечера выхватил Вайса из цепких лап своих родственников.        — Чувствую себя так же, — признался Вайс, допивая остатки шампанского, — боюсь, кое-кто из твоей родни уже считает меня будущим зятем. И это, заметь, без каких-либо намеков с моей стороны. Генрих только рассмеялся ему в ответ:        — Тебе придется потесниться, старик, — весело произнес он, — место почетного жениха вот уже второй год прочно занято мной. Хотя от тебя в роли невесты я бы не отказался!       Богатое воображение Иоганна тут же нарисовало ему длинное, в пол, свадебное платье с рукавами-фонариками и бесконечное облако фаты. Он слегка поежился и, отогнав от себя возникшие образы, ответил:        — Фату не надену! Я с твоим-то подарком едва справился.       Генрих внимательно уставился на Вайса округлившимися от удивления глазами и, едва преодолев свое изумление, потребовал:        — Покажи!       — Что, прямо здесь? — ехидно спросил Иоганн, которому неожиданно понравилось отразившееся на лице Генриха удивление, смешанное с вожделением.       Его самого томило предвкушение и, впервые за долгое время, он не торопился с его реализацией. Наблюдать за тем, как ошарашенный Генрих оглядывается по сторонам, не в силах сдержать нахлынувшее на него желание, было приятно и чертовски грело самолюбие. Его друг тем временем буквально разрывался между необходимостью блюсти лицо перед гостями и желанием содрать с Вайса штаны. Он прикусил губу и, в попытке справиться с собой, сцепил руки за спиной. Иоганн вертел в пальцах пустой бокал от шампанского и с удовольствием наблюдал за этой безмолвной пантомимой, чувствуя себя отомщенным и за часовую возню с чулками, и за поспешное самоудовлетворение.       Он не учел одного: в стремлении к запретному и недостижимому все Шварцкопфы становились на редкость изобретательными. Генрих в этом случае исключением не был. Он окинул Вайса полным вожделения взглядом и бросился к ближайшему официанту. Сняв с подноса два бокала с красным вином, он вернулся к Иоганну, и, передав ему один из бокалов, предложил тост за здоровье фюрера и скорейшую победу над врагами Рейха.       От других учеников Барышева Сашу Белова всегда отличала хорошо развитая интуиция. Иоганну Вайсу она во весь голос вопила об открытой подставе. Он недоверчиво посмотрел на Генриха, вполне честно приложившегося к своему бокалу, понюхал принесенное вино (ничем подозрительным оно, правда, не пахло) и, наконец, заглянул в глаза любовнику. Честный взгляд хитрых глаз говорил о многом и ничего не доказывал. При желании Генрих Шварцкопф мог притворяться не хуже честного абверовца Иоганна Вайса.       И сейчас этого желания у него было в избытке.       Решив, что ничего криминального от вина не случится, он звякнул бокалом о бокал Генриха и сделал глоток. В следующее мгновение стоявший рядом любимый друг предательски толкнул его под руку. Иоганн поперхнулся и опрокинул остатки вина прямо на белоснежную манишку.        — Черт! — выругался он, не в силах сдержаться от обиды и гнева. — Ты чего?!        — Прости, старик! — как можно громче извинился перед ним Генрих. — Я сегодня на удивление безрукий.       Иоганн хотел было добавить, что еще и безмозглый, но, заметив переключившееся на них внимание гостей, воздержался от резкого замечания. Генрих достал из кармана платок и участливо завозил им по огромному красном пятну, расплывающемуся по рубашке. В тот же момент к ним подскочил официант с полотенцем, окружили умудренные жизненным опытом дамы, советуя немедленно замочить мерзкое пятно под краном в уборной.        — Пойдем, я тебя провожу, — Генрих горячо поддержал советчиц и, подхватив дорогого друга под руку, потащил его в сторону туалета.       Настороженный проснувшейся в Генрихе заботливостью, Иоганн решил не сопротивляться. Как он убедился на собственном опыте, сопротивляться Шварцкопфам всегда было бесполезной затеей. С большими или меньшими потерями, но те всегда получали желаемое.       Дотащив Вайса до уборной, Генрих деликатно пропустил его первым, а затем, толкнувшись для проверки в пустые кабинки, прижал его к закрытой двери.        — Покажи! — потребовал он срывающимся от вожделения голосом, от которого у Иоганна неизменно отказывали мозги. — Ну же!        — Совсем с ума сошел, — слабеющим голосом возразил Иоганн, — а если войдет кто?       Не слушая любовника, Генрих положил руку ему на промежность, и Вайс охнул, ощутив, как бодро воспрял успокоенный пару часов назад член. Он ударил любовника по руке, но тот, вовремя отдернув ладонь, живо растолкал коленом ноги Вайса в стороны и втиснул между ними бедро.        — Генрих! — возмущенно попытался призвать его к порядку Иоганн, но в тот же момент почувствовал, как справившийся с застежками Шварцкопф просунул руку ему в ширинку.        — Боже, — прошептал он, ощутив в ладони голое иоганново естество, упругое и готовое к употреблению. — Боже!       Он ласково погладил до боли знакомый член, а затем, резко вытащив руку, вздернул поплывшего Вайса на ноги.        — Поехали домой, — прошептал он, — иначе я трахну тебя там, в банкетном зале. Или прямо здесь, на полу.       Иоганн, перед глазами которого уже плыли круги от возбуждения, не нашел в себе сил возразить. В конце концов, подумал он, разве не этим все должно было закончиться? Генрих ласково лизнул краснеющее вайсово ухо, прошелся быстрыми поцелуями по его скуле и осторожно потянул короткие волосы на затылке. Он знал, как сильно возбуждают Вайса такие прикосновения и намекал ему поторопиться.        — Иди вниз в машину, — коротко приказал он любовнику, — и жди меня.       Иоганн лишь кивнул в ответ, давая понять, что выполнит его распоряжение. Приосанившийся Генрих скрылся за дверью, а Вайс остался в уборной, пытаясь собраться с мыслями и отлепиться от стены. Получалось плохо: растрепанные чувства, вновь нахлынувшее возбуждение и колом стоящий член мешали сосредоточиться. Размеренно дыша ртом, словно выброшенная на берег рыба, Иоганн застегнул непослушными пальцами ширинку и, путаясь в собственных ногах, побрел к умывальнику. Включил холодную воду, окунул лицо в ладони, пытаясь вернуть себе утраченное равновесие, и уставился на свое отражение.       Растрепанный и покрасневший, с горящими от возбуждения глазами он больше всего напоминал себе сумасшедшего, чем верного своему долгу чекиста. «Плохо, товарищ Белов, — мысленно укорил он себя за разгильдяйство. — Совсем распустился!» Но коварное отражение в зеркале смотрело на него вызывающе, мешая глубинному самоанализу и не располагая к самобичеванию.       Иоганн наспех замыл испачканную манишку, мимоходом подумав, что рубашку все-таки придется отдать в чистку, вытер руки и пригладил растрепанные волосы. Получилось почти прилично, если не считать затравленного, бегающего от возбуждения взгляда, затисканной шеи и все еще полыхающих от смущения ушей. Но рассудив, что вряд ли кто-то из гостей знает его настолько хорошо, чтобы заметить произошедшие с ним перемены, решил по этому поводу не беспокоиться.       До машины Вайс добирался исключительно на собственной хваленой выдержке, искренне надеясь, что просторная посадка брюк достаточно хорошо скрывает его возбуждение. Генрих ждал его, сидя на месте водителя, крепко сжимая обеими руками злосчастный руль. По его виду Иоганн понял, что сдерживаться ему стоит невероятных усилий и мысленно похвалил его за это. Он опустился на пассажирское сидение, мимоходом наказав себе проверить обшивку руля на предмет несанкционированных царапин. Генрих вдавил педаль в пол.       Вайс плохо помнил, как они добрались до дома и как поднялись в квартиру Генриха, куда тот съехал, вернувшись из памятной командировки в Варшаву. Дядя Вилли, увидев, что племянник наконец-то взялся за ум, всеми силами помогал его переезду. Очнулся Иоганн только тогда, когда Генрих, накрепко заперев входную дверь, зажал его в угол и прильнул с требовательным горячим поцелуем.       Плавившийся от любого прикосновения, Вайс вцепился в него, словно утопающий в спасательный круг, жадно отвечая на поцелуи. Генрих, неуемная энергия которого, казалось, вот-вот выплеснется наружу, стиснул его задницу и через несколько минут нехотя оторвался от его губ. Лизнув напоследок любовника в щеку, он заставил себя отстраниться от Иоганна и, глядя на него шальными горящими глазами кота, почуявшего валерьянку, произнес:        — Дай посмотрю.       Не дожидаясь ответа, он опустился перед Вайсом на колени и принялся расстегивать на нем ширинку плохо повинующимися пальцами. Иоганн, тяжело дыша, следил за его движениями, не в силах ни остановить, ни помочь имениннику. Его вело от пережитых ощущений и трясло от предвкушения, поэтому он предпочел не вмешиваться, предоставив любовнику право самостоятельно развернуть непристойный подарок.       Несмотря на трясущиеся от нетерпения руки и собственное вожделение, Генрих справился с застежками на удивление быстро и аккуратно, ничего не оторвав и не испортив. Помогли, видимо, обширный опыт и даваемые Вайсом уроки на выдержку. Сдернув с Иоганна штаны, он зачарованно уставился на открывшееся ему зрелище потемневшим от возбуждения взглядом. А затем, стряхнув с себя наваждение, облапал любовника за бедра, плавными скользящими движениями приласкал одетые в чулки ноги.        — Потрясающе! — восторженно произнес он и, взглянув на Иоганна снизу вверх, усмехнулся: — Я же говорил, что тебе понравится.       Вайс открыл было рот, чтобы возразить, но тут же передумал. Плотно прижатое к его животу достоинство свидетельствовало в этом споре не в его пользу. Вместо ответа он отшвырнул в сторону ставшие бесполезными брюки и расставил пошире ноги, давая Генриху возможность полюбоваться зрелищем во всей красе. Тот, все еще стоя на коленях, исступленно оглаживал стройные иоганновы бедра, ласково щекотал его под коленями и жадно целовал нежную кожу у кромки чулок. Вайс, держащийся на ногах из чистого упрямства, лишь прикусывал губы, стараясь стонать не так громко, как хотелось бы. Наигравшись с воплощенной фантазией, Генрих поднял наконец голову и медленно с оттяжкой лизнул упруго стоящий член Иоганна. Вайс поперхнулся, но тут же совладал с собой. Вцепившись пальцами в густые белокурые волосы, он настойчиво мазнул жаждущим внимания членом по губам Генриха, потерся о его покрасневшую от возбуждения щеку.       Генрих Шварцкопф обожал сосать. Это Иоганн понял еще в Варшаве, когда, лежа раненным у него в номере, получил первый в своей жизни минет. К процессу его друг подошел творчески, со всей положенной ему от природы энергией. Он сосал, лизал и заглатывал с такой жадностью и так откровенно наслаждался процессом, что Вайс, будучи после ранения не в лучшей форме, не продержался и десяти минут. Вытирая с губ и подбородка любовника потеки своей спермы, он млел от удовольствия и ревниво думал, у кого Генрих научился подобному. Но вскоре на этот счет Иоганн успокоился, выяснив, что дело тут не столько в опыте, сколько в буйной фантазии и тяге к экспериментам. А фантазии у его лучшего друга хватало на двоих.       Генрих мотнул головой, скидывая с затылка руку Иоганна и, крепко обхватив его за бедра, прошелся горячим влажным языком по его яйцам, пощекотал кончиком нежную впадинку между ними и, смачно облизнувшись, обхватил губами головку. Вайс перестал сдерживать стоны. Раз за разом погружаясь в жадный горячий рот, он чувствовал, как подгибаются его колени, как гуляет по всему телу крупная дрожь — предвестница оргазма. Генрих сглотнул слюну и протолкнул его член как можно дальше в расслабленное горло. Иоганн ощутил, как его глотка смыкается вокруг нежной кожи головки, как елозит по стволу настойчивый юркий язык, и понял, что терпеть больше не может.        — Генрих, — пробормотал он, — Генрих, я….       В ответ Генрих лишь сильнее вцепился в его бедра, настойчиво удерживая их на месте, и удвоил старания. Вайс вскрикнул отчаянно и сладко, словно пойманный в ловушку зверь, и выплеснул накопившееся семя прямо в глотку любовника. Согнувшись едва ли не пополам, вцепившись обеими руками в его белокурые волосы, он содрогался в оргазме, бессознательно вбиваясь все глубже и глубже в послушное податливое горло. Генрих застыл в неудобной позе, терпеливо пережидая конвульсии любовника, а затем аккуратно, но настойчиво отцепил его руки от своей шевелюры и отполз в сторону, вытирая испачканные губы.       Иоганн сполз по двери, не в силах больше держаться на ногах. Потеки смазки и спермы скользили по ногам на кружевные чулки, но он был слишком опустошенным, для того чтобы обращать на это внимание. Генрих подполз к нему на четвереньках и принялся сцеловывать с его щек нежданные слезы, брызнувшие от переполнявших Иоганна эмоций. Ощущая на его губах запах собственной спермы, Вайс чувствовал себя довольным и все еще возбужденным. Словно кто-то сдвинул внутри него тяжелый засов, дав добро на самые безумные фантазии и самые смелые эксперименты.        — Пойдем, — позвал его Генрих, — пойдем на кровать.       И не дожидаясь ответа, вскочил на ноги, помогая подняться Иоганну. Остаток пути до общей кровати Вайс малодушно провисел на его плече, передвигая ногами лишь при крайней необходимости. В конце концов Генрих свалил свою нелегкую ношу на кровать и принялся сноровисто выпутываться из одежды. Скинул туфли с себя и с Иоганна, снял фрак и на удивление чистую рубашку, избавился от брюк и плюхнулся на кровать. Иоганн тоже не терял времени даром, избавляясь от ненужной одежды, но стоило ему добраться до застежек на поясе, как Генрих моментально перехватил его руку.        — Оставь, пожалуйста, — попросил он умоляющим тоном, и Иоганн не нашел в себе сил ему отказать.       Он раскинулся на кровати, жилистый, выносливый, грациозный, и приглашающим жестом раздвинул ноги, все еще обтянутые черными кружевными чулками. Генрих с минуту любовался на него, а затем перехватил его ступню и припал губами к пальцам на ноге. Дурея от собственной смелости, Вайс подтянулся поближе к нему и аккуратно положил другую ступню на стоящий член Генриха. Тот судорожно вздохнул и изумленно уставился на любовника. Раньше за Иоганном подобных вольностей не водилось. Он вообще был на удивление старомоден, смущаясь от любой, даже самой простой вольности. Но стоило ему попробовать новую ласку и убедиться в ее эффективности, как он с удовольствием ею пользовался. Однако инициатива в сексе по-прежнему оставалась за Генрихом, который готов был приветствовать любые поползновения Иоганна. И, судя по всему, сегодня Вайс настроен был с этим экспериментировать.       Он осторожно погладил пальцами ноги стоящий генрихов член, стирая капли прозрачной вязкой смазки, потерся стопой о промежность и осторожно придавил пяткой подтянувшиеся яйца. Генрих тяжело задышал и, перехватив шаловливую ступню любовника и поддев под колено, закинул его ногу себе на плечо.        — Хочу тебя — сил нет, — сообщил он Иоганну, навалившись на него всем телом и прижимаясь к его полувозбужденному достоинству своим естеством.       Иоганн облизал пересохшие губы и молча потянулся за поцелуем. Он знал, как заводит Генриха проявляемая им инициатива и не собирался тратить время попусту. Генрих жадно прижался к его губам, постанывая от нетерпения. возбужденный до предела, он, тем не менее, нашел в себе силы как следует приласкать любовника, благо с Иоганном сделать это было несложно. За время их связи Генрих успел достаточно хорошо изучить его тело, да и вспыхивал Вайс едва ли не от любого провокационного прикосновения.       Заласканный и подготовленный, Иоганн привычно расслабился, впуская в себя нетерпеливого любовника и, прикрыв глаза, размеренно задышал, справляясь с неприятными ощущениями. Генрих замер, давая ему время привыкнуть, отвлекая его игривыми щекочущими поцелуями. Вылизал напрягшиеся соски, зацеловал истерзанную шею, огладил запрокинутое лицо. Вайс, справившись с собой, скрестил ноги за спиной у Генриха и двинул бедрами, позволяя и требуя одновременно.       У них никогда раньше не было ничего подобного. Сорвавшийся в горячечное безумие Генрих любил своего Иоганна со всей силой отпущенного ему темперамента. Вайс же, по-настоящему расслабившийся впервые за долгие годы, нетерпеливо понукал его к действию, настойчиво требуя большего. В порыве охватившего их экстаза он вцепился зубами в плечо Генриха, чувствуя, как соскальзывает в настоящее безумие и надеясь удержаться на грани сознания хотя бы таким способом. Генрих сдавленно зашипел, не ожидая подобного от всегда сдержанного друга и, перекатившись на спину, погладил его по спине, понуждая отлепиться от него. Вайс не сразу сообразил, чего от него хотят. Он стонал в голос, двигаясь в такт толчкам любовника и, казалось, был в этот момент далеко от грешной земли. Глядя в его потемневшие, почти безумные глаза, Генрих готов был поверить, что именно так оно и было.        — Иоганн, — позвал он любовника по имени, — Иоганн!       Вайс уставился на него, видя и не узнавая, но, моргнув пару раз, пришел в себя. Усилием воли отодравшись от Генриха, он выгнулся в пояснице, оседлав его бедра и вновь задвигался, сжимая в себе напряженный член. Он не особо любил эту позу: непривычную, неудобную, болезненную, но в тот момент, забыв обо всем, готов был исполнить все, о чем бы его не попросили. Генрих восторженно рассматривал скачущего на нем Иоганна, чувствуя, как неотвратимо приближается горячая волна оргазма. Он нежно стиснул в кулаке обильно истекающий смазкой член Вайса и задвигал ладонью в такт толчкам. Иоганн широко распахнул свои невозможно серые глаза, выгнулся, насаживаясь как можно глубже на член и, низко гортанно застонав, вздрогнул, кончая.       Генрих поймал его в объятия и, опрокинув на спину, толкнулся несколько раз в содрогающееся, но уже расслабленное тело. Оргазм настиг его почти сразу, и он, тяжело дыша, повалился на Иоганна, который сам, находясь на грани реальности, вцепился в него, стараясь не потеряться в ощущениях.       Несколько минут они приходили в себя. Очухавшись первым, Генрих сполз с любовника, стараясь не запачкать своим семенем чистое атласное покрывало.       Распластавшийся под ним Иоганн, хрипло дыша, смотрел в потолок. Он долго приходил в себя после оргазма, но, оклемавшись, никогда не был против того, чтобы продолжить. Генрих скатился с кровати и потащился в ванную за мокрым полотенцем. Обтирая заляпанный спермой живот Иоганна, он слушал, как загнанно дышит его любовник, и не переставал ему изумляться.        — С днем рождения, — пробормотал охрипший от стонов Вайс.       Он мысленно раскладывал по полочкам свои действия и ощущения и приходил к выводу, что идея нарядиться в кружевные чулки была самой удачной за последнее время. И что эксперимент, скорее всего, стоит повторить. Сияющий почище отполированного столового серебра, Генрих склонился над ним, вовлекая в глубокий, неторопливый поцелуй и, оторвавшись наконец от зацелованных губ, невинно поинтересовался:        — А на фату ты точно не согласишься?