***
У её мужа паршивое настроение. Руки Бена стискивают руль до побелевших костяшек, губы плотно сжаты. Вот мина, которую он делает, когда изо всех сил пытается не выругаться в присутствии Ханны. И Рей это неимоверно забавляет. Ей уже не сидится ровно на переднем пассажирском, но она старается не показывать, что её тоже бесит по нарастающей то, как медленно они едут. Машина ползёт с черепашьей скоростью, поэтому и без того раздражающий затор, в который они угодили, делается практически невыносимым. Рей с отчаянием опускает глаза на телефон. — «Карты Гугл» всё те же сорок минут показывают. — Она бросает быстрый взгляд на мужа, который, что ей неудивительно, глубоко вдыхает, затем медленно выдыхает, вполне явственно пытаясь успокоиться. Какой контраст с тихим, умиротворённым пением, раздающимся с задних сидений! Ханна сидит в автомобильном кресле, с планшетом Бена на коленках, её ореховые глаза прикованы к «Русалочке». Которая, с тех пор как они выехали, пошла уже по второму кругу. Рей показалось, прикольно будет взять Ханну в «Сады Каллэвэй», и Бен, пусть и растерявшийся немного в ту минуту, не стал возражать. Он был в своём кабинете, просматривал предварительные наброски к «Рыцарям Рен», когда Рей заглянула туда и упомянула вскользь о своей идее. Он тут же согласился, хотя, вспоминая об этом сейчас, Рей кажется, что Бен согласился бы на что угодно, лишь бы найти причину ненадолго сбежать от работы. Ни один из них, однако, не подумал о том, как оживлённо может быть в «Садах Каллэвэй» за три дня до Рождества. Хотя вот Ханне, кажется, всё было нипочём. Она вскидывала пальчик, хихикала, восхищалась световыми гирляндами, пусть и в толчее; словно огоньки — это не просто огоньки, но сияющие вокруг неё крошечные звёздочки, что творят картины, волшебство которых являет себя только в это время года. Видеть озарённое благоговением лицо дочери было счастьем, которого Рей доселе не испытывала. И, глядя на чуть ли не ошеломление в лице Бена, пока он разглядывал их обеих, своих жену и дочь, свою семью, Рей подумалось, что его настигло счастье, очень похожее на её собственное. Но приподнятое настроение его уже где-то час как рассосалось. На трассе из Атланты неумолимо росла пробка, по милости которой их полуторачасовая поездка превращалась в двух-с-половиной-часовую. И они все голодные. Десять минут спустя Бен доходит до ручки. — Знаете что? — шипит он. — Бля… Он сам себя обрывает. — Бляха-муха-цокотуха, да любись оно всё так и эдак. — Он включает поворотники и начинает с превеликим трудом пересекать вставшие в пробке шесть полос, чтобы свалить с трассы на ближайшем съезде. — Едем в «Вафля-Хаус».***
В «Вафля-Хаусе» не протолкнуться. Как только они заезжают на парковку, глазам Рей предстаёт очередь за столиками. Бен с тяжким вздохом встаёт на свободное парковочное место. — Пойду найду столик, вытащи пока Ханну из кресла. Рей кивает, настороженно глядя, как муж глушит мотор, вылезает из автомобиля и решительным шагом заходит в здание ресторана. Она оборачивается на своём сиденье и смотрит на дочь. — Папуля сейчас бука, ну прямо как Гринч, да? Но Ханна как раз углядела в своём окне сияющий ярко-жёлтый логотип «Вафля-Хауса». Она задыхается от восторга; крохотные ручки ослабляют хватку на Беновом планшете, и он шумно бухается на коврик в машине. Ханна болтает какие-то милые глупости о вафлях ещё минуты две — столько, сколько нужно Рей, чтобы подняться со своего места и открыть дверь со стороны дочки, чтобы до неё добраться. Она как раз помогает почти четырёхлетней малышке освободиться от ремней, когда вдруг замирает, вспоминая про тот телефонный разговор с врачом, который ненароком долетел до ушей Ханны. Рей деликатно похлопывает Ханну по плечику, привлекая внимание дочери. — Помнишь, о чём мы говорили вчера вечером, о мамином большом секрете? Ореховые глаза Ханны распахиваются шире. Она быстро кивает, отчего шоколадные кудряшки подпрыгивают у плеч. — Папе не надо знать. — Посерьёзнев, она садится ровнее в автомобильном кресле и глубоко вдыхает. — Это… Это сюрприз на Рождество. Рей улыбается и нажимает пальцем на кончик малышкиного носа. — Точно. Мы же не испортим его, не проболтаемся за ужином, да? Ханна рьяно мотает головой, чувствуя себя, по всему видно, Очень Взрослой, которой доверили весьма важное дело. Рей помогает ей выбраться из машины на прохладный воздух парковки. — Умница. Ханна берёт её за руку, и внезапно на её лице появляется выражение, очень напоминающее одно из Леиных. — Мама, можно мне вафлю с шоколадной крошкой за то, что я умница? Рей моргает, прикидывая, насколько уже поздно и что в вафле с шоколадной крошкой, должно быть, просто прорва сахара. — Ханна… — И с арахисовым маслом. — Дочка смотрит на неё её, Рей, глазами, и это просто несправедливо, сколь мало им нужно, чтобы растопить материнское сердце. Она вздыхает, не в силах сдержать улыбку. — Конечно.***
К тому времени как Рей с Ханной проходят в ресторан, Бен сидит за столиком с чашкой кофе в руке. Когда они садятся напротив него, он вымученно им улыбается и откладывает свой телефон подальше, на край стола. — Работа? — вопросительно возводит бровь Рей, помогая Ханне снять куртку; девочка мурлычет себе под нос «Часть твоего мира» из «Русалочки». Бен кивает, отхлёбывает из кружки, а затем медленно ставит её на стол. Под глазами у него мешки; он вымотан, и Рей уже опостылело наблюдать, как он загоняет себя прямо под Рождество. — Да вот, получил имэйл от редактора и… Бен хмурится и коротко мотает головой, явно недовольный тем, что тот ему сказал. Последние несколько месяцев Бен провёл, продумывая то, каким хочет видеть следующий выпуск комикса, стремясь поведать определенную историю, но не желая при этом оттолкнуть или разочаровать поклонников. Рей тянется к нему через стол и проводит кончиками пальцев по костяшкам его руки, одаривая его слабой, но успокаивающей улыбкой. — Не парься об этом сейчас. Давай просто возьмём что-нибудь поесть. И, как по заказу, у их столика появляется официантка, бойкая блондиночка в шапке Санты, с именем «Санни»* на бейджике, с ручкой и блокнотом в руках. У Бена глаза на лоб лезут, когда Рей просит для дочки, которой нет и четырёх, в почти девять вечера вафлю с шоколадной крошкой и арахисовым маслом, но он не возражает. Сам он заказывает две вафли с гарниром из картофельных оладий, а затем все поворачиваются и пытливо смотрят на Рей. — Я возьму ваш фирменный сет, — говорит она, даже не глядя в меню. — Коричневую вафлю, кукурузную кашу, омлет с сыром, тосты с изюмом и бекон. Можно сделать двойную порцию бекона? О, и можно мне на вафлю тоже шоколадную крошку и арахисового масла? Санни с улыбкой кивает, проговаривает их заказ вслух, чтобы все убедились в его правильности, а затем оборачивается к женщине-повару в эльфийской шапке на раздаче. — Кэс*, фирменный сет с… Бен таращится на жену округлившимися глазами. Он ухватывает своей ручищей кружку с кофе и едва заметно усмехается. — Голодная, а? Ханна пускается хихикать. — Мамуля реально голодная. Рей пожимает плечами и украдкой толкает дочь коленкой под столом, хотя уже и так знает, что ничего этим не добьётся. Малышка ухмыляется и, довольная, развлекается тем, что пытается отпить кофе из кружки Бена. Когда он наконец даёт ей это сделать, она давится кофе и принимается драматично причитать о том, как же он ей не нравится. — Какая гадость, папочка. Фу-у. — Так прекрати попытки отпить, — увещевает её Бен, но тон его голоса нежен и весел. Его взгляд устремляется к Рей, и, вызволяя свой кофе из рук дочери, Бен чуть приподнимает уголки губ и подмигивает жене через стол. Восторженные возгласы Ханны минуту спустя, когда перед ней ставят её райскую сахарную бомбу в виде вафли, окончательно смягчают выражение лица Бена. От этого Рей захлёстывает некое чувство — такое лёгкое, но при этом заполняющее каждый уголок души. И вот они всей семьёй принимаются за ужин.***
Поглотив почти всю свою вафлю, Ханна засыпает уже через десять минут на пути домой. Рей чуть прибавляет громкость меланхоличной рождественской песни, что льётся из магнитолы, надеясь приглушить звук разговора, который, как ей кажется, вот-вот состоится между ней и Беном. Фонари вдоль дороги освещают её мужа достаточно долго, чтобы Рей подметила взгляды, которые он то и дело бросает в её сторону. — Что не так? — спрашивает она мягко, оборачиваясь к нему и смещая тело так, чтобы быть с ним лицом к лицу, насколько это возможно. Бен тут же дёргает головой, отмахиваясь от вопроса, и Рей приходится противостоять порыву закатить глаза. — Что не так? — повторяет она, теперь уже с более настойчивой интонацией. — Ты… не в себе последние несколько недель. Думаешь, мы с Ханной не замечаем? Он снова мотает головой. — Правда, Рей, пожалуйста, не заморачивайся. У тебя и так забот полон рот из-за моей мамаши с её грёбаными хотелками непременно собраться в нашем доме в канун Рождества, со всем этим шоппингом и придумыванием подарков на всю толпу, потому что я так, мать его, помешан на… Бен осекается, явственно раздосадованный, не в силах исторгнуть из себя слова, что так сердито крутятся у него в голове. Так что Рей договаривает за него. — Потому что ты так помешан на своём комиксе, — говорит она тихо. Бен кивает, поджимает губы в своей излюбленной манере. — Хочу его закончить. — На миг он оборачивается к Рей, будто бы проверяя, отпечатался ли шок на её лице. — Хочу закончить комикс. То есть, нет, не так. Надо его закончить, потому что мне просто кажется, он… он… Рей знает, что он скажет дальше. Ей знакомо это чувство, которое он старается выразить. Оно появляется и у неё тоже, когда она рисует, когда пишет картину. Оно всегда так внезапно на неё накатывает. И тогда она в состоянии отступить на шаг от своей работы, добавив последние штрихи, по мелочи тут и там, и узреть ту как замысел, ныне претворённый в жизнь, рождённый её разумом и получивший физическую оболочку. Как идею, которой она наконец поделится с другими людьми. — Завершён. Мне кажется, он завершён. Миг оба они молчат. И это хорошо; это даёт Рей ещё несколько секунд, чтобы определиться с тем, что после этого она ему скажет. Она поворачивается к Бену, улыбаясь всё шире, но он, похоже, не замечает этого в тусклом свете, потому что бросается в объяснения. — И я знаю, что должен продолжать. Знаю, по-любому есть ещё что вытащить из вселенной «Рыцарей Рен», не говоря уже о доходе, который они приносят… — Завершён так завершён, — радостно перебивает мужа Рей, может, чуточку даже наслаждаясь оторопелым безмолвием, что воцаряется после её слов. — Что? — Бен, если твой комикс кажется тебе завершённым, значит, он завершён. Ты рассказал историю, которую хотел рассказать, и пришло время двигаться дальше. В этом нет ничего такого. — Но… — В этом нет ничего такого. Они уже подъезжают к окрестностям своего района, фоном ненавязчиво играет музыка. Бен остаётся задумчивым и тихим, пока они сворачивают на свою улицу и наконец заезжают на аллею. Рей расстёгивает ремень безопасности, когда ей в голову приходит одна мысль. — А ещё у тебя будет больше времени для того, чтобы сосредоточиться на чём-то новом.***
Бен вынимает Ханну из машины предельно аккуратно, что, в конечном счёте, не имеет значения. Весь путь до спальни Ханна остаётся в отключке, убаюканная, лёжа головой на плече у Бена, пока тот несёт её в кровать. Рей идёт за ними следом, осторожно стягивая с Ханны ботинки и куртку так, чтобы не потревожить дочь. Та не просыпается, даже когда Рей бережно накидывает ей на плечики ночнушку с Моаной. — Я поражаюсь, как она так спит, — шепчет Рей достаточно громко, чтобы муж её расслышал. — Она определённо в тебя. Рей ждёт, что он откликнется — смешком или даже раздражённым сопением — из угла, где складывает ношеную одежду Ханны в её корзину для белья. Но вот она оборачивается к нему и видит, что губы у него вновь стиснуты в линию. И ей понятно — можно даже не интересоваться, — что он опять взялся обдумывать «Рыцарей Рен», мысленно нацелившись на то, от чего ему больше всего нервотрёпки. Не так её мужу подобает проводить рождественские праздники с семьёй. Он должен быть в предвкушении. Совсем скоро, через пару ночей, они увидят всех своих друзей, подарят Ханне здоровенный набор Лего «Пещера Бэтмена», который малышка увидела два месяца назад в «Таргете» и просто растаяла. Предполагается, что это радостный праздник; что все они будут радоваться и дарить радость. А в своём теперешнем состоянии Бен, похоже, не способен ни на то, ни на другое. И внезапно Рей решается. Будут ему от неё и другие подарки рождественским утром; если этот он получит раньше, это ничего не испортит. Да и вообще, Рей надеется, что это поднимет Бену настроение. — Утром Ханна написала список для Санты, — говорит Рей как бы между прочим. Она поправляет на дочери одеяло, затем встаёт и на цыпочках проходит к детскому письменному столику рядом со шкафом. По столу разбросаны восковые мелки и фломастеры, и всё вокруг усыпано клочками бумаги. — Нам показалось, это будет весело… Она умолкает, хмурясь, когда Бен медленно выходит из комнаты Ханны и направляется к кабинету. Он будто не услышал и слова из того, что ему сказала Рей. Тихонько прикрыв за собой дверь в спальню Ханны, Рей идёт к нему. Когда она заходит, Бен уже сидит за письменным столом, уже открывает ноутбук и вытаскивает один из своих графических планшетов. Рей упирается бедром в дверной косяк. — Ты слышал меня? Он удивлённо вскидывает голову. — М-м? Извини, малая, я просто… — Не о том думаешь? Он краснеет и кивает, откидываясь на кресло и пробегаясь пятернёй по волосам. Затем он изо всех сил пытается улыбнуться, но у него ничего не выходит. — Что ты хотела мне сказать? Рей приподнимает жёлтый кусок картона. — Ханна сегодня сделала список для Санты. — Она подходит ближе и настойчиво протягивает ему картонку. — Прочти. Миг Бен недоумевает, после чего решает уступить жене. Он берёт кусок картона, смотрит на него, теперь держа его в руке. — Блёстки и наклейки с Бэтменом — миленькие штрихи. — Он откашливается. — Дорогой Санта, я хочу вкусняшек. На этом он делает паузу. — Мы просто ещё не обедали тогда, — объясняет Рей. И вот наконец его рот изгибается. — Так. Я хочу вкусняшек, Лего и… Он сощуривается — понятное дело, пытается расшифровать потуги дочери нацарапать надпись на английском. Рей уже знает, о чём там говорится. О «братике в мамином животике». Её муж смотрит на написанное, несколько раз ошеломлённо открывая и закрывая рот. Когда Бен поднимает на неё глаза, в них плещется эмоция, от которой у Рей тесно в груди. — Ты беременна? — спрашивает он, так тихо, серьёзно и нерешительно, словно ему отчаянно нужно её подтверждение, прежде чем он допустит, прежде чем позволит себе изумлённо ахнуть. Рей принимается энергично кивать, будучи не в силах прямо сейчас вымолвить хоть что-то. Чёрт, она уже плачет, и… Бен подрывается с кресла и в мгновение ока хватает Рей в охапку. Он берёт её лицо в свои большие ладони, осыпает поцелуями её щёки, брови, нос. Рей диву даётся, как же так выходит, что самые яркие вспышки счастья настигают её в местах совершенно ничем не примечательных. В кухне-кабинете, у старенького стерео. За дверью сувенирной лавки, под дождём. На заднем дворе. В тёмной комнатке, с ещё не засохшим, липким кленовым сиропом на её рождественском свитере. Она обхватывает Бена за плечи, ухмыляется ему в губы, пока он целует её, торопливо, неряшливо, чересчур взволнованный, чтобы чётко уяснить для себя, что именно хочется ему сейчас с нею сделать. Он останавливается на том, что упирается своим лбом в её и глядит на Рей с… И вот оно, в его взгляде. Радость. Та радость, которой так не хватало последние месяцы, сейчас исходит из его улыбки, из глаз, из того, с какой нежностью он обнимает Рей. Всепоглощающая радость. — Собиралась сказать тебе на Рождество, утром, — шепчет Рей в теперь уже сакральное пространство между ними, — но не смогла удержаться… — Я рад, что не смогла. — Улыбка Бена — чудесная, драгоценнейшая, лишь для неё. Лишь для Рей и их маленькой семьи. Он сжимает её в объятиях ещё крепче, если только такое возможно, поднимается поцелуями по линии челюсти до тех пор, пока губы его не оказываются у уха. — Я тебя люблю. Рей мычит, тут же говорит «Я тоже тебя люблю» в ответ. Её пальцы перебирают мягкие волоски на затылке у Бена, когда он отрывается ртом от кожи у неё за ухом. Он отстраняется, ровно настолько, чтобы суметь вновь заглянуть ей в лицо. — Ебать, а вдруг это мальчик? Рей пожимает плечом. — А вдруг это близнецы? Знаешь, они через поколение проскакивают. Паника, что мелькает на его лице, не остаётся для Рей незамеченной. — Это сказки. И пусть он пытается не выдать беспокойства, Рей всё равно едва ли не слышит, как в голове у него завертелись шестерёнки. Те самые «а вдруг». Иногда Рей кажется, что сказанное ею материализуется.***
И двадцати минут не проходит, как Рей, тяжело дыша, вытягивается на кровати рядом с мужем. Она всё ещё в испачканном кленовым сиропом рождественском свитере. Бену до того не терпелось взять её как можно скорее, что ни один из них не заморочился с тем, чтобы его стянуть. Бен поворачивается на бок, проскальзывает крепкой рукой ей под талию, притягивает к себе. Елозит носом по её волосам. — Я тут подумал. Если и правда будут близнецы — чисто гипотетически! — и, допустим, это будут мальчики, Мерри и Пиппин вообще-то хорошо… — Исключено. ________________ * Sunni и Casmé, две очаровательнейшие дамы в фандоме, которым автор делает реверанс