Проводи меня к смерти

Ни от пронзающих небеса пиков, Ни от окутанных тайнами корней древних дубов Одинокий мой зов не добился ответа, Голос мой возвращался с ветром ныне безответно. Песнь Андрасте, стих 4

Дориан не заметил, как вокруг все стихло. Исчезло гудение драгоценных камней в пентаграммах, пропали скрежет и шипение боевого посоха Эрастенеса, даже хриплое дыхание самого ученого смолкло. Целительная магия Павуса, все это время направленная на то, чтобы держать старого магистра в сознании, иссякла, вытекла до капли, и Дориан чувствовал себя выжатой тряпкой, не способной пошевелиться. Очень хотелось просидеть так целую вечность: молча, безучастно, поджав под себя ноги и наплевав на то, что тело затекло до той самой степени, когда конечность, пронизанная колющей болью, онемевает, и становится плевать, насколько тебе неудобно. Очень хотелось молчать. Не думать, не бояться, не ждать. Не заботиться ни о чем и ни о ком, даже если кто-то уже несколько часов находится на грани между жизнью и смертью, даже если этот кто-то… — Корнут! Павус дернулся, разлепляя закрытые глаза. Вокруг было темно. Свечи и плошки с ароматическими благовониями затухли, лишь горел в углу один-единственный факел, чудом уцелевший во время магической бури, бушевавшей недавно в склепе. Света его едва хватало, чтобы разглядеть раскиданные тела мертвецов вокруг. Один, другой, третий… По-прежнему находясь в состоянии полутранса и не до конца осознавая, где он и зачем, Дориан насчитал тринадцать трупов и лишь тогда спохватился — неправильно! Должно быть на один меньше! — Корнут! — вновь воскликнул он, с трудом поднимаясь на ноги. — Ты здесь?! Ты верну… Голос предательски дрогнул, потому что одного взгляда на Грана, все еще лежащего в центре пентаграммы, было достаточно, чтобы понять, что тот по-прежнему без сознания. Нет, не так. Что тот по-прежнему без души. Не человек — мешок костей и плоти, прикованный к полу. Меньше, чем мертвец. Пустышка. Перед глазами возник, словно настоящий, саркофаг с Калленом Резерфордом. Мертвенная кожа, окостеневшее туловище, застывшая в венах кровь… Дориан почувствовал, как внутри него все холодеет. Еще никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Не ощущал каждой клеточкой тела того мучительного ужаса, что охватил его в мгновение, когда он осознал: дух Корнута больше не удерживают силовые барьеры. Он попросту исчез: испарился без следа, словно… Словно Гран умер. Навсегда. Павус пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие. Пытаясь сдержать панику, накатившую на него. Балансируя на грани здравого смысла и безумия. Но паника была уже близко. Тянула к Дориану когтистые острые лапы. Убеждала, уговаривала поверить, что выхода нет, что все кончено и последствия необратимы. Поддаться ей казалось благом. Утратить способность мыслить — убежищем. Хотя бы на минуту, потому что иначе… Павус до боли сжал виски. Нет. Нет. Нет. Ни за что! Боль отрезвляла. Боль была силой. Наплевать, что рожденной из слабости. Все будет хорошо. Все будет… — Он нашел Нана, магистр. Слышишь? Дориан медленно обернулся. Эрастенес стоял позади него, опираясь на посох. Так стоял, словно не ему Павус вкалывал инъекции из эльфийского корня. Со стороны ученый напоминал разжавшуюся пружину: напряжение оставило его, сменившись расслабленным покоем и удовлетворением. Ярко-голубые глаза Эрастенеса поблескивали в темноте как парочка ограненных топазов. Рот изогнулся в довольной улыбке. Магистр выглядел…иначе. В нем чувствовалось какое-то противоестественное мрачное торжество. Оно было иным, неправильным, тревожащим… — Он нашел его, — со значением повторил он Дориану. — Ты понимаешь? Учуял, выследил и нашел! Неужели не прекрасно? Павус прищурился. — Откуда…откуда вы знаете? — тихо уточнил он. — Как? Я не чувствую души Корнута. Ее здесь нет! — Естественно ее здесь нет, — фыркнул Эрастенес. — А ты как думал? — Где же она?! — В Тени, конечно же! Пока шел ритуал, Корнут блуждал на границе Тени. Силовые нити, созданные при помощи драгоценных камней, позволяли ему заглянуть за Завесу и не более того. Но взяв след, он смог вырваться за пределы Завесы и подобраться к Нану так близко, как не удавалось никому. С моей помощью, разумеется. Точнее с нашей помощью. Дориан тряхнул головой. — Не понимаю, — пробормотал он, скрещивая дрожащие руки на груди. — Корнут добрался до Нана? Куда? Как? Он нашел место, где тот прячется? Обнаружил в Тени след от его магии? Увидел в остаточных воспоминаниях? Эрастенес снова фыркнул. — А если я тебе скажу, что он проник в разум Нана? По-настоящему проник? Слился? Стал одним целым? Павус сглотнул. — В каком смысле «одним целым»? — В самом прямом. Я не склонен к иносказаниям. — Но…но как же! В нашем договоре не было ничего подобного! Вы никого не предупреждали! Речь шла лишь о воспоминаниях погибших магистров, а не о каком-то слиянии…душ. Корнут… — О, Корнут понимал, на что идет, — отмахнулся Эрастенес. — Если не сознательно, то глубоко внутри себя — точно. Уж поверь мне. Это его долг, как слуги Митал. Он был готов к последствиям. Одно движение, и посох оказался в руках Павуса. Дышать стало тяжело. Тяжелее было лишь сохранить контроль над собой и не выпустить в Эрастенеса первое попавшееся боевое заклинание. — К каким еще последствиям? — отрывисто переспросил Павус, буравя магистра взглядом. — Отвечайте! Когда Корнут вернется в свое тело?! Эрастенес пожал плечами. — Я не знаю, — ответил он, нисколько не испугавшись Дориана. — Через минуту. Через час. День? Неделю? Месяц? Никогда? Я не могу утверждать наверняка. По правде сказать, я даже не ожидал, что Корнут зайдет так далеко. Ты абсолютно прав, я был уверен, что мы лишь покопаемся в воспоминаниях мертвых. К нашему общему счастью, я недооценил Корнута. — Никогда?! — воскликнул Павус, пропуская мимо ушей почти все слова Эрастенеса. — Это что? Шутка?! — Ни в коем случае. Нан силен — в этом нет сомнений. Найти его — большая удача, а вот улизнуть — задачка намного сложнее. Конечно, мы не можем долго ждать. Время поджимает, мы не должны упустить возможность поймать Нана, пока она существует. Скорее всего, нам нужно будет провести повторный ритуал. Только на этот раз придется поместить мой дух в тело Корнута, чтобы я мог попытаться вытащить его из Тени. Или, как минимум, узнать все, что он узнал из его остаточных воспоминаний. Что же до души Грана…что ж, иногда приходится чем-то жертвовать ради всеобщего блага. «Чем-то». Осознание было ярче вспышки молнии. Истина, до этого момента ускользающая от Павуса, вдруг стала простой и очевидной. Равнодушие. Вот, чего не было раньше в Эрастенесе. Магистр был внимателен к Корнуту. И забота эта выглядела искренней, даже не смотря на его скверный характер и сомнительное чувство юмора. Казалось, Эрастенес был готов отдать свою жизнь, лишь бы у Корнута получилось, лишь бы он смог достигнуть цели. Казалось, Эрастенес действительно хотел помочь. Но только сейчас Павус ясно осознал, что дело было вовсе не в Корнуте. Дело было именно в цели. Эрастенес желал добраться до Нана, и Гран оказался удачным способом, чтобы это сделать. В словах магистра, в его взгляде и жестах больше не было никакого дружелюбия. Искренности. Заботы. Эрастенес говорил о Корнуте так, словно тот уже не имел значения, как личность. Только как механизм, выполнивший свое назначение. Как снаряд, поразивший врага. Как успешно завершившийся эксперимент. Эрастенес словно сбросил кожу, являя Павусу совсем другое лицо: бесстрастное, невозмутимое, безразличное. Не человек — ученый у лабораторного стола, которому важен лишь результат. — Вы…ты…знал с самого начала, — выдавил Павус. — Знал, что есть риск того, что Корнут не вернется. Знал и ничего не сказал! Потому что это не имело значения. Потому что твоих сил хватит, чтобы выяснить все, что выяснил Корнут. Потому что он в любом случае отдаст тебе эти знания. Живой или…мертвый! Мерзавец! — Ну-ну, тише, Павус, — Эрастенес примиряюще развел руки в стороны. — Я не хочу, чтобы Гран погиб. Я такой же слуга Митал, как и он. Разумеется, я попытаюсь вернуть его обратно. Но я не всесилен. Есть шанс того, что я просто не смогу спасти Корнута. И в этом случае моя задача сделать так, чтобы его смерть не была напрасна. Павус зло тряхнул головой. — А как же тогда «я сделаю все, чтобы жизнь осталась жизнью»?! Ты дал слово! — Я от него и не отказываюсь. Я уже сказал — Корнут может вернуться. Но я не властен над тем, что он сейчас делает, и никак не могу ему помочь. Во всяком случае, пока мы не повторим ритуал. — Тогда не начать ли тебе прямо сейчас?! — Не выйдет, — магистр криво улыбнулся. — Нужно время, чтобы восстановиться, кроме того, мое вмешательство может и не понадобиться. А вытащить Корнута с границы Тени куда легче, чем из-за нее. — О, конечно! — Дориан цокнул языком. — А чтобы узнать то, что узнал Гран у погибших магистров, вообще почти не нужно напрягаться. Всяко прочесть мысли из одной головы легче, чем из двенадцати. И что будет с Корнутом — наплевать. Сопутствующий урон. — Отчасти ты прав. Но повторюсь: я не желаю Грану смерти. В его венах течет сильная магия, было бы печально терять такого…сильного последователя, когда надвигается война с эванариусами. — Последователя? — воскликнул Павус. — Последователя?! И за кем же он должен следовать? За тобой?! Убежден, если бы он услышал тебя сейчас, то сто раз задумался бы о том, стоит ли присоединяться к твоему культу. Служители Митал — те еще поборники добра и справедливости. Эрастенес сухо рассмеялся. Смех эхом разлетелся по склепу, дробясь жутким многоголосьем. — Добро? — переспросил ученый. — Добро и зло — понятия относительные. И субъективные к тому же. Еще никто в мире не смог вычислить их точные формулы. Другое дело — порядок. Естественный ход вещей. Жизнь и смерть, сила и слабость, магия и сталь. Митал — суть порядка, его стержень, его…душа, если хочешь. Митал была рождена, чтобы создать порядок в хаосе вселенной и я…мы — ее слуги — помогаем ей в этом. Цена не важна. Корнут Гран понимает это. Всегда понимал. Пойми же это и ты, Павус. Ты должен, наконец, повзрослеть. Дориан вскинул голову. Тело наполнила клокочущая ярость. Зрение неожиданно стало очень острым — то ли из-за притока адреналина, то ли из-за магии, наполнившей его, будто он только что опрокинул целую бутылку лириума. — Однажды у меня был сын, который мне доверял, и это доверие я воспринимал как должное, — внезапно прозвучали в голове тихие слова отца. — Это доверие мне льстило. Это доверие я полагал нерушимым. И это доверие я предал. Я хочу все исправить. Хочу уберечь тебя. Поэтому слушай. Слушай и запоминай. Отголоски прошлого окружили Дориана. Замельтешили перед глазами, вставая стеной между ним и магистром Эрастенесом. — Союзы недолговечны. Помни об этом. Эхо из темноты. Темноты, в которой прятались чудовища. — Не бойся заключать новые союзы, даже если раньше они казались невозможны. Чудовищам нет числа. Их тысячи, сотни тысяч, бесконечное множество. — Ты должен, наконец, повзрослеть. Должен научиться принимать тяжелые решения. Должен перестать бояться последствий. Иногда самый болезненный выбор — самый верный. Не борись со стихией. Через эту тьму, через эту гигантскую пропасть неверия невозможно перепрыгнуть. Нельзя даже попытаться. — Заставь стихию поверить, что она сильнее. Невозможно. — Обмани ее и тогда победишь. Но, кажется, настал тот момент, чтобы попытаться. Ради будущего. Ради Инквизиции и Элланы Лавеллан. Ради того, чтобы прожить еще один день, один час, один миг, умножая свои шансы что-то изменить. Ради Корнута. Дориан медленно опустил посох. Вдохнул, выдохнул, успокаивая колотящееся сердце. Кажется, Эрастенес ничего не заметил. Уверенный в силе собственных слов, он невозмутимо наблюдал за Павусом, по-видимому ожидая, что тот выберет: подчиниться или сражаться. Пожалуй, он был готов убить Дориана, если тот выберет второй вариант. Пожалуй, Дориан был готов убить Эрастенеса. Просто потому что…хотел этого. И все-таки… — Допустим, я тебе поверил, — сказал он магистру, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — И что дальше? Будем ждать, когда Корнут вернется? Эрастанес склонил голову набок. — Да, — помедлив, сказал он. — Мы будем ждать. Так долго, как только сможем. — А если он не вернется? — Повторим ритуал. И будем надеяться на лучшее. Дориан тяжело вздохнул. — Хорошо. Что от меня требуется? Эрастенес хмыкнул.  — Малость, — небрежно бросил он и со значением добавил. — От тебя, магистр, требуется не растерять за время ожидания свою осмотрительность. Помни, что я — единственный, кто может помочь Корнуту вернуться. Ты же хочешь вновь увидеть своего… Голос ученого неожиданно оборвался. Выпал посох из руки, громко лязгнув о каменный пол. Голубые глаза выпучились, утратив все свое равнодушие. Худые руки конвульсивно дернулись к груди, обхватывая тонкое, почти шпажное лезвие, внезапно появившееся прямо между его ребер. Несколько бесконечно-долгих мгновений Эрастенес потрясенно смотрел на Павуса. Затем всхлипнул и ничком рухнул на землю. А окровавленное оружие, у которого не было владельца, с бешеной скоростью метнулось в сторону Дориана. *** Тень осталась Тенью. Неукротимый, бешеный, выходящий за пределы воображения мир, только и ждущий того, чтобы поглотить зазевавшегося безумца, решившего, что ему по силам с ним справиться. Тень осталась Тенью. Сполохами за далеким, призрачным горизонтом. Шелестом серебристой травы под ногами. Порывами ветра, рвущими изодранные флаги с проржавевших флагштоков: гербы выцвели — не рассмотреть. Да и куда смотреть, если флаги уже и не флаги вовсе, а свитки, мелко исписанные чьим-то чудным, неправильно-ровным почерком… …ветер уносит их вдаль, щедро посыпая пеплом серебристой травы. Уносит к горизонту, который, то приближается, то удаляется, а то и вовсе исчезает, скрываясь в ядовитой, ярко-зеленой дымке. Тень осталась Тенью. Эпицентром бесконечного изменения, его пульсирующим диким сердцем. Единственными постоянными единицами в ее хаосе были лишь двое. Он — Корнут. И Нан. Два противника на поле боя. Два берега одной реки. Две стороны одной медали. А еще был Черный Город. Он нависал над ними огромной чудовищной махиной, поблескивая антрацитом стен, разрезая бездонную серь неба бритвенно-острыми башнями. Казалось, из темных, намертво заколоченных окон, за магами наблюдают: изнывают от любопытства — кто же победит? Победит ли хоть кто-то? А будет ли вообще схватка? Казалось, краем глаза можно уловить движение за мутными стеклами. Расслышать тихий смех в глубине далеких комнат. Почувствовать нутром пристальные взгляды неморгающих глаз. Страшно? Не то слово. Корнут Гран отмахнулся от своего страха, как отмахиваются от назойливой мухи. Шагнул вперед, окружая себя и Нана сияющим коконом, скрывая от досужего внимания. Тень засмеялась. Тень приняла игру, ручным псом прильнула к толстым искрящимся стенкам кокона, заставляя их прорости густым серым вьюнком. Цветки-шляпки с бледно-желтыми сердцевинками раздались в стороны: можно было разглядеть каждое пятнышко, каждую линию на их лепестках так, будто они нарисованы. Как и высокий трехстворчатый шкаф, появившийся из ниоткуда по правую руку. Как старинный сосновый комод, на котором аккуратно стояли подсвечники и ваза с искусственными фруктами. Как широкий письменный стол, покрытый тончайшим серым сукном. Все вещи на столе были в идеальном порядке: стопки каких-то бумаг, письменные принадлежности, золотая чернильница в форме смешной кучерявой овечки… Корнут вскинул голову. Кокон над ним опал, вытянулся, став плоским. В центре его теперь переливалась тусклыми огнями бронзовая люстра. Магическое пламя в плафонах — блуждающие светляки на болоте. Гран поспешно отвел от них взгляд, боясь быть околдованным таинственным мягким светом. Но когда вновь посмотрел на Нана, он почти пожалел о своем поспешном решении. Потому что перед ним стояла мама. — Эй, малыш! Не отвлекайся! — Я смотрю, мамочка! Я все-все вижу! Молодая, худенькая, такая, какой Гран помнил ее еще в далеком детстве. На ней атласное белое платье, схваченное под грудью тонким поясом. Темные волосы рассыпались по открытым плечам. Кожа казалась жемчужной, матовой. В глазах удивление и любопытство. Словно она не верила, что Корнут стоял сейчас перед ней. Словно именно он — призрак из прошлого, каким-то чудом оказавшийся здесь. — О, милый, — выдохнула она. — Неужели это правда ты?! И Гран почти купился на ее слова. Почти позволил себе поверить, что наконец-то видит перед собой именно свою мать. Почти решился забыть обо всем на свете ради одного прикосновения к ее руке, ради того, чтобы обнять ее, почувствовать давно забытое тепло… Что-то мешало ему. Что-то не давало возможности забыться. Кололась под ребрами назойливая игла — остановись, глупый! Опомнись! Разве ты не видишь, кто перед тобой?! Разве не чувствуешь? Разве ради этого ты бежал сквозь небытие? Ты вырвал эти крупицы истины с кровью, едва не обломав зубы, и готов так легко разменять победу на иллюзию?! Корнут не знал, кто говорит с ним. Возможно, что он сам. Где-то глубоко внутри кричало — надрывалось, взывая к благоразумию его второе я — хищник, которым он мог бы стать, которым он почти стал… — Перестань, Нан, — сказал Гран. — Не играй со мной. Я знаю, что ты — не она. Ты мог украсть ее внешность, ее голос, ее взгляд. Ты украл даже мое желание увидеть ее, веру в то, что она может быть жива. Но ты не украдешь мой разум. Женщина засмеялась. — Я думал, тебе понравится, — с фальшивым сожалением проговорила она. — Разве не похоже? — Нет, — Гран поморщился. — Не хочешь показать свое настоящее лицо? — О, это было бы слишком просто, дорогой Корнут. В тайне моей личности есть некое…изящество. Всем вокруг так и хочется разгадать эту загадку. Зачем же мне лишать столь многих жизненной цели? Нан вновь рассмеялся. Потом неторопливо прошелся взад-вперед, демонстративно покачивая бедрами. В конце он круто развернулся на каблуках и хлопнул в ладоши; Корнут помнил: мама делала так, когда после долгих раздумий приходила к какому-то решению. Корнуту не хотелось признавать, но Нан мастерски носил личину Лидьяны Гран. Жесты, движения, мимика — все было безупречно. На секунду целителю стало интересно: смог бы Нан изобразить его самого, но он тут же отогнал эту опасную мысль. Смотрясь в такое зеркало можно запросто потерять собственное я. — Ну что же ты молчишь? — укоризненно спросил Нан. — Ты так старался добраться до меня, так мучился. Неужели у тебя нет вопроса поинтереснее, чем мое настоящее имя? Ну же! Не стесняйся. Не трать мое время понапрасну. Корнут неловко переступил с ноги на ногу. Ему чудилось, что Нан видел его насквозь. Читал, как раскрытую книгу, забавляясь тем, что там написано. Кажется, если бы Нан действительно захотел, он уничтожил бы Корнута играючи, не напрягаясь. Раздавил, как давят насекомое, случайно обнаруженное на одежде. Кажется, что Нан мог сделать это давно, задолго до сегодняшнего дня. Но почему-то не сделал. Потому что считал Корнута недостойным внимания? Потому что Корнут был сильнее, чем представлял себе? Потому что он — Корнут — зачем-то был нужен Нану? Или… — Ты был слугой Митал, — осторожно произнес Гран. — Почему ты отрекся от нее? Нан вздохнул. Темные волосы на мгновение упали ему на лицо, а когда он отбросил их в сторону, это уже было не лицо матери Корнута. — Уже интереснее, — снисходительно сказала Эллана Лавеллан. — Но все еще недостаточно. На Эллане парадный инквизиторский мундир. Красный кафтан с узкими рукавами, золотая шнуровка, синие штаны из неваррского сукна. Высокие сапоги до середины бедра сияли идеальной чистотой. Волосы лжеинквизитора были заколоты наверх в простой узел, от чего маленькое лицо с изогнутыми бровями выглядело мрачным и отчужденным. Корнут мог сказать наверняка — он ни разу не видел Лавеллан такой. Но почему-то был убежден — кто-нибудь другой видел. Видел и непременно чувствовал внутри себя трепет и смятение, теряясь под строгим взглядом дымчатых глаз. Да, определенно эта иллюзия далась Нану так же хорошо, как и предыдущая. — Ты знаешь леди Инквизитора? — невинно спросил Корнут, запрещая себе восхищаться подражательскими талантами Нана. Но маг, ожидаемо не купился на уловку. — Может быть, — ответил он, прикусив губу. — В определенном смысле леди Инквизитора знает весь мир. Истории о героях так популярны, что волей неволей в мечтах начинаешь примерять их личину. Разве нет? — Нет, — качнул головой Корнут. — И ты не ответил на вопрос. Почему ты отрекся от Митал? — Это так важно? — Конечно. — Для кого? — Для меня. Я — тоже слуга Митал. Расскажи мне о твоем выборе. О том, как изменить мир. Нан прищурился. С минуту он молчал, словно обдумывая свой ответ, затем кивнул и тихо проговорил: — Если действительно хочешь изменить мир — сначала проиграй. Потеряй все, что тебе дорого, избавься от привязанностей, утрать человечность. Милосердие, сострадание, надежда — лишь препятствия на пути. Кандалы, не дающие сделать и шага, причины сомнений и страха. Избавься от них, и тогда поговорим о другом пути. Но не сейчас. Корнут скрестил руки на груди. Интересно. — Избавиться? Так, как избавился ты, когда присягнул на верность Эльгарнану? — Моя верность принадлежит мне одному. Эльгарнан мне не хозяин. — Но ты помогаешь ему. — Я беру лишь то, что считаю нужным брать. И отдаю то, что готов отдать, — Нан фыркнул. — Во Тьме Эльгарнана не разглядеть даже собственной тени. Я никогда не приму ее. — А как же Vir Banal'ras? Они приняли Тьму. Они живут по законам тени и верят в то, что она — их будущее. Красивое лицо Элланы Лавеллан сморщилось от презрения. — Я не говорил им, как нужно менять мир. Никому. Никогда. Все они — пешки на шахматной доске. Филеры на сцене моей пьесы. Знание даруется лишь тем, кто достоин и сможет его понять. Остальные…мне наплевать. Нан — скала. Непробиваемая глыба, которую невозможно пошатнуть. Но Гран был уверен, что за этой глыбой, за бездной невозмутимости должно было что-то стоять. Что-то понятное, обыденное, осмысливаемое. Нан не был богом. Не был духом. Нан был живым существом из плоти и крови и у него должны были быть слабости. Оставалось лишь найти трещину в каменной броне. Угрозы? Нет. Обещания? Однозначно нет. Преклонение? Исключено. Может быть… — Ты используешь их. Ты используешь всех. Играешь на чувствах, манипулируешь, плетешь паутину заговора. — Можешь называть это как хочешь. — Но ты рассказал мне. Значит ли это, что я достоин? — Моих высот тебе не достичь. Но ты мог попытаться. В теории. Корнут улыбнулся. Вот оно. Тщеславие. — Тогда расскажи мне еще. Расскажи, чтобы я попытался. Чтобы я поверил тебе. Нан склонил голову набок, оценивающе глядя на Грана. Затем тряхнул волосами и изящно опустился в кресло, соткавшееся из туманного морока. Тонкие пальцы Элланы Лавеллан вскользь пробежались по подлокотнику, ласково поглаживая атласную серую обивку. Замерли. В неясном свете Корнуту казалось, что они едва заметно дрожат, но Гран не стал бы утверждать наверняка. — Если действительно хочешь изменить мир — не дай ему погибнуть, — вкрадчиво продолжил маг. — Уничтожь его сам: своими руками, на своих условиях. Стань тысячей причин его низвержения, тысячей лиц в каждом уголке света, что скажут хотя бы одно слово, приближающие реальность к концу. Будь всем. Будь никем. Будь мягкой улыбкой, за которой скалятся острые зубы, в любой момент готовые вспороть глотку. Корнут хмыкнул. — Это непросто. Вот так отказаться от всего. — Это проще, чем кажется. Нужна лишь достаточная причина, чтобы начать. — У тебя была эта причина? — У тебя она тоже есть. — Не думаю. — Посмотри на меня. Корнут шагнул вперед. Прищурился, вглядываясь в резкие черты леди Инквизитора, которые вдруг начали стремительно меняться. На гладком лице появились морщины, дымчатые глаза выцвели, приобретая льдистую прозрачность. Подбородок оброс черной бородой, длинной, до самого пояса. Белое платье раздалось в стороны, обращаясь белой мантией, расшитой жемчугом. — Что ты видишь? — спросил Нан голосом архонта Радониса. — Кого ты видишь? — Наваждение, — Гран разочарованно выдохнул. — Очередной мираж, за которым ты прячешься. — Именно, — Нан согласно кивнул. — Ты прав, я прячусь. Но почему я прячусь? Почему я смог выжить? — Я… — Ты! Думаешь, тебе не нужно прятаться? Думаешь, никто не желает тебе зла? — Во всяком случае, не так, как… — Раскрой глаза! — Нан вскочил с кресла, стремительно сокращая расстояние между собой и Граном. — Твоя мать обманывала тебя всю твою жизнь, — почти прошипел он, глядя на целителя жуткими, почти прозрачными глазами. — Она учила тебя тайной магии, скрывая от тебя правду о ней. Она укрепляла твой дар, чтобы однажды сделать тебя разменной монетой в руках богини, не оставив тебе выбора! — Это неправда. — А Эллана Лавеллан? — продолжил наседать Нан, игнорируя слова Корнута. — Кто она такая? Я знаю, я вижу, что ты не веришь ей. О, ты совершенно прав. Она — порочна. Она — слаба. Безумие и гордыня поглощают ее, она сгорает в пекле собственного страха и неуверенности. Ей нет дела ни до кого из ее помощников. До тебя — тем более. Она выбросит тебя, как обглоданную кость, как только ты станешь ей не нужен! — Нет! — А что же твой новоявленный учитель? Твой защитник, что так рьяно отстаивал твои права перед тем, на кого ты сейчас смотришь? Эрастенес помог тебе добраться до меня, расчистил дорогу к моему разуму, но такая ли это победа, как кажется на первый взгляд? — Нан брезгливо поморщился. — Эрастенес ведь не сказал тебе, что ты можешь умереть? Что можешь заблудиться в Тени, не найдя обратный путь? Что он не будет тебя искать, потому что, в сущности, ты для него ничего не значишь. Гран судорожно вздохнул. Он видел: Нан действительно был убежден в том, что только что сказал. Про мать Корнута, про Лавеллан, про Эрастенеса. Для Нана его собственные слова были правдой: неоспоримой и очевидной. Гран тряхнул головой. Предательство. Вот на что давил Нан. Эта тема была болезненна для мага, она мучила его. Тщеславие скрывало этот страх предательства, страх, который был трещиной в каменной броне его личности. И с каждым сказанным словом трещина все больше и больше расползалась в стороны, открывая Корнуту кровоточащее живое нутро. Грану оставалось лишь ударить в него так сильно, как только возможно. — Нельзя судить о поступках других, не зная их мотивов, — начал целитель, тщательно подбирая слова. — Это глупо. У моей матери, у Элланы, у Эрастенеса были и есть причины поступать так, как они считают нужным. Правда многолика, у каждого она своя. И даже если кто-то из них желал или желает мне вреда — я достаточно взрослый и самостоятельный человек, чтобы справиться с этим, не обозлившись на мир вокруг. Ты не сможешь заставить меня сомневаться во всех людях до единого. — Корнут перевел дыхание, пристально глядя противнику в глаза. — Ты жалок, Нан. Вся твоя мораль стоит лишь на том, что ты одинок. Ты не отказывался от привязанностей, от надежды, от сострадания. Ты просто никому не нужен. Даже себе самому. Там, в реальном мире, ты смотришь на себя в зеркало и осознаешь, что за тебя никто не будет бороться. Вот и… — Заткнись! — рявкнул Нан. Лицо его исказилось от ярости и начало плавиться, словно было сделано из воска, и на нем начали один за другим проступать те, кого Корнут прекрасно знал: Фенрис, Мерриль, Хоук, Варрик… Гран вздрогнул. Отступил назад, не в силах оторвать взгляд от чудовищных метаморфоз, которым не было конца. Мартиан Эмилий, Пий Арктонус, Ненелай, Черный Жрец Нехаэлис, Мейварис Тилани. Казалось, Нан вытягивал из мыслей Грана все лица, которые тот когда-либо видел в жизни. Эльфы, люди, гномы, кунари… Магический кокон вокруг Корнута изогнулся, превращаясь в куб с темно-серыми стенками. Цветы вьюнка втянулись в них, вросли намертво, покрываясь серебристой пылью. Стол, комод, сдвинулись, вставая совершенно в других местах, слева от кресла возник высокий диван, на котором были разбросаны пушистые меховые подушки. Позади стола, прямо в стене возник светлый квадратный проем, в котором Гран смог разглядеть цветущие заросли лимонника. Увы, дольше вглядываться не получилось. Потому что Нан принял тот образ, который начисто лишил Корнута самообладания. — Дориан, — вздрогнув, прошептал Гран. — Не смей, ты не имеешь права… Тонкие черты Павуса были искажены бешенством. Волосы взъерошены, смуглая кожа посерела, губы плотно сжаты. Синие глаза метали молнии. Они были чужими — эти глаза — даже в страшном кошмаре Корнут не мог представить, что Дориан мог так на него смотреть. Как на пустое место. — Не нравится?! — прошипел Нан. — О, погоди… Не давая Грану опомниться, маг стремительно схватил его за плечи, припечатывая к одной из стен. — Он предаст тебя, — выдохнул Нан в лицо Корнуту. — Слышишь?! Он откажется от тебя. Что бы ты не отдал ему, чем бы не пожертвовал ради него, он выбросит тебя из своей жизни, как сломанную игрушку! И тогда ты поймешь меня! Тогда ты увидишь! Тогда ты станешь, как я! — П-п-почему? — с трудом выдавил Гран. — Почему я должен что-то понять именно из-за Дориана? Он просто… Лицо Павуса приблизилось. Ноздри расширились, когда Нан жадно втянул ими воздух, словно дикое животное. Не отводя взгляд от Корнута, маг резко запрокинул его голову, касаясь шеи влажным шершавым языком. Кожу обожгло огнем. Гран дернулся, но хватка Нана стала еще сильнее. Острые ногти больно впились в плечи, едва ли не разрезая кожу. — Ты лжешь, — прошептал Нан прямо в ухо Корнуту. — Я чувствую запах твоей лжи. Я ощущаю ее вкус. Я беру тебя, не прикладывая усилий: каждую твою мысль, каждое твое стремление. Все желания до единого. Павус не просто твой друг. Ты всецело веришь ему. Он — твой барьер от магии Митал, ниточка, за которую ты держишься, чтобы не потерять связь с реальностью. Ты думаешь, что он спасет тебя. Что всегда будет спасать. Но именно он бросит тебя в бездну. Я знаю это. Я вижу твое будущее. — Нет!!! Не отдавая отчета в том, что делает, Гран изо всех сил оттолкнул Нана прочь и закричал. Оглушающе-громко, исступленно, отчаянно. Словно этот крик мог изгнать Нана. Словно мог стереть все те грязные слова, что были сказаны и что теперь прочно засели в голову Корнута, причиняя невыносимые страдания. Словно этот крик мог уничтожить саму Тень, разорвав ее на части, и вернуть его — Корнута — домой. Магический кокон лопнул, ошметками разлетаясь по Тени. Исчезли цветы вьюнка, мебель, зеленые веточки лимонника в проеме призрачного окна. Исчез Нан. Разбился вдребезги, мелкими осколками осыпаясь в небытие, и Корнут почувствовал, что падает. Вокруг него были звезды. Рыжие лисьи звезды, они обжигали его кожу, оставляя кровавые порезы, а падение все длилось и длилось, сотрясаемое зловещим воем Тени, сгущающейся вокруг Грана со всех сторон. И падению этому не было конца… *** Корнут не заметил, как перестал кричать. Как ноги, внезапно почувствовавшие опору, подогнулись, вынуждая в бессилии опуститься на колени, закрыв глаза, боясь даже вдохнуть. Магия, которую Гран так легко, так естественно использовал все это время, исчезла, вытекла до капли, и Корнут ощущал себя выжатой тряпкой, не способной пошевелиться. Очень хотелось просидеть так целую вечность: молча, безучастно, поджав под себя ноги и наплевав на то, что будет с ним дальше. Очень хотелось молчать. Не думать, не бояться, не ждать. Не заботиться ни о чем и ни о ком, даже если этот кто-то совсем близко, борется за его жизнь вопреки всем наговорам, и голос его, такой знакомый, дрожит от волнения и злости. Даже если этот кто-то… — Дориан! Гран дернулся и распахнул глаза. Вокруг было темно. Свечи и плошки с ароматическими благовониями затухли, лишь горел в углу один-единственный факел, чудом уцелевший во время магической бури, бушевавшей недавно в склепе. Света его едва хватало, чтобы разглядеть раскиданные тела мертвецов вокруг. Один, другой, третий… — …я — единственный, кто может помочь Корнуту вернуться. Ты же хочешь вновь увидеть своего… Голос Эрастенеса неожиданно оборвался. Выпал посох из руки, громко лязгнув о каменный пол, прямо рядом с Корнутом. Голубые глаза магистра выпучились. Руки конвульсивно дернулись к груди, обхватывая тонкое, почти шпажное лезвие, внезапно появившееся прямо между его ребер. Несколько бесконечно-долгих мгновений Эрастенес смотрел на Павуса, застывшего напротив. Затем всхлипнул и ничком рухнул на землю. Алая кровь брызнула на каменные плиты и, точно живая, потекла к рукам Корнута. А коснувшись пальцев, вдруг засияла золотом, намертво прилипая к коже. — Теперь…я смогу, — хрипло прошептал ученый. — Теперь мы…я… Впрочем, Корнут этого уже не слышал. Единственное, что его сейчас волновало — это призрачный меч, который вот-вот должен был оборвать Дориану жизнь. *** Павус никогда не смог бы отразить этот удар. Не хватило бы ни скорости, ни опыта, чтобы его избежать. Магия — не в выверенных движениях, она не зависит от рефлексов или правильной постановки руки. Магия — таинство. Сила, обретающая форму в тот момент, когда заклинание срывается с языка. Пламя, разгорающееся из искры, буря, рожденная порывом ветра. Магии нужно время, нужна возможность, нужен шанс. Но она абсолютно бессильна против одного точного и быстрого удара мечом. Именно поэтому Павус никогда бы не смог отразить этот удар. И всё-таки… Призрачное оружие летело в него со скоростью молнии. Прямо в сердце: оно должно было убить магистра легко и просто. Играючи: будто Дориан Павус — никому ненужная деталь скучной истории, которую решили убрать за ненадобностью. Тем более странно было, что за ударом не последовала смерть. В последний миг — решающий — отступила. Чиркнула вдоль тела искрящим росчерком, скользнув влево, словно невидимая рука отбросила ее в сторону. У Павуса не было времени думать о чудесном спасении. Что бы ни произошло — это отсрочило его гибель. Подарило время. Дориан не собирался тратить его впустую. Поспешно отскочив за колонну, магистр вскинул посох и выкрикнул заклинание рассеивания. Темнота отступила, являя перед Павусом высокого беловолосого мужчину. Кожу его покрывали едва заметные татуировки, ярко-зеленые глаза смотрели яростно и в то же время отрешенно, словно тот находился под каким-то гипнозом. — Vir Banal'ras! — удивленно прошептал Дориан, ожидавший увидеть кого угодно, но не эльфа. — А ты откуда еще тут?! Разумеется, убийца и не подумал отвечать. Оскалившись, он перехватил меч и вновь ринулся в сторону Павуса, двигаясь с поистине запредельной скоростью. Вот только на этот раз Дориан был готов. Сохраняя дистанцию, он поспешно возвел между собой и врагом ледяную преграду, вслед за которой в голову эльфа полетело несколько мерцающих огненных шаров, от которых тот благополучно увернулся. Уйти от атак двух эфириалов оказалось сложнее. Бесплотные слуги Павуса, совершенно нечувствительные к древней эльфийской магии, бросились на защиту хозяина, как только было развеяно заклинание невидимости. Правда, в отличие от тех же кунари, эльф весьма эффектно отразил их атаки, будто знал заранее откуда будет нанесен удар. Дориан раздраженно скрипнул зубами, направляя во врага еще парочку огненных шаров: верткий сукин сын! На этот раз магистру повезло больше: одно из заклинаний таки мазнуло по плечу неуловимого следующего, подпаливая одежду, и тот дернулся, пропуская удар ближайшего эфириала. Внутренне возликовав, Дориан скользнул вперед, стараясь подобраться к эльфу как можно ближе и, собрав все силы, направил в него молниевый разряд. Беловолосый истошно заорал. Оружие выпало из его рук, ноги подкосились и он рухнул на землю под градом магических ударов эфириалов. Не давая ему ни единого шанса опомниться, Павус подхватил с земли выроненный меч убийцы, замахиваясь для последнего удара… — Стой! Пальцы дрогнули. Не веря своим ушам, Павус застыл, боясь обернуться. — Не убивай его, Дориан! И прикажи своим эфириалам остановиться! Сейчас же! — Корнут… Магистр медленно опустил меч. Адреналин схлынул, превращая мозги в кашу, и на мгновение Павусу показалось, что голос Грана не настоящий. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком вовремя, чтобы позволить себе обрадоваться. Слишком… Дориан глубоко вдохнул. Затем отдал ментальный приказ, усмиряя эфириалов. Осторожно нагнулся к поверженному эльфу, убеждаясь, что тот без сознания и не сможет причинить вреда. И только тогда заставил себя повернуть голову. Создатель! Гран сидел в центре пентаграммы. Все еще прикованный к полу силовыми оковами, бледный, растрепанный, но живой, живой! — Корнут, — сипло повторил Дориан, напряженно глядя на целителя. — Это действительно ты? Гран нахмурился. — А кто же по-твоему? — Но… — пробормотал Павус, игнорируя вопрос. — Как же ты смог? Эрастенес сказал, что только он… Будто ища подтверждение своим словам, магистр заторможено оглянулся, отыскивая глазами неподвижное тело ученого, лежащее чуть поодаль. Лужа крови, растекшаяся под Эрастенесом не оставляла сомнений: ранение магистра смертельно. А раз Эрастенес умер, значит… — Я слышал, что он сказал, — неуверенно сказал Корнут, возвращая к себе внимание Дориана. — И он выполнил свое обещание. Точнее…неважно, я и сам...не до конца понял. Прости, говорить тяжело. И вспоминать. И...это он вернул меня обратно. Я не знаю...словно бы отдал свои силы мне. Он выполнил обещание. — Выполнил? Как?! Он же… — Павус осекся. — Погоди! Что значит «ты слышал»? — То и значит, — Гран неловко пожал плечами. — Я был здесь. Я вернулся сюда за...несколько мгновений до нападения. И я спас тебя. Павус недоверчиво моргнул. — Это ты отразил удар меча? — Похоже на то... — Будучи бесплотным духом?! Корнут опустил глаза. — Знаю, как это звучит. Но…да. Я хотел помочь. Очень хотел! А потом…кровь Эрастенеса…и он говорил что-то…а я… Андрасте, я не помню как попал в собственное тело! Я лишь подумал о том, что должен, и вот я уже… Дориан? Ты чего?! Павус сделал шаг назад. Его чудесное спасение вовсе не было чудесным. У него было имя — Корнут Гран. Корнут Гран, у которого получилось самостоятельно вернуться из Тени. Корнут Гран, дух которого оказался настолько силен, что смог физически воздействовать на предметы в мире живых, как могли только… — Нет, — замотал головой целитель, точно читая мысли Павуса. — Я не одержимый! Ты должен мне поверить! Дориан поморщился. — Ты даже не представляешь, как я этого хочу, — честно признался он. — Но ты же сам понимаешь. Ты был в Тени. Одно небо знает, что ты там делал! А потом ты вот так просто возвращаешься и… — Спасаю тебя? Зачем одержимому это делать?! — Я не знаю, — Павус нервно взлохматил волосы. — А зачем спасать жизнь этому проклятому эльфу?! — Потому что он служит Нану! — Корнут шумно вздохнул. — Потому что его послали, чтобы убить нас. И Эрастенеса. И потому что живой он полезнее, чем мертвый. Он может что-то знать. А убить его ты всегда успеешь! Дориан на мгновение прикрыл глаза. Аргументы Корнута были неоспоримыми. Только… — Сможешь доказать? — тихо спросил магистр. — Сможешь доказать, что ты — это ты? — Нет, — Гран дернул уголком рта. — Понятия не имею как. Разве что…проткни меня мечом. Не знаю, руку там или ногу. Одержимые подвержены эмоциям. Боль — очень сильная эмоция. Если я захвачен демоном, он не сможет себя контролировать. — Потрясающая идея. — Зато рабочая. Я знаю тебя, Дориан. Ты запросто способен воткнуть в меня меч. Так ты быстрее поверишь мне. Настолько…насколько это вообще возможно. Дориан закатил глаза. Затем переступил через неподвижное тело vir Banal'ras, подошел к пентаграмме и присел перед Корнутом на корточки. — Вот значит, как ты обо мне думаешь, — проговорил он. — Что ж, кажется, я должен тебя разочаровать. Мгновение поколебавшись, Павус поднял ладонь и резко сжал ее в кулак, разрывая магические оковы. — Я тебе верю, — тихо добавил он, поражаюсь том, что только что сделал. — И не собираюсь тебя калечить. — Дориан… Павус резко встал на ноги. — Потом, - бросил он, запрещая себе лишние эмоции. - Пора уходить отсюда. Еще нужно связать твоего остроухого протеже и придумать, как доставить его в поместье. А главное, нужно придумать правдоподобную причину того, как умер Эрастенес. Мы же не можем оставить его здесь и сделать вид, что ничего не случилось. Корнут неопределенно качнул головой. — Подожди. Скрипнув зубами, он поднялся на ноги и, отстранив Дориана, поковылял к телу ученого. А нагнувшись над ним, удивленно охнул. — Что такое? Неужели живой? — Нет, — опустившись на колени, Гран провел руками над магистром. — Магия исцеления на него не действует. И рана…после таких не живут. Его сердце не бьется. — Корнут испуганно посмотрел на Павуса. — Но ты прав. Мы не можем бросить его здесь. Мы должны доставить его куда-то, где есть целители сильнее меня. И как можно быстрее! — Зачем? — магистр непонимающе нахмурился. Гран нервно сглотнул. — Потому что он дышит, Дориан. Эрастенес мертв. Но я вижу, как он дышит.