Бойтесь своих желаний в Университете магии

На Рождество Тарби и Льюис снова вернулись в Нью-Зибиди, снова ехали несколько часов на автобусе по заснеженным дорогам и наблюдали, как забавно рисует на стеклах иней. В этот раз они даже держались за руки, и им казалось, что это их самая большая тайна ото всего остального мира. — Знаешь, дядя Джонатан удивился, когда я предложил встретить Рождество с твоей семьей, — сказал Льюис и улыбнулся. Тарби его веселья не разделял и вообще довольно плохо представлял, как их семьи — такие разные и, по сути, даже толком не знакомые друг с другом, — смогут отпраздновать Рождество вместе, но все равно улыбнулся, пусть и немного кисло, пусть и самую малость натянуто. — Ага, мои папы тоже удивились. Льюис помолчал прежде, чем собраться с духом и задать вопрос, который и его самого тревожил: — Как думаешь… Все будет хорошо? — Будет, — уверенно кивнул Тарби и крепче сжал руку друга в своей руке. Хотя и сам был напуган до чертиков предстоящим знакомством с семьей Льюиса. То есть, он, конечно, видел их и раньше, но вот познакомиться с ними, как с родственниками его… парня, что ли?.. было все-таки чуть-чуть страшновато. Справлять Рождество решили в доме Барнавельтов, и Льюис честно предупредил, что дом у него… немного странный. Тарби, который уже был у него в гостях в детстве, не мог поспорить с этим утверждением, а родители Тарби просто переглянулись с какими-то очень заговорческими улыбками и почти синхронно и крайне загадочно ответили, что странностями их уж точно не удивишь. Тарби только пожал плечами и не стал спорить: не удивишь, так и не удивишь. Поэтому сейчас Льюис с Тарби и четой Корриганов стояли перед воротами дома Барнавельтов. Как и обещали, Билли и Стив удивленными действительно не выглядели, наоборот, с любопытством оглядывали покрытый легким снежным одеялом сад, пока шли за младшим поколением по небольшой тропинке в сторону зловещего дома. И повешенные на входную дверь елочные венки не делали дом менее зловещим, как и украшенные красно-белыми колпаками злые тыквы возле порога. — О, тыквы, — только и сказал Билли, когда чуть было не споткнулся об одну из них. — Да-а… — протянул в ответ Льюис и неловко пояснил: — Дядя Джонатан любит тыквы. — Вот как? — собирался продолжить выбранную тему Билли, но Стив привычно толкнул его локтем в бок и сквозь зубы угрожающим шепотом пообещал, что если Билли не оставит эти чертовы тыквы в покое, то до нового года будет питаться исключительно тыквенным супом. Тарби тихо хихикнул, поймав озадаченный взгляд Льюиса, и тема тыкв официально была закрыта. Льюис постучал в дверь, давая дяде Джонатану и Флоренс еще раз убедиться, что у них все готово к приходу гостей. Спустя пару томительно-долгих минут дядя Джонатан распахнул дверь, пожал руки Билли и Стиву и посторонился, пропуская гостей внутрь дома. — Здаров, Джонатан, ты, кажется, стал еще больше с нашей последней встречи, — приветственно хмыкнул Билли, и Джонатан с хохотом сграбастал родителей Тарби в свои широкие, медвежьи объятия. Тарби с некоторой долей запоздалого удивления понял, что, по крайней мере, по одному поводу они с Льюисом переживали зря — оказалось, что их семьи уже были знакомы. — Кстати, куда ты пропал-то снова? — спросил Билли слегка придушенным и хрипловатым голосом. — Сто лет вас с Фло в боулинге не видел! — Скажешь тоже! — отмахнулся Джонатан. На шум голосов в коридор вышла Флоренс, в честь праздничной традиции даже сменив любимые фиолетовые цвета на красно-зеленый рождественский свитер. Когда Билли со Стивом повесили куртки на вешалку, то Тарби понял, что, оказывается, любителем праздничных свитеров была не только Флоренс — на родителях красовались совершенно дурацкие вязанные свитера, у Билли с оленем, у Стива с елкой. Льюис с Тарби переглянулись и закатили глаза: взрослые до сих пор иногда казались им очень странными людьми. И это впечатление только усилилось, когда Джонатан на пару минут ушел в свою комнату, а вернулся тоже в дурацком рождественском свитере, только на его с некоторой долей иронии был нарисован застрявший в дымоходе Санта. — Знаешь, кажется, они над нами стебутся, — шепотом высказал свое предположение Тарби, и Льюис согласно кивнул. Но, по крайней мере, радовало то, что у их семей внезапно обнаружились настолько хорошие отношения, что все посчитали делом чести подшутить над младшим поколением. А Стив и Билли, направляясь к праздничному столу, одновременно вспомнили о том, как много-много лет назад вот точно так же вернулись в родной город на рождественские каникулы, чтобы рассказать близким людям о своих отношениях — и как с тех пор больше ни разу туда не возвращались. И Стив в этом бы никогда не признался, но он многое отдал бы за то, чтобы в тот день их с Билли семьи сами бы и сказали отчаянно трусящим парням, что уже давным-давно в курсе и рады за них, а потом все бы одели забавные красные свитера, выпили бы яичный пунш и… О таком даже мечтать было попросту глупо. Зато сейчас они с Билли могли сделать то, чего не сделали их собственные родители, и сказать, что рады за своего сына, гордятся им, что принимают и любят его таким, какой он есть. Ну, и потому что Билли вообще был не силен во всяких там проявлениях нежных чувств, то его попыткой сказать это стали рождественские свитера. Потому что… А разве может что-то лучше сказать «мы тебя любим», чем хорошая, добрая шутка? Тем более, в такой-то день. — Сказать им, что для них у нас тоже припасены свитеры? — шепотом спросила Флоренс, и Стив со смехом покачал головой: — Еще слишком рано, Фло. Это Рождество стало одним из самых счастливых для Тарби и Льюиса, они сидели рядом в окружении своих семей, держались за руки, смеялись над шутками родителей и шутили сами. А приготовленная дядей Джонатаном утка в мандаринах в этот раз даже не была настолько сухой, как в прошлые годы. Ну, а шоколадное печенье Флоренс, как, впрочем, и всегда, было просто бесподобным. Когда праздничное застолье закончилось, и все разбрелись по гостиной с бокалами яичного пунша в руках, Льюиса с Тарби все-таки заставили надеть рождественские свитера. И, в общем-то, не такая уж и плохая традиция это оказалась — Льюис выглядел просто очаровательно в красном свитере с белыми снежинками, а Тарби был даже немного счастлив, что свитера им достались одинаковые, потому что ходить в одинаковой одежде было, и правда, очень забавно. А случайный поцелуй на кухне под омелой сделал Тарби абсолютно, безоговорочно и бесконечно счастливым, и глаза Льюиса в этот момент сияли так… так, что Тарби просто не мог не повторить уже, наверное, в сотый или тысячный раз: — Я тебя люблю. — Я тебя тоже, Тарби. Кстати, ты же ведь еще не видел нашего котенка? — Котенка? — Ага, — радостно кивнул Льюис. — Он у нас бо-о-ольшой и живет на заднем дворе. Хочешь с ним познакомиться? — Давай, — пожал плечами Тарби, гадая, чем еще сегодня его сможет удивить этот дом. Тарби был почти полностью уверен, что ничем, но гигантская живая статуя из листьев в форме льва заставила его пересмотреть свои взгляды. Тарби смотрел на гладящего по гриве «котенка» Льюиса и думал о том, что самым удивительным в этом доме был все-таки сам Льюис. И о том, что Льюис никогда не перестанет его удивлять — в этом Тарби был уже совершенно точно уверен. — Знаешь, Льюис, я правда рад, что встретил тебя. Льюис отвернулся от котенка, с некоторым недоумением, нахмурившись и прикусив нижнюю губу, посмотрел на Тарби, а потом звонко рассмеялся и ответил: — Я тоже рад, что встретил тебя, Тарби! И это тоже был их маленький секрет на двоих — такой же секрет, как держаться за руки или целоваться на Рождество под омелой. Совсем небольшой секрет, от которого на душе становилось тепло.